Демон против правил

Александр Верт, 2021

Он знает свое место, хорошо воспитан, но не подчинен. Его длинный во всех смыслах язык способен свести с ума. Ни один артефакт так и не смог по-настоящему его сломить, и потому он был готов умереть следом за своим господином, но его дочь сломала все планы. Она демоноборка, та что ненавидит демонов-рабов. Она была уверена, что никогда не оставит при себе ни одного из них, но этот оказался слишком уникальным. Отказать себе в удовольствии поиграть, подразнить демона в цепях она не смогла и… доигралась.

Глава 2. Тайны и артефакты

Малодушно и трусливо бросив раба одного, Витория принялась уговаривать себя, что это все ради него же, а то вдруг она что-то опять испортит. Походила по коридору, успокоилась. Заглянула в кабинет, убедилась, что плеть никак не реагируют на ее метания, раб кусает губы, но не дергается, терпит, как ей показалось, из упрямства. Ей хотелось даже спросить выдержит ли он, но, осознав, что это глупо, Витория поспешила в библиотеку искать записи. С этого надо было начинать, но лучше сделать это теперь, чем позже. После случившегося она точно не может избавиться от демона, совесть не позволит.

Нужные записи Витория нашла довольно быстро, просто знала, где искать. Прибежала в библиотеку, прошла в тайную ее часть, нашла полку с книгами про артефакты, заставила себя убедиться, что все правильно помнит об обычном ошейнике подчинения, а затем стала просматривать все книги на полке, пока не нашла исписанную отцом толстую записную книжку. Там было много разных записей, формул, правил, а потом и вовсе нашелся целый раздел, так и названный — «ошейник Экатора». Там нашлось все: правила ограничения, условия перерасчета его проступков в удары и даже работа плети пояснялась. Все действительно было завязано на эмоциях господина, мол, если проступок вызывает эмоции, значит он заслуживает большего наказания, чем тот, от которого нет никаких эмоций. Логично и в то же время гадко. К такому она была не готова, потому очень обрадовалась, когда нашла инструкцию о том, как этот счетчик отключить и убрать правила, не уничтожить, а выключить, что тоже было не малой радостью.

Решила в первую очередь сделать это, затем, видимо, оставить раба в покое, потому что ей казалось, что он едва ли будет в сознании, когда она вернется.

Подойдя к кабинету, Витория прислушалась. Свиста плети и режущих слух шлепков не было слышно, стонов тоже.

«Или отключился, или умер, никак иначе», — со вздохом решила Витория и все же открыла дверь.

Она была уверена, что раб, которого почти не бил отец, явная неженка, но тот даже не думал терять сознание. Он так и стоял у стены, только теперь локтями оперся о стену, сложил руки, уронил голову и тяжело дышал.

Подобная картина для Витории была совершенно неожиданной. В очередной раз осознав, что она о нем не подумала, а ведь могла заранее дать приказ, что делать, знает ведь, что ни о каком самоволии речи быть не должно у безвольного раба, но этот ведь, очевидно, не такой…

Ничего не понимая, она все же признала вслух то, что думала:

— А ты молодец, очень хорошо держишься, не ожидала…

Он вдруг вздрогнул и посмотрел на нее по-настоящему испуганно и настороженно.

Витории казалось, что раз уж он способен оценивать происходящее, он может знать и ее мнение о собственном поведении, но по его реакции явно поняла, что подобные мысли ее отцу в голову не приходили. Тут же сделав невозмутимый вид, она велела:

— Не двигайся, я тебя немного осмотрю.

Разум тут же отметил, что пояснять свой приказ она не должна была, но вид избитой спины, ягодиц и бедер заставил ее забыть о таких мелочах, как собственная болтовня. От тела демона ощутимо шел жар. Белые полосы, пересекаясь, рассыпались мелкими багровыми точками прямо под кожей, кровавые следы покрылись коркой. Насколько это больно, она решила не думать, но и убегать от этого ощущения не стала. Протянула вперед руку, закрыла глаза и ощутила все на себе, тут же скривилась от жгучей боли и едва не застонала, но быстро убрала руку. Выходить из строя, не покончив с делами, еще и из-за чужой боли, она точно не могла.

Подождав, пока чужие ощущения исчезнут, она осторожно коснулась шеи раба там, где прятался невидимый сейчас ошейник, тот сразу возник и продемонстрировал свою страшную бляшку, к счастью пустую.

