Здрасьте, а Саша выйдет?

Александр Васенёв

Самое классное в детстве – это, конечно же, друзья! А самое классное в друзьях – это жажда приключений. Герои книги живут в обычном дворе небольшого городка, в те времена, когда дети были предоставлены сами себе, а двор превращался в площадку для любой игры, какую только позволит фантазия. Эта книга для современных детей, которые хотят узнать больше о детстве своих родителей, а также для взрослых, которые хотят погрузиться в мир своих детских воспоминаний. Отлично подходит для чтения вслух!

Глава 4. Танцы

Вот чего я точно не помню, так это то, как мы познакомились с Джоном. Ни в деталях, ни без них. Ни даже малейших очертаний этого события вспомнить не смог, да и Джон помогать не собирался. Чего не коснись, всё уже было потом. Зато отлично помню, как познакомились с Крокодилом.

Сижу я как-то на лавочке возле подъезда и ничего не делаю, как вдруг подходит ко мне паренёк помладше, но рядом не садится. Смотрит на меня и хочет сказать что-то, застенчиво, с любопытством наблюдая за мной. Хотя довольно странно наблюдать за кем-то с расстояния меньше трёх метров.

— Привет! — сказал я.

— Привет! — повторил он.

— Меня Саша зовут, — протянул руку я.

— Меня Денис.

— Что делаешь?

— Бабушку жду.

— Откуда?

— Мы сейчас с ней на базар пойдём за вкусным.

— А мы не ходим на базар, потому что мама не любит там покупать, говорит, что тащить далеко.

— А бабушка говорит, что там самый дешёвый хлеб и крупа.

— Зато самый вкусный — на остановке!

— Да. Но дорогой.

— Садись, — предложил я.

— Ага, — уселся он справа. — А ты кого ждёшь?

— Я-то? Никого не жду. Просто сижу.

— А что там за дверь у вас? — спросил Денис.

— Это подъезд мой, я тут живу.

— Нет, — он посмотрел в мой подъезд и пальцем указал внутрь. — Вот та дверь куда?

— Не знаю, — посмотрел я вглубь подъезда, — может быть там…

— Что?

— Не знаю. Надо у отца спросить.

— Там наверное у вас подвал, как у нас. Только у нас дверь в другом месте. А там внутри сараи. Только почему-то у вас дверь открыта, а у нас всегда заперта. Бабушка там хранит картошку в большом ящике и соленья. Помидоры, огурчики, и кабачковую икру, и грибочки. А вы что храните?

— У нас нет сарая. Или может быть ещё не знаем, что он у нас есть.

Ден встал с лавочки и зашёл в подъезд. Загадочная дверь открывалась внутрь. На ней отсутствовали ручка и замок. Надо признать, эта дверь видывала лучшей жизни. Кроме пыли и ржавчины по нижней части, она была покрыта многочисленными вмятинами и царапинами, а в области навесного замка всё было изуродовано и продырявлено.

— Давай откроем? — предложил я.

— Страшновато, — Ден отшагнул назад.

— Давай тогда толкнём и отбежим?

— Палкой может быть?

— Хорошо, сейчас.

— Длинной! — кричал мне вдогонку Ден.

Я побежал во двор в поисках подходящего инструмента, рыская по кустам.

— Иди сюда! — закричал мой новый друг, и я вернулся.

В руках его была обыкновенная деревянная швабра, которую я не заметил в углу подъезда.

— Погоди, Саша, дай я отойду немного.

— Боишься?

— Не то чтобы очень, но не хотелось бы сильно испугаться. Сам понимаешь, нам ещё на базар ехать.

— Отходи! — громко скомандовал я и толкнул шваброй побитое полотно.

Дверь отворилось до упора и с силой ударила о стенку обратной стороной. На мгновение в тёмный коридор проникли лучи солнца, подсветив узкий проход с лестницей. Она вела вниз на один пролёт, а затем поворачивала налево. Стены были густо покрыты серой пылью, чем-то чёрным, и ещё мне удалось лишь разглядеть надпись из двух красных букв — «АД».

Дверь медленно закрылась обратно, выдавив наружу смрадный влажный воздух подвальных помещений. Мы вышли из подъезда, пятясь спиной, не сводя глаз с двери.

