Операция бюрократия

Александр Заглядин, 2021

Ветеран Великой Отечественной войны Зоя Константиновна попадает в сети мошенников. Она обращается за помощью в милицию, но дело ведет коррумпированный сотрудник. Борьба с несправедливостью приводит женщину к тяжелой черепно-мозговой травме, в результате которой она впадает в кому и возвращается в боевую молодость. Санитарка Зоя Коробейникова вновь сражается на фронте со злом, облаченным в ненавистные вражеские мундиры. Но зло бывает не только в форме немецко-фашистских войск. Любовь и ненависть на войне, горе и радость, мечты простых советских солдат.

Часть вторая. Сон и правда

Зоя Коробейникова готовилась к бою. Готовилась, как могла, ведь самое страшное, что может быть на войне — это ожидание. Нет, она не была робкой и неопытной, для нее эта атака была третьей. На ее счету был спасенный красноармеец, которого она под огнем противника буквально на себе вынесла с поля боя. Это была ее гордость.

Зося, как ласково ее звали бойцы, была саниструктором одной из отдельных гвардейских рот Центрального фронта. Вообще, судьба у этой обычной русской девчонки была самая обыкновенная для тяжелого военного времени: 10-летка, комсомол, курсы ОСОАВИАХИМ с отличием, бесконечное обивание порога военкомата с просьбой «на фронт».

Подготовка санинструктора к бою была достаточно необычна: с учетом опыта, накопленного в первых боях, Зося не готовила перевязочный материал, она усердно точила простой карандаш. Он был немецкий, трофейный и очень хорошего качества, стружка с грифеля под острым ножом сходила ровно и ладно. Зоя несколько раз роняла карандаш и один раз уронила так неудачно, что на него наступил старшина хозвзвода, Кузьмичев. Несмотря на это карандаш, не пострадал. Этот маленький предмет был очень дорог для девушки: ведь подарил его веселый и жизнерадостный Ваня Черняев, рядовой разведвзвода.

При воспоминании об Иване на щеках Зоси невольно выступал румянец, ведь девушка симпатизировала солдату с первой встречи. Иван, не стесняясь никого, открыто ухаживал за Зоей, а она, видимо, отвечала ему взаимностью. В тяжелой фронтовой жизни чувства двух молодых людей были очень трогательны и невинны.

Он, как мог старался заботиться о девушке. Букетик полевых цветочков в медицинской сумке, ванильный сухарик под подушкой, маленькая плитка шоколада, сверток, с тремя кусочками сахара неловко вложенный в ладошку при мимолетной встрече.

Мимолетная встреча… Как же она важна для влюбленных сердец, всегда и везде, во все времена, даже на войне…, особенно на войне. Его незаметная улыбка и легкое подмигивание глазом, адресованные ей, только ей. В ответ еле заметное, но такое важное помахивание маленькой девичьей ладошкой, только для него…, только ему.

Она даже в бою всегда пыталась поймать взглядом его мужественную фигуру, когда возможно. Вот атака…, вот он упал, и вместе с этим ее огромное сердце резко срывалось в бездонную пропасть. Нет, ползет; вспышка автомата, его автомата; вот встал и бежит… Переживать такое трудно, да и очень часто на это просто нет времени, потому что у нее тоже есть боевая работа. На этой работе любовь к Ивану, как правило, уходила в глубину души, открывая большую ее часть для других очень тяжелых, а порой просто непереносимых чувств.

После боя в первую свободную минутку он оказывался рядом с ней, чтобы, хотя бы на мгновенье убедиться, что с ней все в порядке… Она тревожным беглым взглядом, всматриваясь в лица солдат, пыталась отыскать его. Когда их глаза встречались, он улыбался, только уголками губ, она смущалась…

Впрочем, про карандаш. Зная, насколько он дорог для девушки, Иван изобрел для него пенал. Изобретение было очень оригинальное и заключалось в обыкновенной винтовочной гильзе, как раз подходящей по размеру. Виновник близкой потери карандаша, Кузьмичев, приладил к этой гильзе деревянную пробку, после чего пенал занял достойное место в нагрудном кармане гимнастерки девушки.

— Зосенька, — вот и сейчас услышала она знакомый голос за спиной, — возьми картошеньку, свеженькая в мундире, вкуснющая…, с солью, тепленькая еще…

«Ванюшка», — подумалось девушке, — опять заботится.

— Какая картошка, Ванюша, атака вот-вот начнется, даже не оборачиваясь, — ответила она, — а я ведь карандаш не доточила.

— Да чтоб он провалился твой карандаш, нашла, о чем волноваться, — с показной сердитостью проворчал солдат.

— Нет, Ваня, карандаш в моей работе, это можно сказать главный инструмент, мне без него никак нельзя, — многозначительно посмотрев в глаза солдата, проговорила она.