Экатор все же дернулся, попытался обернуться, но, видимо, передумал и только зубы сжал так, что Витория услышала их скрежет.

— Не двигайся, — повторила она и все же пояснила: — Я хочу снять правила и отключить счет, пока ты не привыкнешь ко мне, это явно будет излишне.

Она не забывала, что пояснять ничего не обязана, но поступать так с разумным существом, пострадавшим без вины, совсем не хотела, потому даже обрадовалась, заметив, как раб немного расслабился и даже дышать стал ровнее от такой новости.

Поглядывая в книгу, чтобы точно ничего не напутать, Витория убедилась, что ошейник не просто надет, а вживлен в тело раба, да так, что его энергетические нити расходятся по всему телу. Она сделала руны на ошейнике видимыми и отключила каждую строго по инструкции. Затем коснулась пластинки, и ошейник снова исчез.

— Теперь он работает, как обычный, знаешь как это?

Раб кивнул.

— Хорошо, теперь можешь говорить. Я разрешаю.

Он звучно выдохнул, потом не то вздохнул, не то всхлипнул и сказал:

— Спасибо.

Благодарность больно резанула Виторию, но виду она не подала. Отступив от раба и нервно закусив губу, она думала, как облегчить его страдания, но не была уверена, что лечению такие раны поддаются, слишком туманно это описывалось в отцовском блокноте.

— Тебя можно лечить? — спросила она, осознавая весь ужас таких вопросов в адрес раба.

— Бесполезно, — ответил Экатор тихим сиплым голосом, даже не пытаясь шевелиться.

— Сколько времени тебе понадобится, чтобы полностью восстановиться? — продолжала Витория свой допрос по делу, не зная даже, куда его теперь в таком состоянии деть.

— Дня два, может три. Я не уверен, — ответил Экатор и вдруг испуганно добавил: — Госпожа.

Он явно запоздало понял, что упустил это обращение и не один раз, только Витория не думала злиться и придираться к таким мелочам. Сама забыла, что так положено.

Пройдя по комнате и так ничего и не придумав, она задала вопрос, который сама считала идиотским:

— Что мне приказать, чтобы тебе стало легче?

Экатор почти ошарашенно посмотрел на нее, все же обернувшись с тихим стоном. Смысла вопроса он совершенно не понимал, а Витория решила идти на крайние меры, раз уж все равно натворила все, что только могла.

— Я никогда наказанием рабов не занималась, без понятия как вообще это делают и что мне надо сделать сейчас, когда все закончилось, а я при этом хочу, чтобы тебе было не очень больно, понимаешь?

Спросила и сама почувствовала себя полной дурой. Рабы в ее жизни были живой мебелью, выполняющей домашнюю работу. Она приказывала им — они делали. Хорошо, плохо? Она даже не вникала. Они не говорили, если их не спрашивали, и строго исполняли отцовский распорядок дня, настолько точно, что чаще всего даже приказы не требовались, но она знала, что лишенные воли демоны не способны даже поесть, если им это не приказать, будь они хоть сотню дней голодны и находясь в окружении еды. То же даже со сном. Теперь она делала немыслимое — просила подсказку у одного из таких существ, не совсем безвольного, но все же совершенно пустыми глазами на нее смотревшего.

Витория была готова тяжело вздохнуть, позвать управляющего и попросить помощи, но Экатор все же заговорил медленно и неуверенно:

— Ваш отец обычно просто приказывает мне одеться и уйти к себе в коморку возле библиотеки или продолжать работать.

Пока он говорил, прислушивался не то к себе, не то к ошейнику и будто ожидал чего-то. Оно не случалось, а он не мог понять радоваться этому или опасаться.

Подумав немного, он опустил голову и добавил:

— Больно все равно будет, но главное нового наказания не заслужить, остальное не страшно.

Витории захотелось пообещать, что никаких наказаний не будет, но она тут же спохватилась и заткнула себя на полувдохе, понимая, что с такими заявлениями она точно послушания не добьется, а непослушный раб рядом — последнее, что вообще кому-нибудь может быть нужно.

— Тогда можешь одеваться и идти к себе, если что я позову, — сказала она и поняла, что свой авторитет госпожи она добила окончательно позорным «если что».

Экатор неспешно шагнул к своей одежде, а Витория поспешно отвернулась, рассматривать обнаженного раба она совершенно не собиралась даже украдкой. Сейчас надо было успокоиться и подумать, как установить четкие правила в жизни навязанного ей в наследство раба с дефектом, а тому видимо не терпелось подчеркнуть свою особенность, и он внезапно подал голос:

— Госпожа…

Витория обернулась почти зло, но сразу смилостивилась, увидев жертву своей бестолковости одетой и стоявшей на коленях у кресла.