— Видел? — приподнял брови Ден.

— Что видел? — тревожно спросил я.

— Там что-то внизу лежало. Или кто-то.

— Да как же! Ничего там не было, кроме грязи и мусора.

— Там правда что-то было на полу вдоль стенки. Или кто-то, — Ден расширял глаза, намекая на что-то действительно жуткое.

— Что ты видел-то?

— Куртку. Зимнюю. Чёрную.

— Что в этом страшного? У меня самого такая есть.

— Как у дворника, — медленно произнёс Ден.

— Это уже пострашнее.

— Ага, — Денис ещё на пару шагов отошёл от подъезда.

— Может это и был дворник?

— А что ему там делать-то. Там же грязно и сыро.

— Ну так он и сам, не сказать, чтобы чистым был.

— Лежит на полу, отдыхает? — развивал мысль Ден.

— Спит может быть, устал.

— Слушай. А ты почувствовал запах?

— Да, воняет, как из помойки.

— Даже хуже, чем из помойки.

Зловоние оттуда доносилось, надо признать, образцовое, мокрая пыль вперемешку с затхлым запахом человеческой одежды, копоти и нотками гниения.

— Бабушка говорит, что когда человек умирает, он начинает плохо пахнуть.

Я промолчал в ответ, скованный удушливыми образами, захватившими мою голову. Мне хотелось срочно заглянуть туда второй раз, и я крепко сжимал швабру в руках, готовясь войти в подъезд, как вдруг издалека позвали, и Денис тотчас побежал навстречу. Они подходили ко мне неспешно, а я встречал их возле тротуара с грязной шваброй в руках.

— Здравствуйте! — поздоровался я первым.

— Здравствуй, Саша, — поприветствовала меня в ответ милая старушка в розовой беретке с кожаной сумкой в руках.

— Здравствуйте, — ещё раз поздоровался я.

— Денис, так может быть ты останешься во дворе? — обратилась она к внуку.

— Нет, я поеду с тобой, мне надо!

— На кой тебе ехать? Я без тебя съезжу, а ты гуляй пока с Сашей. Не волнуйся, я всё привезу: и вафельки, и трубочку.

— Нет-нет, я сам хочу выбрать! Вдруг ты возьмёшь не ту.

Ден был классическим пищевиком, и бабушка не собиралась что-то менять. Во-первых, это делало его не только фанатом вкусной еды, но и, как следствие, фанатом бабушки, что, согласитесь, и является для каждой старушки определяющим фактором в отношениях со внуками. А во-вторых, его послушание и воля были полностью в руках бабушки. С другими детьми всё сложно: одних приходится наказывать ремнём, других — взывать к совести, третьих — лишать игрушек. Но родителям Дениса повезло, ведь пищевик — это отсутствующая глава в книге по педагогике, потому что всё и так очень легко.

«Ну спасибо тебе, — думал я про себя, глазами провожая их на рынок. — И как я теперь в подъезд зайду?» Мне тут же вспомнилось, как мы с отцом однажды шли по кладбищу, ночью. Это не вымышленная история из тех, что рассказывают друзьям для демонстрации мужества. Всё было именно так. Отец любил походить с мужиками в баню по пятницам, а я любил впиться ему в ногу и увязаться за ним. Как-то раз где-то у чёрта на куличках мы посещали такую баню, куда приехали на роскошной белой «Волге». А возвращались почему-то пешком и через кладбище. Для него это была короткая дорога, а для меня — очень длинный путь. Отец тогда сказал мне, что бояться нужно живых, а не мёртвых. Но в этом-то и проблема, что было не до конца понятно, живой там дворник или мёртвый. Я взял себя в руки и швабру тоже, на всякий случай, ворвался в подъезд и побежал домой.

— Мам, ты дома? — крикнул я, чуть открыв дверь.

— Дома. Ты покушать пришёл?

— А что у нас есть?

— Предлагаю на выбор картошку, котлеты и хлеб. Тебе вместе подать или по очереди?

— Вместе! А подлива есть?

— Нет, к сожалению, именно сегодня подливы нет. Как и гуляша, с которым она готовится.

Мама очень быстро положила еду и ушла в свою комнату.

— Мам, а папа скоро придёт?