Зоя была симпатичной девушкой, белокурые волосы, ладно лежали на достаточно привлекательном лице, еле заметные веснушки, нежно покрывали щеки и весело вздернутый носик. Когда она улыбалась, на щечках появлялись озорные ямочки, а большие красивые глаза наполнялись каким-то непередаваемым светом, очень похожим на блеск синего моря. Моря, в котором можно было запросто утонуть и раствориться без остатка…

Зося задумалась и вспомнила, как тащила в траншею здоровенного сибиряка — шахтера Василия Ратникова. Солдата ранило в грудь, наверное, на излете, поэтому он сам проделал большую часть ее работы. Когда она начала эвакуацию, он усиленно помогал ей, яростно отталкиваясь ногами от земли, при этом издавая такие пронзительные звуки, как будто работал над чем-то очень-очень серьезным.

Зоя представила его в шахте, большого, сильного, наверное, похожего на героя Стаханова. И эти размеренные звуки напоминали ритмичную музыку, издаваемую при взмахе кирки или движении вагонетки.

— Спасибо, доченька, — шепнул ей шахтер, когда они двумя «кульками» скатились в окоп. И только лишь чьи-то сильные руки выхватили у нее раненого, Зося испытала не просто облегчение, она почувствовала себя Героем. Она выполнила свою работу, она сделала то, ради чего пришла на фронт — СПАСЛА СОЛДАТА, и уже неважна стала ей отчетность, и уже азартно, вскочив на бруствер, Зоя перебежками побежала туда, где она была нужнее всего, где могли быть раненые красноармейцы…

В оборонительных боях Зоя участвовала тоже активно. За свою недолгую службу она успела перевязать нескольких солдат, одного командира, одного танкиста и даже пленного гитлеровца. Немец был ранен тяжело, в живот. Самое главное, даже хорошо зная, что он враг, что он убивал ее товарищей, хорошо представляя, чем он занимался в захваченных советских деревнях, Зоя не почувствовала ненависти. Она просто в очередной раз делала свою работу и видела в нем только раненого человека. Девушка посмотрела в глаза противника и заметила боль и испуг, а затем вдруг представила, что у него есть жена и дети, и только от нее, от красноармейца Коробейниковой, зависит, вернется ли этот фашист к своей семье…

Перед очередным боем, она, словно пружина, готовилась к своей, уже успевшей полюбиться работе. Работе такой нужной, настолько милосердной, что и неважен был уже вкус дурманяще пахнувшей картошки, принесенной заботливым Иваном. Девушка была готова к атаке: вот острый карандаш, вот медицинская сумка, предусмотрительно застегнутая только на один шпинек, вот он ненавистный блокнот, с веселым беззаботным снеговиком на обложке…

–…ТО-О-О-ВСЬ, — вдруг как-то стремительным перекатом солдатских голосов прокатилось по траншее.

Она осмотрелась вокруг, пытаясь поймать хоть чей-то взгляд, однако люди себе уже не принадлежали. Кто-то нервно клацал предохранителем трофейного автомата, кто-то дергал непослушную застежку каски. Где-то вдали несколько голосов пытались напевать какую-то очень знакомую мелодию. Повсюду был слышен шум затворов и знакомые щелчки пристегивающихся штыков…

— Присели, присели, братцы, сейчас начнется, боги войны покажут себя, приготовились, приготовились, — прямо на бегу повторял взводный. Еще совсем молоденький, всего на два — три года старше Зои, вчерашний выпускник курсов комсостава. Однако в глазах санинструктора он был опытный вояка с красной нашивкой и блестящей медалью «За отвагу» на груди. Ее младший лейтенант Кузнецов надевал только перед боем и носил, как талисман, бережно начищая в тягостные минуты ожидания.

С КП бежит, — подумалось девушке, — видимо и вправду, с минуты на минуту…, — не успела додумать она, как все небо разорвалось вспышками молний.

— Зевс злится на фашистов проклятых, — думалось ей, любительнице греческой мифологии, — дайте, дайте им, ребята, — вспомнила она веселую батарею приданных артиллеристов.

Они в самом деле были веселые, и даже из боя всегда выходили с песней. Вот и неделю назад, когда из окружения вырывалась немецкая часть, неожиданно свалившаяся на Зоину роту, «боги войны» как-то очень проворно развернули орудия и метким огнем уничтожили сразу несколько вражеских танков и бронемашин. А как только противник пропал из поля зрения, вся батарея разом затянула песню из любимого Зоиного фильма «Веселые ребята», и непросто так, а под аккомпанемент баяна. К ним сразу же присоединились разведчики и даже суровый обычно комбат подпевал, не отрываясь от окуляров подзорной трубы.