— Чего тебе? — спросила Витория, понимая, что могла опять чего-нибудь упустить.

— Я могу спросить?

«Ты уже спрашиваешь!» — раздраженно подумала Витория, все еще злясь на себя, но строго ответила:

— Спроси.

— Вы оставите меня при себе?

— Конечно, оставлю! — совсем зло, ответила будущая демоноборка.

Раб вдруг склонился к полу, подложив под лоб свои ладошки. Решив, что сейчас начнутся идиотские благодарности, Витория заранее закатила глаза, но раб ее удивил.

— Если вы меня оставите, умоляю вас, лучше запретите мне говорить, — сказал он внезапно. — Вам не будет нравится то, что я говорю, и вы будете злиться. Я и так вам не нужен, а если буду еще и раздражать, то шансов выжить у меня не останется.

Витория ошарашенно моргнула, поражаясь такой логике, а как на нее реагировать, не знала. В ее мире у рабов нет логики, только приказы. К таким крушениям реальности после похорон отца она была совершенно не готова.

— Если хватает воли для того, чтобы болтать, хватит и на то, чтобы это контролировать, — строго ответила она, просто чтобы пресечь дальнейшие разговоры и получить возможность все обдумать без раба рядом.

Только он то ли не понял намека, то ли намеков не понимал вовсе. Поднял на нее умоляющие глаза, скривился и прошептал:

— Шутите? После ста лет молчания и контролировать, я же…

Он осекся, опустил голову и произнес.

— Я уже говорю то, что вам не нравится.

Витория нахмурилась. Сам факт этого разговора ее злил. Своих эмоций она решила не скрывать и четко заявила:

— Мои приказы не должны обсуждаться!

Раб посмотрел на нее испуганно, тут же закрыл рот и снова коснулся лбом сложенных на полу ладошек.

— Да, госпожа, — ответил он тихо уже в таком положении.

Витория же строго продолжала:

— А теперь встал и ушел к себе, я и так потратила на тебя много времени.

Экатор робко посмотрел на нее, хотел, видимо, что-то сказать, но только поджал губы, встал осторожно, но не выражая никакого недовольства, и шагнул к двери, только тут Витория внезапно вспомнила, почему вспылила, и остановила его:

— Постой, а что это за придурковатое кивание было, когда я сказала о твоем мире?

Экатор обернулся и на лице у него появилась самая настоящая обида, словно все что было до являлось нормальным, а теперь она его оскорбила своим вопросом.

— Почему придурковатое? — очень тихо спросил раб, глядя на нее огромными обиженными глазами ребенка, у которого отобрали конфеты.

— Рабы ничего не помнят о своей родине, — безапелляционно заявила Витория.

Красные глаза Экатора округлились.

— Вы не читали мои документы? — спросил он с ужасом.

Витория только глаза прикрыла, понимая, что теперь всю степень ее невежества понял даже раб, но к столу шагнула, чтобы посмотреть на бумаги.

«Призван в возрасте пятнадцати лет», — гласила соответствующая графа и заставляла Виторию только рот открыть от изумления. Она-то точно знала, что отец и в три года считал демона слишком взрослым, а тут пятнадцать, но и ошибок в своих бумагах покойный Лио-Йен не допускал.

Не успела Витория осознать увиденное, а раб снова подал голос, только теперь уже очень учтиво, без обиды и недоумения.

— Это самые не важные из записей, — сообщил он. — Есть важнее и подробнее. Ваш отец писал о создании раба, вроде меня.

Виторию от такой формулировки передернуло, хотя она прекрасно понимала. Ее отец создавал рабов, иного определения быть не могло. Призывал, подчинял, воспитывал и продавал их, как безупречных слуг для умных магов, при этом никогда всерьез не заботился, кто именно покупатель и для чего ему раб, а потом после зверств очередного идиота приходится вызывать отряд демоноборцев, чтобы избавились от обезумевшего опасного раба. Только теперь она подумала, что, если этот раб останется при ней, ему тоже придется насмотреться, хотя, быть может, и здесь он видел предостаточно.

Тем временем Экатор подошел к картине, за которой прятался сейф, коснулся ее, чтобы снять, но вдруг замер. Ошейник на нем вспыхнул и, окатив его коротким, но болезненным разрядом, снова исчез. Витория только поморщилась, видя, как раб осторожно убирает руки от картины.