— Понятия не имею даже где он, а что ты хотел?

— Хотел спросить кое-что, — серьёзным тоном ответил я.

— Спроси у меня, — донеслось в ответ.

— Ты не знаешь, — крикнул я.

У нас вообще была большая квартира, и мы только и делали, что перекрикивались из конца в конец, потому что всем было лень подходить. По каждому поводу ходить — полдня уйдёт. Но после этой фразы мама даже пришла из своей комнаты и снова начала кипятить чайник.

— Спрашивай, что случилось?

— Мам, а у нас в доме сарай есть?

— Нет.

— А что тогда в подъезде за дверь?

— Подвал. Но ты туда не ходи, пожалуйста, это небезопасно.

— Почему?

— Потому что я не знаю, что там.

— Во дворе ты тоже не знаешь, что есть, но я же туда хожу.

— Почему именно тебя всегда тянет залезть в каждую дыру. Просто не ходи туда, и всё. Там раньше жил бомж.

— Что? — удивился я.

— Дядя Миша, так его звали, — мама налила себе в стакан кипятка, насыпала кофе и села рядом. — Хотя паспорт я его не смотрела, может он и не Миша вовсе. Он там жил, потому что у него не было своего дома. А в подвале всё-таки батарея. Там он и обустроился.

— А разве ему там не тесно было?

— Ну, скажем, там не было так просторно, как во дворе. Зато там не было и так холодно, как во дворе, — она глотнула чернящий кофе и приготовилась к следующему вопросу.

— А на чём он спал?

— На лавочке. На обычной такой, что стоят возле подъездов. Кто-то сколотил лавочку, поставил, чтобы вечерком посудачить с соседями, а вкопать её забыл — так у дяди Миши появилась кровать. У него там вообще много чего появилось со временем. Не все же вещи на улице можно прикопать.

— То есть он их украл, да?

— Нет, взял попользоваться. Саш, он не только бездомный человек, но, что куда хуже, ещё и безработный.

— Папа говорил, что наш сосед слева тоже безработный, — разделяя котлету вилкой, сказал я.

— Да, только у этого трёшка от матери осталась, а у того — лавочка и батарея.

— Воровать плохо.

— Я тебя не переубеждаю. Но этого человека сложно судить, у него очень плохая жизнь, и никто не знает, как плохо быть на его месте. Может быть, он опустился до такого по какой-то трагической судьбе, — мама сделала большой глоток кофе.

— Как это «по судьбе»?

— Ну может у него дом сгорел, например. Всякое бывает в жизни. Спать-то надо где-то. А может его из дома жена выгнала.

— Как это выгнала? — не понимал я.

— Так это. Но тебе пока рано об этом думать, ты сначала женись.

— А потом сразу пойму?

— Да, на следующий день.

Мама часто пила кофе и никогда не пила чай. У неё была шумная мельница для зёрен, которая звенела на кухне каждое утро. Она варила кофе на плите в маленьком металлическом чайничке. Днём она тоже пила кофе, но уже из банки, просто заваривая в стакане. Я не мог пить ни то, ни другое без ударной порции сахара, и поэтому мама не позволяла «переводить продукт». Впрочем, мне было без разницы что пить — главное, чтобы были бутерброды.

— Мам, а дядя Миша пьяницей был?

— Нет, кстати, этот вроде не пил. Довольно интеллигентный и вежливый, как мне показалось. Баба Вера говорила, он даже в подъезде убирался, чтобы его не выгоняли.

— Он и сейчас там живет?

— Нет, уже не живет. У него какие-то мутные товарищи были, тоже видно бездомные. Так вот, они прознали про подвальчик с батареей и видно решили, что домика на всех хватит.

— Так там же тесно, — вспоминал я лестницу.

— Тесно не тесно. Какая разница! Ты теремок читал?

— Да, — кивнул я.

— Ну вот. Тут такая же история. Сначала лягушка, потом мышка, потом лисичка, а потом пришли эти два алкоголика с помойки.

— А дядя Миша что?