Вот и сейчас раскаты залпов почему-то казались Зое какой-то нечеловеческой мощью. Сразу представился седой могучий старик с верхушки неземной горы, метко бросающий на противника сгустки энергии.

— Давай, давай, родненький, — думалось девушке — всыпь им сволочам, давай побольше…, — впрочем, артподготовка закончилась так же неожиданно, как и началась.

— З-а-а-а…ОДИН-У-У-У! З-а-а-а — …Т-АЛИН-А-А-А, В-П-Е-Р-Е-Е-Д! — раздался резкий, пронзительный и очень властный крик, знакомого голоса. Перед окопами, сжимая в вытянутой руке пистолет, лицом к подчиненным, стоял командир батальона.

Зоя дважды уже видела этого отважного человека, в такую грозную и решающую минуту. Девушка с замиранием сердца и восхищением смотрела на стоящего перед ними самого мужественного воина, очень похожего на былинного богатыря. Вот так стоять в полный рост у всех на виду, ждать в любую секунду пулю и все равно пренебрегать смертью. Кто способен на это? Кто может за несколько коротких мгновений вселить в своих людей непобедимую веру и повести за собой на верную гибель?

На волевом лице комбата читались ярость, непоколебимая решимость и справедливая злость, которые, невольно передавались всем бойцам батальона. Он плавно развернулся, сделал шаг вперед, уверенный, что он не один, что за ним Красная Армия, Советский народ и вся его Великая Родина…

А дальше, сотни сильных мужских голосов слились в синхронный устрашающий рев — …Р-А-А-А-А. Звук силился, выдавая накал страсти, овладевшей людьми, которые уже перестали быть личностями и образовали единое воинство, готовое в стремительном порыве преодолеть несколько сотен метров и вцепиться в врага.

Она знала, что дальше будет страшно… Девушка уже видела картину после боя и представляла, как выглядят еще не успевшие застыть лица погибших товарищей, как трясутся в тишине руки солдата, пытающегося прикурить самокрутку. Она видела испуганных пленных и слышала возбужденные команды сержантов.

Зоя представляла глаза ротного, который настойчиво кричал в трубку — «Байкал, Байкал я — Сосна, ответьте Сосне», — и слышала приглушенные стоны раненого красноармейца. Девушка знала, что будет дальше…, но она не могла знать результаты боя. И сейчас, глядя на эти родные солдатские лица, напряженные при рывках из безопасной траншеи, на их глаза…, на их спины, она могла мечтать только об одном, чтобы они все, все эти мужчины, отцы и сыновья ответили на перекличке после боя.

Ей очень хотелось, чтобы не было у нее сегодня работы, чтобы ни один из этих, дорогих ее сердцу знакомых и незнакомых людей не нуждался в ее помощи. Чтобы они все остались живы и подпевали веселым артиллеристам, и чтобы Ваня…, ее Ваня принес картошку в мундире. Господи, только бы он принес ей эту картошку… после этого страшного, смертельного боя.

Рывок роты был потрясающим по военным меркам. Каждый солдат независимо от опыта, накопленного в боях или на учебных пунктах, знал, что эти первые после артподготовки секунды, пока еще не рассеялась мгла перепаханной снарядами земли, пока враг не пришел в себя и не открыл огонь, надо бежать, нужен бросок и напор. Рота, видимо, очень умело совершила свой марш, потому что, когда немцы открыли стрельбу, остановить красноармейцев было уже невозможно.

— Пора, — сказала сама себе девушка, когда стрельба началась в траншеях противника. Хрупкая фигурка взметнулась над окопами. Она пошла синхронно всем санинструкторам, вот справа — Лена Карпова, слева — Тамара Привалова.

— Молодец, Зоя, — похвалила она сама себя девушка, — значит, я вовремя.

На пути у нее попадались воронки, бугорки и другие складки местности, но она не замечала их. Она бежала от одного бугорка (в красноармейской гимнастерке) к другому. Девушка бежала от солдата к солдату. Слезы текли по щекам, от обиды за то, что война отбирает у людей все, что у них есть, отбирает самое дорогое — жизнь. Вот Валера, вот Михалыч, вот новенький из пополнения, совсем молоденький солдатик в смешных очках, который сразу поразил всех великолепной игрой на губной гармошке.

Зоя останавливалась возле лежащих солдат, чтобы убедиться, что помощь им уже не нужна. Вдруг она почувствовала или ощутила краем сознания, что вот здесь, вот от сосенки…

— Сестра, сестра…, — раздался приглушенный мужской голос.

— Ну где ты? Где ты…, где? — яростно билась настойчивая мысль.