— Простите, госпожа, — дрогнувшим голосом прошептал он, зажмурившись. — Прежде мне было разрешено свободно перемещаться по кабинету и брать любые бумаги, которые нужны для дела. Это не считалось самоволием, поэтому я… Простите.

Витория только хмыкнула, радуясь, что на этот раз он сам виноват, а она совсем тут ни при чем.

— Ты можешь открыть отцовский сейф, несмотря на магическую печать на нем? — спросила она.

— Да, госпожа.

— И ты можешь дать мне его записи, о которых говорил? — с любопытством спросила она, помня, что забрала из сейфа все бумаги и теперь они лежат на столе, но раб то ли этого не заметил, то ли думал о чем-то еще.

— Да, госпожа, — отвечал он без сомнений.

— Ну давай, доставай, — почти смеясь, приказала Витория, скрестив руки у груди.

Она уже и сама не понимала почему веселится, потому была готова списать это на переизбыток нервного напряжения.

Экатор кивнул, спокойно снял картину, закрыл глаза, сделал вдох и провел рукой над стеной. Морок, закрывающий дверцу сейфа, тут же исчез, а защитная печать красным цветом проступила в воздухе.

«Низшие так точно не умеют», — присвистнув, подумала Витория, но Экатор не обратил на нее никакого внимания.

Он неспешно открыл глаза. Взгляд его сильно изменился. Зрачки сузились до едва различимых черных полос. Алая радужка засверкала. Он коснулся рун печати и стал передвигать их в соответствии с защитным шифром замка, затем уверенным движением руки активировал печать. Дверь сейфа распахнулась.

Верхняя полка, хранившая артефакты, была закрыта еще одной дверцей с защитными рунами. Нижняя полка была пуста. Здесь и лежали бумаги.

Витория заранее усмехнулась, ожидая дальнейших действий. Была готова даже рассмеяться, по-доброму сказать рабу, что он «дурачок», и выставить уже вон, но тут же осеклась. Нажав что-то в глубинах сейфа, Экатор вынул нижнюю полку, под которой оказалась еще одна, с записными книжками.

— Неси все сюда, — тут же велела ему Витория, не выдавая голосом своего изумления.

Она бы такой тайник явно не нашла.

Экатор достал три записные книжки, старую тетрадь и как-то замялся, подумал немного и все же заговорил:

— Здесь еще книга с защитой, к которой мне запрещено прикасаться.

— И что будет, если прикоснешься? — чисто из любопытства спросила Витория.

— Не знаю, — испуганно ответил Экатор, посмотрел на нее жалобно и спросил: — Хотите, чтобы я проверил?

— Нет, — скорее испуганно, чем уверенно ответила Витория, боясь понять, откуда у него могла возникнуть такая мысль.

Она сама подошла к сейфу и взглянула на то, что осталось на полке. Книга призыва, перевязанная цепью, лежала на скрытой полке. Разумеется, рабу ее не стоило трогать. Демон, коснувшийся книги призыва, чаще всего совершенно случайно открывает портал в ту точку, откуда его призвали, а что с ним сделала бы защита, сейчас было совершенно не важно.

Витория забрала у него бумаги и велела:

— Закрой тут все.

Экатор только кивнул, вернул на место полку. Скрытые замки в дальних углах тихо щелкнули. Дверь сейфа закрылась. Вспыхнула печать, сама вернула руну на исходную и исчезла, сменившись мороком ровной ничем не измененной стены.

— В серой он писал обо мне, — тихо сообщил Экатор, вешая картину на место, кажется, неосведомленность Витории он просто принял к сведению. — В коричневой — о делах питомника, в основном результаты торгов. В черной — о других исследованиях в области подчинения демонов. Что в тетради я не знаю.

Витория кивнула. На самом деле она была благодарна ему за такую информацию, но опасалась выражать эти чувства, раз уж даже искреннее одобрение вызывает в нем недоумение.

— Я изучу это после, — сказала она, положив бумаги на стол. — Теперь можешь идти.

Экатор кивнул немного растерянно и снова зашагал к двери, но Витория вновь его остановила:

— Постой, ты в состоянии эти два дня сам о себе позаботиться?

Экатор обернулся и с полным непониманием посмотрел на нее, словно она вдруг заговорила на совершенно непонятном для него языке.