— А дядя Миша, в отличие от тебя, про теремок действительно читал и выводы сделал правильные. А потому решил не пускать никого и сразу. В ответ на вежливый отказ товарищи подожгли теремок, пока он где-то шлялся. Только гореть там нечему, хотя дыма от тряпья было предостаточно. Помню, мы ходили тогда тушить всем подъездом, там такой смрад стоял. Мне кажется, что мои тапки до сих пор пахнут гарью.

— А я где в это время был?

— Спал вроде бы, всё произошло глубокой ночью.

— Понятно теперь, почему там вся стенка чёрная и потолок.

— Да, там всё пропахло дымом и старыми сожжёнными вещами. Не ходи туда, не надо всем этим дышать, — мама допила свой кофе. — Ещё вопросы есть?

— Мам, — сквозь разные мысли пытался я вытащить вопрос. — А почему там на стене написано «ад»?

— Ад?

— Да. Я точно видел, что на дальней стенке две красные буквы, крупно и красным цветом.

— А, поняла. Там было когда-то написано «Склад». Но, видимо, другие буквы закоптило. Когда-то эта лестница вела на склад магазина, который был в подвале. Дверь, что была внизу, заложили кирпичами, чтобы воры не залезли. Осталась лестница в никуда и площадка. Так у папы Карло появилась каморка. Слушай, а как вы туда вообще проникли?

— Там открыто было.

— А замок?

— Не было замка.

— Значит опять какой-то дядя Миша появился, — негодовала мама. — Задолбали они меня уже. Скажу отцу, чтобы забил покрепче эту дверь.

— Отлично, я с ним пойду! — радостно сообщил я.

— Так. Всё это мне начинает надоедать. Не хватало ещё, чтобы мой сын по подвалам шастал. Может ещё бутылки собирать начнёшь на помойке?

— Мы уже пробовали, но их там очень мало. Лучше в кустах искать.

— Всё. Моё терпение лопнуло. Завтра же пойдём подыскивать тебе хорошую секцию.

— Опять кружок?

— Кружок, квадрат, неважно. Главное, чтобы ты был чем-то полезным занят.

— Мам, но я не очень хочу быть занят чем-то полезным.

— Ты с дедушкой сначала тоже в шахматы не хотел играть.

— С ним очень сложно играть, мам. Когда я делаю плохой ход, он начинает меня ругать, а когда делаю хороший, он угрожает матом.

— Да, помню. Поэтому мы и запретили ему с тобой играть. Но ведь в теннисе тебе нравилось, например, так?

— Нравилось, очень! Потому что мы там всё время в футбол играли. А потом, когда настоящий тренер по теннису вернулся, мы перестали играть в футбол. И стало опять очень скучно.

Картошки на тарелке всегда было больше, чем котлет. Требовался особый навык, чтобы на последней вилке оказался кусочек и того, и другого. Мама позвала меня в гостиную.

— Ладно. А куда ты бы сам хотел пойти?

— Во двор, — моментально ответил я, понимая, что меня куда-то вот-вот затащат.

— Кроме двора есть у тебя интересы?

— На рыбалку ещё хочется.

— Не уверена, что существует секция по рыбалке. Хотя, возможно, и такая есть. А что насчёт кружка, который в соседнем дворе, как он там называется?

— «Лучик», мам.

— Да, что насчёт «Лучика», ты же ходил туда, тебе не понравилось?

— Там скучно. Они целый день играют в шашки и шахматы, и в лото. Ещё раскрашивают что-то и рисуют.

— А тебе надо, чтобы они там в карты играли на деньги, да? Нормальные дети в твоём возрасте раскрашивают, рисуют и играют в шашки, некоторые даже книги читают. Но это скорее небо упадёт, чем ты за книгу возьмёшься. Ты же ненормальный ребёнок, тебя ничего не интересует, кроме как бесконечно гулять. В лагерь, в лагерь тебя надо было отдать.

В этот момент появился отец, который, как оказалось, забежал на обед с работы.

— Володь, я не могу больше с ним. Он уже по подвалам начал шариться. Что дальше будет? Может отправим его в лагерь? Ему срочно дело нужно найти.

— Обычно всё наоборот, — снимал обувь отец, — сначала человек находит дело, а потом его отправляют в лагеря. Хотя в нашей стране все возможно.