— Где ты, милый? — Зоя услышала очень похожий на свой голос…, — где ТЫ??? Вот он стон, вот он, Зоя неслась со всех ног, где-то совсем рядом просвистела пуля, но девушка не обратила на нее никакого внимания.

— Я ЗДЕСЬ, я здесь, мой хороший, я спасу…, я спасу тебя, мой герой, — она нежно смотрела в глаза раненому солдату, а руки уже начали делать ЕЕ работу. Они больше не принадлежали ей, они были отдельно и, наверное, это было сейчас самое главное.

Зоя видела себя как будто со стороны, вот она расстегнула шпинек на медицинской сумке, вот он проклятый блокнот! На обложке снеговик…, предатель снеговик…, вот карандаш. Господи, почему же он падает из рук? Почему???

–…Т-Р-А, — прошептал солдат, — …О-И-Н-Ь-К-А,…О-М-О-Г-И,…Л-У-Й-С-Т-А!

— Сейчас, сейчас, мой хороший, — быстро сказала девушка, — потерпи, потерпи чуть-чуть, я очень-очень быстро. Я спасу тебя мой…, ты только мой! Я спасу тебя, — предательски побежали слезы, и она попыталась себя пересилить, нужно было спасать человека.

Работа санинструктора началась, Зоя умело расстегнула гимнастерку раненого, оценила рану, очень быстро достала из сумки ватный тампон и аккуратно приложила его к входному отверстию. Рана была большой…

— Видимо пулеметная, — подумалось девушке, — господи, почему же ты так кровоточишь? — Держи, держи, мой родной, — Зоя взяла руку раненого и прижала ее к ране, а дальше произошло, то, чего не могло быть НИКАК, то что не придумаешь даже в самом кошмарном сне…, вместо помощи девушка ОТКРЫЛА свой блокнот. Да…, да…, да именно БЛОКНОТ и уверенным движением начала:

СПРАВКА-ДОКЛАД, название документа… 22 апреля 1943 года, я, санинструктор… рядовая З.К. Коробейникова, (почему у меня такая длинная фамилия?) — в 13.23, после артиллерийской подготовки, примерно в 200 метрах от опорного пункта роты, обнаружила раненого, рядового. — Где, где твоя красноармейская книжка, где она? Вот, вот она…, рядового Васина Олега Павловича, 1914 г.р., положение тела — естественное, головой в сторону фронта. Кожный покров и видимые слизистые бледно-розового цвета, в сознании, дыхание частое, поверхностное. Речь прерывиста, изо рта выделяется пенистое содержимое с примесью крови. Проникающее огнестрельное ранение верхней трети левой половины грудной клетки. Предположительно ружейно-пулеметное, калибра 7,62 мм, кровопотеря обильная. — Сейчас, сейчас я уже все, потерпи мой хороший, я все…

Солдат понимающе моргнул глазами и застонал, поправил тампон и потерял сознание…

Все надо завершать, надо заканчивать, — подумалось девушке. Дата подпись, другой лист, быстрее, быстрей Зоя! — ПЛАН — название документа…ну здесь быстро… по оказанию первой доврачебной медицинской помощи…, первый пункт, второй, третий, быстрей, быстрей, дата, подпись.

— ПРЕДЛОЖЕНИЯ — название документа… по оказанию первой медицинской помощи в условиях военно-полевой хирургии… я, санинструктор… рядовая З.К. Коробейникова, на основании осмотра раны рядового Васина О.П. предлагаю, ну…, неужели врачи не смогут без моих предложений, ну кому же это надо, КОМУ? Все закончила: дата, подпись, следующий лист, проклятый следующий лист, следующий документ…

РАСЧЕТ — ОБОСНОВАНИЕ — название документа… использования перевязочного материала… Я, санинструктор… рядовая З.К. Коробейникова, предлагаю… Быстро, быстро, дата, подпись, все крайний, крайний, последний. Потерпи, Олеженька, я уже, я уже ОТЧЕТ — название документа… о проделанной работе… Я, санинструктор…, да будьте Вы прокляты, чертовы бумажки… да кто же ВАС выдумал, КТО? Дата, подпись, все, все! Ненавистный блокнот лег рядом с солдатом, а безразличный ко всему снеговик, молча смотрел на то, как санитарка очень старательно перевязала раненого, потратив на это считанные минуты.

Солдат в сознание не приходил, и Зоя осторожно, перевернув его на плащ-накидку, начала эвакуацию, она очень спешила, ведь время, потраченное на отработку документов, нужно было как-то компенсировать. Работа ее была очень трудна, но она не чувствовала тяжести. Не было даже мыслей, и только возле окопа она вдруг поняла, что идет чуть не в полный рост. Да и ладно, ведь уже почти закончила, только бы он выжил, только бы все это было не напрасно, живи, Олег, просто живи…

Конец ознакомительного фрагмента.