— Я про еду, сон и прочее. Мне некогда будет следить за этим, — устало фыркнула Витория, уже даже не пытаясь играть роль хорошей госпожи, точно знающей, что она делает, в конце концов, даже идиоту было ясно, что ничего она не знает.

— Это ваш приказ? — неуверенно спросил Экатор, явно ничего не понимая.

— Ну, да, мне надо, чтобы ты позаботился о себе сам. Как-то же ты здесь жил раньше…

— Да-а-а, — неуверенно ответил Экатор, отвернулся чтобы выйти, но снова обернулся и спросил с надеждой: — Можно я просто как остальные буду жить по старому распорядку?

— Да, именно это мне и нужно! — радостно ответила Витория, поздно осознав, что у всех рабов ее отца все давно расписано строго по часам, включая завтрак, обед, ужин, сон и гигиенические процедуры.

— Спасибо, — с явным облегчением выдохнул Экатор, поклонился и тихо вышел, скорее даже вытек из кабинета в коридор.

Витория вздохнула с еще большим облегчением и устало посмотрела на стол, заваленный бумагами. Предстоящая работа ей казалась бесконечной.

⁂

Вечером, решив, что бумаг с нее на сегодня хватит, Витория вспомнила про Экатора.

«Надо бы на него посмотреть, — сказала она себе. — Досталось ему знатно и хоть он держался хорошо, а к таким побоям явно был не приучен, мало ли, в каком он теперь состоянии. Может, при мне храбрился, а теперь с лихорадкой лежит. С низшего станется… хотя он вряд ли низший».

Поняв, что она так и не изучила записи отца об особенном рабе и даже серую записную книжку с собой не взяла, Витория вышла из кабинета и направилась в сторону библиотеки, догадываясь, какая дверь могла вести в ту самую «каморку», как выразился раб.

Открыв ее, она изумилась. Комнатка действительно была маленькой, но, кроме необходимой кровати и небольшого комода с одеждой, здесь был еще и стол и даже полка с книгами, зато самого раба не было.

Чистота и порядок ее не удивляли. Сталось бы с отца спрашивать за любую пылинку в собственной комнате, а вот книги об истории, финансах и два словаря ее окончательно выбили с толку. Все выглядело так, словно она имела дело с личным помощником ее отца, а не рабом. Два этих статуса в ее голове были совершенно не совместимы, но, учитывая особенность Экатора, можно было предполагать уже что угодно.

Выйдя из комнаты, она снова осмотрелась и внезапно увидела раба, быстрым шагом пересекавшего коридор. Он уверенно направлялся в сторону личных покоев семейства Лио-Йен. Окончательно озадаченная Витория последовала за ним, решив поначалу, что он может просто искать ее, но, увидев, что он открыл дверь отцовской спальни и тяжело вздохнул, опешила.

— Райз, так и знал, — прошептал он устало. — Он мертв, Райз, а значит больше не придет.

С этими словами он шагнул в спальню, где тут же зажегся свет.

Витория поспешила к двери и услышала то, что выбило ее из равновесия.

— Застели кровать, — четко и ясно прозвучал голос ее отца.

Сердце у Витории оборвалось, и она бросилась к двери и обомлела.

Раб с красноватой кожей послушно застилала кровать, а Экатор смотрел на нее со строгим хладнокровием господина и продолжал голосом покойного хозяина дома:

— Отныне в этой комнате ты будешь убирать так же, как в гостевых.

Раб поклонилась.

— Вышла, — тут же приказал Экатор, заставив Виторию лишиться дара речи, а потом тут же вспыхнуть от гнева и возмущения.

— Это что такое было?! — рявкнула она, как только покорный раб покинула спальню.

Экатор посмотрел на нее растерянно и молча опустился на колени, будто внезапно опомнился и одну роль сменил на другую, с видом настолько равнодушным, будто ничего странного сейчас не произошло.

У Витории даже голова закружилась от увиденного. Мало того, что от голоса покойного отца, с утратой которого она за время его болезни худо-бедно смирилась, у нее все внутри содрогнулось, так еще перед ней было какое-то чудовище. Как раб может приказывать другому рабу с видом господина?

— Объяснись! — потребовала она, понимая, что Экатор явно не спешит что-то говорить.

Раб поднял на нее глаза, растерянно осмотрел комнату, потом, словно что-то осознав, успокоился и заговорил:

— Это часть моей работы, госпожа. В отсутствие вашего батюшки я обязан следить за другими рабами и корректировать их приказы, если это требуется. Например, сейчас Райз, следуя старому приказу, расстилала постель вашего отца. В этом действии нет никакого смысла, — он запнулся. — Это можно было и оставить, но я подумал, что это жестоко по отношению к памяти покойного господина.