— Ох уж эти твои шуточки. Позвони Валерке, пусть узнает насчёт путёвки. Он мне сам рассказывал, что каждый год сплавляет своих на половину лета в «Сосновую рощу», — мама стояла в дверном проёме, наблюдая как отец ищет номер.

— Не надо меня сплавлять никуда! Не полезу я больше ни в какой подвал. Вообще никуда больше не полезу. Клянусь, мам. Только отпустите!

— Сидеть!

Я затрепетал. Мне никакие детские лагеря на фиг не нужны. Там страшно и совершенно ничего не понятно. Отец держал палец на странице телефонной книге, поднял трубку и начал крутить диск.

— Алло, Валера! Как дела твои? Я к тебе на следующей неделе приеду и привезу моркови.

— Ой, как хорошо, как хорошо с морковью, — так мне казалось ответил голос в трубке.

Я на самом деле ничего не слышал, потому что сидел далеко и с ужасом додумывал ответы, ожидая самого худшего.

— Слушай, я быстро тебя спрошу. У тебя ведь пацаны сейчас в лагере?

— Да, обоих сдал. Они меня так достали, сволочи, что я их увёз на две смены в «Звёздочку».

— Да, я вот прикидываю, куда бы пацана своего пристроить на смену.

— Твоего-то гада? Володь, вывези его в лес и оставь, — как бы ответил дядя Валера в моей голове, — пусть его там волки сожрут.

— Так. А в «Звёздочке» — то хорошо вообще, как там условия?

— Какие ещё условия, — отвечал воображаемый собеседник, — там сущий ад. Целый день они строем ходят, играют в лото и рисуют. А во второй половине дня читают книги — и всё это в полной тишине.

— Отлично, понял. А какие там даты?

— Сегодня прям завози его и через год заберёшь обратно. Если он ещё живой будет.

— То есть только одна смена осталась в это лето?

— Одна, одна. Но для Саши мы исключение сделаем. Все поедут домой двадцать восьмого августа, а твоего мы за всеми оставим прибираться до ноября. Пускает полезное дело делает.

— Ну хоть что-то, — с сожалением ответил отец. — Я тебе очень благодарен. С меня причитается, Валера. От Саши тебе тоже спасибо большое.

Я почти плакал от той новости, что готовился услышать. Отец как всегда громко кинул трубку и повернулся к матери.

— Короче, я договорился, — сказал отец и пошёл обедать.

— Когда заезд? — спросила мама. — Вещи собирать?

— Нет, пока рановато наверное собирать, одиннадцатого июня поедет.

— Как в июне? Сейчас же август.

— На следующий год. А как ты хотела? Думаешь, только мы с тобой пытаемся ребёнка в лагерь отправить? Сейчас все места уже заняты. Валера говорит, тут надо сильно заранее договариваться. Желающих очень много.

— Пап, а если желающих так много, то зачем мы хотим, чтобы поехали нежелающие?

— Саш, ты раньше времени не волнуйся. Обещаю, тебе там интересно будет. Там же своя романтика, ты что! Это прекрасный лагерь.

— Откуда тебе знать? Ты же там не был!

— Валера сказал, что лагерь отличный. А он у нас как-никак замначальника исправительной колонии.

— Мама, пожалуйста, я буду читать, я прямо сейчас пойду читать. Прочитаю и перескажу. Только отпусти!

Я схватился за веник и начал нервно мести пол на кухне вокруг отца.

— Слушай, Саш, не мороси, а. Дай поесть спокойно.

— Пап, я не хочу в лагерь. Очень не хочу. Что угодно, только не в лагерь.

— Хорошо. Раз лагерь не скоро, у меня есть другая идея, — сказала мама и пошла к телефону.

Удивительное, конечно, дело. Через десять месяцев я всё-таки поехал в детский лагерь и плакал горюче-смазочными слезами, когда возвращался домой. Очень не хотелось мне уезжать от новых друзей и всех этих весёлых развлечений, вроде бросания шишек в ведро и поиска клада по маленьким бумажным запискам. А купание два раза по десять минут в ледяной июньской воде, а столовая с кашей. Но всё это было потом. А сейчас я очень не хотел никуда ехать и был готов на всё.

— Алло, Танюша, дорогая. Как дела у тебя? Я к тебе через недельку приеду, чеснока привезу, хорошо?

