Романтика

Александр Вазиев, 2022

Hаверно, в том или ином виде эта тема никогда не выходила из моды. Мы смотрели об этом фильмы, обсуждали это и шутили на эту тему. Рассматривали теоретические варианты и знали, что такого никогда не случится. Некоторые, наверняка, даже мечтали об этом. Потому что тогда это казалось уссаться как смешно. Содержит нецензурную брань.

Hаверно, в том или ином виде эта тема никогда не выходила из моды. Мы смотрели об этом фильмы, обсуждали это и шутили на эту тему. Рассматривали теоретические варианты и знали, что такого никогда не случится. Некоторые, наверняка, даже мечтали об этом. Потому что тогда это казалось уссаться как смешно.

Я тогда работал курьером и, можно сказать, входил в потенциальную категорию риска. Нет, я был не из тех отморозков, кто постоянно думает исключительно о подобной ереси. Просто, когда весь день шатаешься по городу, появляется много времени на мысли о всякой чепухе.

Ульяна работала в офисе. Ну, в офисе как в офисе. Сами себе представляете, курьер — он и есть курьер, вне зависимости от того, возит ли он документы, детские ванночки или анализы. Ну, и офисная работа примерно такая же в своём смысле. Не столь важно, чем именно ты занимаешься, важнее то, как это выглядит со стороны.

Конечно, я расскажу о том, что случилось. Хотя, каждый и сам это знает. Так или иначе, испытал на своей шкуре. В прямом или в переносном смысле. Сложно объективно оценивать то, как я воспринимал окружающий мир до всего этого. Кого ни спроси, вам ответят: о да, с самого утра чувствовалось что-то очень недоброе в тот день. Скажут: «Я встретил соседа возле лифта, да так ему и сказал». Может, и вы тоже сейчас припомните, как с самого утра вас мучила беспричинная тревога.

Может, и я тоже что-то чувствовал. Но не могу за это поручиться. Потому что всегда так говорят после того, как совершается что-то значительное.

В тот день я проснулся до звонка будильника оттого, что солнце светило прямо в глаза. Каждый день рассвет наступал всё раньше и раньше. Была середина мая, и, наверно, только в это время не находится недовольных погодой.

Ульяна спала лицом к стене. Мне удалось встать, не потревожив её. Я тихо собрался и перед уходом поцеловал её в тёплую щёку. Солнце освещало её лицо и золотило волосы.

Вот, о чём я и говорил, сложно объективно оценивать. Сейчас всё представляется в эдакой дымке, как в фильмах показывают воспоминания. Как будто мою память обработали кинематографическим эффектом.

Да, значит, я её поцеловал, и помню, как она улыбнулась, почувствовав прикосновение моих губ сквозь сон. Но не проснулась. Это у нас было что-то вроде ритуала. Она давала мне понять таким образом, что почувствовала моё приветствие и сама здоровалась таким способом. Тогда я выходил из квартиры и шёл на работу.

Больше я не видел её живой.

Кто бы что ни говорил про зловещие предзнаменования, день начался обыкновенно. Все мы сильны задним умом, кажется, так говорят. Задний ум, блин.

День был в самом деле, погожий, хотя, конечно, в седьмом часу утра ещё прохладно.

Не знаю, что надела на работу в тот день Ульяна, но на мне была светло-зелёная весёленькая рубашка в мелкую клетку и штаны карго оливкового цвета, потому что у них есть дополнительные карманы сбоку на коленях. Я тогда мечтал о специальных тактических сверхпрочных джинсах, но… разве штаны могут СТОЛЬКО СТОИТЬ? Словно их шьют из золота и красят чернилами моллюсков!

И обыкновенные грошовые кеды, которые пару дней после покупки обычно выглядят новыми, потом затираются, пропитываются пылью и смотрятся весьма стильно. Эдак по-рок-н-ролльному. А потом у них что-то где-то отваливается или рвётся. И ты их выбрасываешь через два месяца и покупаешь себе такие же. Потому что они настолько дешёвые, что стоят меньше билета в кино или десяти поездок на метро.