— Ты в курсе, что не должен думать? — раздраженно спросила Витория, так и не решив, верит она ему или нет.

— Простите, — растерянно ответил Экатор, вновь опустив голову.

— Почему я не видела тебя раньше? — спросила Витория.

— Вы видели меня два раза, — невозмутимо ответил Экатор. — Когда были совсем маленькой в подземелье и сразу после поступления в академию. Когда вы вернулись домой, я был в гостиной, но господин сразу меня отослал.

Витория призадумалась. Про первый случай она что-то вспомнить не смогла, а вот второй встал у нее перед глазами. Экатор действительно сидел у ног отца, опустил голову, когда она появилась, а затем по приказу отца забрал папку и ушел в кабинет. Видимо, там он и проводил почти все время, когда Витория бывала дома.

— Допустим, — выдохнула она, хмурясь. — И много ты сегодня наприказывал?

— Ничего особенного, — растерялся Экатор. — Отменил завтрак для вашего отца. Его обычно приносили в комнату рано утром…

— Утром? — переспросила Витория. — Там еще работал счетчик и как ты мог говорить…

— Он не считает то, что я произношу голосом господина, — очень испуганно ответил Экатор. — Ну, вы поймите. За рабами кто-то должен присматривать. Господин управляющий не может всегда смотреть за делами в доме, а если раб попадет в ситуацию, где не сможет выполнить приказ… это хуже смерти. Должен же кто-то за этим следить, а я, когда нет вашего отца больше, ни для чего не нужен.

— За рабами следить говоришь, — хмыкнула Витория. — А кто будет следить за тобой?

— Ошейник, — тихо отозвался Экатор, странно вжимая голову в плечи.

Витория осеклась. Да, страшнее дрессировки не придумаешь. Оставь его на пару дней с ошейником и эта страшная штука убьет его даже за самую мелкую оплошность, просто потому что человека, способного активировать оружие наказания, рядом нет.

Решив, что это страшная участь, Витория все же смягчилась, но спрашивать не перестала.

— И на чем же ты тогда обычно валился? Время от времени тебе ведь доставалось…

Экатор посмотрел на нее с интересом, попытался пожать плечами и беззвучно охнул от боли в поротой спине, морща нос, быстро восстановил дыхание и ответил:

— В ошейнике стояли правила о работе с бумагами. Если я что-то портил, господин очень злился, потому даже пара ударов… в общем, это было страшнее, чем ваш самый злой удар. — Сказал и, кажется, сам испугался своих слов и снова низко опустил голову, согнувшись. — Простите.

На его серой рубашке появилась кровь, заставившая Виторию опомниться.

— Так, — сказала она строго. — Сейчас ты пойдешь и отменишь рабам всю работу. Им хватит ужина, завтрака и сна. В обед уже торги, а там сюда пришлют слуг, так что их работа не нужна даже мне, а ты просто отлежишься. Ясно?

Экатор поднял на нее испуганные глаза, словно она сейчас приказала ему броситься со скалы.

— Вы уверены? — очень тихо спросил он, а потом попросил: — Я ладно, только и делаю, что злю вас, но они не виноваты…

Витория только ошарашенно на него смотрела. Ей начинало казаться, что мир сошел с ума, только к ее ужасу Экатор понимал ее очень хорошо и пояснял:

— Рабам тяжело быть ненужными. Им будет намного спокойней, если до торгов они будут заняты своей обычной работой, ну а потом это будет уже не на вашей совести.

Последние слова больно кольнули Виторию. Она впервые в жизни пожалела, что когда-то совсем еще юной девушкой заявила отцу, что не хочет заниматься рабами, мол, ее это не касается и своих рабов она иметь не хочет, даже обещала тут же продать, если отец вдруг удумает ей такое счастье подарить. Видимо, все происходящее теперь было местью судьбы за разбитое тогда сердце отца.

Витория даже ответить не успела, как в дверях возник управляющий.

— Госпожа, я как раз вас искал. Там господин Бочаро, один из друзей вашего отца. — Он посмотрел на Экатора и добавил: — Возьмите его с собой, думаю, он может понадобиться.

Витория растерялась, но невозмутимо сказала:

— Идем, то, о чем мы говорили, я решу потом.

И поспешила вниз.