Мама начала подробный разговор, который продлился дольше, чем обедал отец. Он вообще привык быстро есть, ритмично ударяя ложкой по дну тарелки. Ботинки уже были зашнурованы, когда она положила трубку.

— Ну что там? — спросил папа.

— Всё, договорились. Завтра поведёшь его на пробы. Таня свою хочет тоже туда отдать, вот они как раз вместе и будут заниматься. А водить будем по очереди, два раза в неделю.

— Мам, куда на этот раз? — робко вопрошал я.

— В бальные танцы.

— Мам, — с опущенной головой я сидел на стуле возле телефона. — За что так со мной?

— Дурачок! Это же очень красиво и круто. Будешь ходить вместе с Машей.

— С тёте-Таниной?

— Нет, с посторонней Машей. Тётя Таня возьмёт с улицы случайную девочку и будет водить вас обоих. Не задавай глупых вопросов, пожалуйста.

— Мам, ну разве нам мало музыки?

— Как оказалось, мало.

— Мам, дело в подвале, да? Я туда больше не пойду никогда, поверь мне, пожалуйста. Никогда не опущусь ниже первого этажа! Только, пожалуйста, помилуй. Дай мне книгу, я готов читать.

— Прекрати. Тебе будет интересно! Ну хотя бы попробуй, а? Вдруг у тебя призвание танцевать. Будете красиво потом с Машкой выступать на сцене. Неужели ты не хочешь порадовать мать с отцом?

Отец вышел на улицу вместе со мной и, пока мы спускались по лестнице, подбадривал.

— Саш, танцы — это правда очень круто. Все девчонки твои будут потом. Попозже. Научишься красиво танцевать, заведёшь новые знакомства. Сын, да ты ещё «спасибо» скажешь потом.

— Пап, я готов сказать «спасибо» прямо сейчас, если ты всё отменишь.

— Не бойся, мне кажется, что тебе понравится.

— Пап, ты помнишь, чем закончился кружок авиамоделирования?

— Помню, да.

— Ты тогда тоже говорил, что понравится. Что мне должно было там понравится? Ракеты клеить — это вообще скукота. Они могут там четыре часа подряд приклеивать к несчастной трубе какую-то одну деталь, потом ещё четыре часа другую. Это невыносимо медленно и нудно. А двигатель для ракеты тебе дадут только через два месяца, и то если ракета хорошая.

— Саша, клеить ракеты — это действительно не твоё, потому что ты неусидчивый. Дмитрий Палыч сказал, что твоё «изделие» полетит только вниз.

— Потому что это очень скучно.

— Саша, кто-то должен в этой стране клеить ракеты. Это единственное, что у нас осталось. Но твои ракеты я бы даже врагу не отдал. Но, послушай, танцы — это совершенно другое. Это динамика, это страсть, сила! Мне пора. До вечера! — попрощался он и ушёл.

Я послонялся некоторое время по двору и вокруг него. Костяна не было ни на улице, ни дома. Мой новый друг Денис вернулся только через час с полной сумкой продуктов.

— Ну что, узнал что в подвале?

— Да, ничего интересного. Там когда-то был пожар, и жил бездомный дядя Миша, а сараев там нет.

— Пойдём туда?

— Нет. Нельзя. Меня за это уже наказали, — с обидой ответил я.

— Конфет лишили?

— Если бы. Меня завтра отдают в кружок по танцам.

— Ничего себе! — испуганно воскликнул Денис. — И это за то, что в подвал заглянул? Какие они у тебя строгие. Слушай, может нам с тобой не стоит общаться, а то вдруг и мне влетит.

— Тебе-то чего бояться?

— Как чего? Танцев!

На следующий день отец должен был вести меня в кружок, но его срочно вызвали на работу. Мама ворчала, но поскольку это была её затея, отказаться не могла. После обеда мы сначала пошли в магазин, чтобы купить мне рубашку. Штаны у меня были, ботинки, к сожалению, тоже. Для создания, как я понял, бального образа, на мне обязательно должна была быть рубашка. После этого мы пошли в парикмахерскую «Фламинго», где работала очередная мамина знакомая. Я крутился на кожаном стуле, дёргал головой и периодически подпрыгивал, что, увы, не спасло меня от ужасной, но ровной причёски. Дальше я помню каждый шаг, сделанный от остановки до Дома детского творчества, каждую ступеньку, каждую плитку холла. Я шёл на пробы с гордо опущенной головой. На третьем этаже кроме меня ожидали ещё десять пацанов. Все приговорённые были примерно моего возраста: некоторые истерически улыбались, другие были вертикально парализованы, остальные, как я, нервным взглядом высматривали пути побега.

— Надевай ботинки, Саш.

— Мам, ты меня любишь?

— Надевай ботинки, сейчас подойдёт репетитор.

К нам подошла тётя Таня, мамина подруга, и её дочь Маша. Они чему-то радовалась, как и все остальные девочки, которых было человек двадцать, а то и больше.

— Здравствуйте, Татьяна! — поприветствовала женщина в чёрном платье.

— Поздоровайтесь, Саша! — напомнила мама.

— Здравствуйте, — ответили мы.

— Так, очень хорошо, что вы со своим партнёром. Это хорошие шансы.

Я так вообще ничего не понимал, и что партнёр это я — тоже. Моё любопытство давно притупилось, губы сжались, а сердце бешено трепыхалось.

— Так, — командовала чёрная королева, — давайте попробуем пробный проход. Разбились на пары и на исходную. Встаём вот так, ручки сюда, ножки сюда. Молодцы!

Дальше всё как в тумане. Помню зеркала на стенах и нелепые толстые перила, помню чёрный магнитофон на полу, помню как у меня мокли руки и глаза. Всё закончилось через несколько минут, и новички стояли в ожидании. Женщина в чёрном длинном одеянии ходила от семьи к семье, сообщая трагические вести. Дошла очередь и до нас.

— Татьяна, всё замечательно, — начала она. Очень хороший мальчик, очень перспективный партнёр, и какая девочка замечательная у вас.

Перевожу: «Ваше бревно на гипсовых ногах пляшет, как корова на льду, но ввиду острой нехватки мальчиков в нашем кружке, мы бы его взяли, будь у него даже одна нога короче другой».

— Ой, спасибо, спасибо. Мы очень рады. Саша просто очень волновался и поэтому плоховато двигался. Но это только в первый раз, не переживайте, он у нас способный, старательный.

Перевожу: «Мы в курсе, что он чугунный, и его движения больше напоминают танцы куклы Барби в руках годовалого ребенка, но ваш кружок — это лучше, чем слоняться по подвалам. К тому же, кто-то должен танцевать с Машей».

— Не волнуйтесь, это нормально для первого раза, — широко улыбалась танцовщица. — На пластику уходят годы. Приходите, будем вам рады.

Им было наплевать, что я выше девочки примерно на голову, и она держит меня почти за бедро. Главное, чтобы по подвалам не шарился и бутылки не сдавал. Шумный бал наконец затих, и я мог надеть любимые кеды. «Дурак, — подумал я, — лучше бы ракеты клеил». Мама хвалила меня по дороге обратно и поддерживала. Но в основном болтала с подругой о чем-то своём.

— Костян, привет, — радостно вытянул я руки навстречу другу.

— Привет, Сань. Как ты?

— Никак. Только что на танцы ходил.

— На какие ещё танцы? — обалдел Костян.

— На бальные.

— Н-да, — покачал головой Костик. — Но ты не волнуйся, я никому не скажу.

— В смысле? — удивился я.

— Никому во дворе лучше не знать, что ты на балы ходишь, ты ж не девчонка!

Спасибо, Костя, мало мне было проблем. Теперь меня ещё и засмеют. Я тут со всеми только познакомился, только в футбол стали звать, а тут такое.

— Мам, а библиотека где? — на следующее утро спросил я.

— Зачем она тебе?

— Ну, там ведь книги хранятся, так?

— В том числе.

— Хочу сходить туда.

— Очень хорошо. Молодец. В соседнем дворе, с торца дома есть небольшая детская библиотека. Перед выходом не забудь в гостиную зайти.

— Зачем это?

— На шкаф посмотри, чтобы вспомнить, как книжки выглядят. А то вдруг библиотекарь тебе даст что-то другое, а ты и не сообразишь. Придётся ещё раз идти.

Мама была уверена, что я никуда не пойду и просто разыгрываю этот цирк по понятным причинам. Но мне-то, честно говоря, терять уже было нечего. На входе в библиотеку меня ждала женщина и пара столиков для выбора литературы. Я поздоровался, и приятная, крайне вежливая дама ответила мне. Она видела меня впервые, а я впервые видел так много книг.

— Привет! Ты у нас новенький?

— Здравствуйте, — стеснительно ответил я, — да.

— Давай сделаем тебе карточку?

— Не нужно, спасибо. Я только книгу хотел взять.

— Чтобы взять книгу, сначала ты должен рассказать мне, где живёшь и как тебя зовут. Я сделаю тебе читательский билет и запишу на него книгу, которую ты выберешь. Потом ты сможешь взять её домой почитать.

Это в сто раз лучше, чем танцы. Да я же могу таскать эти книжки домой два раза в неделю вместо танцев, читать ведь не обязательно! Она выбрала мне несколько приключенческих рассказов и любезно помогла донести до стола. За тем же столом сидел темноволосый мальчик в небольших очках. Я открыл первую историю и начал листать. Она мне сразу не очень понравилась из-за отсутствия картинок и мелкого шрифта. Во второй книге были картинки, но и страниц, извините, тоже не меньше пятидесяти.

— Эту я бы не советовал, — вдруг заговорил со мной парнишка. — Она скучная.

— Откуда ты знаешь? — недоверчиво спросил я.

— Да я читал её уже. Тоска смертная.

— А вот эта, — указал он на самую нижнюю в моей стопке, — вот это настоящий шедевр! Я переживал до самого конца. Когда они сошли с корабля на остров и начали копать, я так и знал, я знал… Ладно, молчу, сам прочитаешь.

— Спасибо. А ты чего сам так долго выбираешь?

— Я не выбираю, — поправил очки мальчик, — я уже дочитываю.

— А почему здесь?

— Она же тонкая. Я быстрее прочитаю, чем до дома дойду, а ещё назад ведь идти за новой придётся.

— Ты что, так много читаешь?

— Всё свободное время, — гордо заявил он.

— А когда ходишь гулять? — удивлялся я.

— Редко, обычно по пути в школу и назад.

— Ясно. А про что книга-то?

— В общем… — начал он.

Его рассказ был значительно интересней чтения. Даже вежливая хранительница книг слушала его с наслаждением, облокотившись на свой столик. Он размахивал руками и показывал карту сокровищ, изображал пиратов и попугая, и вообще, оживлял текст всеми доступными средствами. Я взял именно эту книгу, а остальные пока вернул.

— Мам, привет! Я книгу взял, смотри.

— Библиотекарь знает?

— Конечно, она мне вот, билет сделала.

— Обалдеть, завтра точно снег пойдёт, надо будет помидоры в саду укрыть. Ну, давай, садись читать.

— Я уже её прочитал. «Остров сокровищ».

— Ты пока решил ограничиться обложкой?

— Нет же, почему ты никогда не веришь! Я сел на лавочку по пути и прочитал. Короче, слушай.

Мама сначала листала книгу, разглядывая картинки, а я жестикулировал и выкрикивал пиратские реплики, показывая персонажей и воссоздавая сценки, как делал тот пацан. Потом она закрыла книгу и, улыбаясь, слушала мой рассказ. Я всегда думал, что именно так я познакомился с Джоном, и что это он сидел тогда в библиотеке. Но он всё отрицал, говоря, что этого и в помине не было, и что он вообще не так уж много читает, да и в библиотеки вообще не ходит. Впрочем, я тоже никому во дворе не рассказывал, что ходил на бальные танцы. Да и разве важно, как мы познакомились. Главное, что это произошло.

Благодаря ему я узнал содержимое множества интересных книжных историй, а он стал частью множества наших общих, не менее интересных историй.

Что касается тех злосчастных танцев, то мне пришлось туда ходить какое-то время, пока не наступило время первого концерта. Концерт должен был состояться в малом зале Дворца творчества, танцевали ча-ча-ча. В тот день мама сказала папе следующее:

— Даже не знаю, Вов, готова ли я вынести такой позор. Может ты сходишь?

— Почему же позор? — возразил отец. — Это не позор, это возмездие.