Я догнал троллейбус, дремал в метро, приехал на работу, собрался и вышел на маршрут. С каждым часом солнце поднималось всё выше, разогревая воздух. Дороги были заполнены машинами, я топал в людском потоке с рюкзаком, лавируя между зазевавшихся пенсионеров и замечтавшихся школьников, молчаливых дворников и деловитых молодых офисных сотрудников, которые выглядели так, словно картонный стаканчик с кофе и очки в пластиковой оправе изобретены не для того, чтобы пить и лучше видеть, а для того, чтобы являться частью дресс-кода.

Мы с Ульяной перекидывались сообщениями по телефону. Тоже всё как обычно. Она писала: что проснулась; что как обычно, не выспалась; собирается. Потом, что доехала на работу, опоздала на пятнадцать минут. Ну, и я рассказывал, что бегаю, что у меня всё нормально, работы не много, что погода хорошая. И прочее тра-ля-ля. Опять контейнер с обедом забыл в холодильнике, как выяснилось.

Так и шёл день, солнце уже перестало подниматься и теперь ползло по небу. Утро уже закончилось, и народу на улицах поубавилось.

Я шёл бодрым шагом с рюкзаком на плечах к очередному адресу. Идти было легко и приятно. Разглядывал красивые автомобили и примечательных людей.

Мужик в пробковом шлеме на голове. А главное, рожа такая серьёзная, словно не замечает смеющихся взглядов, обращенных на него. Или вот, например, дедок в толстенных очках. У него штанины заправлены в носки. А облысение вкупе с лохматостью образовывали какую-то дикую скульптуру на его голове, напоминающую причесон Мистера Ти. А ещё была девушка с белыми контактными линзами. Нет, никого сейчас этой дребеденью не удивишь, но выглядит всё равно неприятно как-то. Задроты и городские сумасшедшие порой не знают меры в стремлении показать равнодушному миру, какие они непосредственные и жутко оригинальные. Видел пару окровавленных людей, лежащих на асфальте. Я не пытался им помочь или вызвать скорую. У меня рюкзак здоровенный за спиной. И время тикает. Насколько я видел, не пытался им помочь никто.

Некоторые люди шли по улице, словно в шоке от боли или от потери крови. Я поймал пару-тройку взглядов идущих по своим делам людей. Такие странные были взгляды. Они будто ЗАГЛЯДЫВАЛИ мне в глаза, а не просто смотрели на одного из прочих прохожих. Как будто хотели убедиться, знаю ли я что-то, что их беспокоит, или наоборот, сами хотели намекнуть на что-то, поделиться знанием. Даже не уверен, правильно ли выражаю то, как это выглядело.

Я не склонен к каким-то мистическим предзнаменованиям. К тому времени уже давно не гадал на утреннем троллейбусе (если успел, догнал, значит, всё отлично; если троллейбус ушёл от меня, значит, в этот день мне не надо расслабляться, нужно быть активнее. И прочая ерунда, у меня была целая система нюансов, пока я не сказал себе, что это всё полная чепуха). А тут все эти взгляды.

Пыльный комок тревоги засел у меня в солнечном сплетение от всего этого и потихоньку там ворочался.

Идиотское сравнение, конечно, но представьте, что вы на вечеринке, и вот вас озаряет: я слегка увлёкся, перепил и щас сблюю. Вы икаете, пытаетесь или расслабиться, или наоборот, напрячься, скрепить свой организм. Выходите подышать «свежим воздухом», надеясь, что, если сейчас вести себя разумно и следить за ситуацией, то всё обойдётся, потому что блевать неприятно. Вы делаете то, другое или третье, стараетесь сохранить при себе содержимое желудка и всё вроде бы получается, НО. Но, пытаясь надышаться воздухом, вы УЖЕ знаете, что сблюёте, хоть и пытаетесь отогнать от себя эту мысль. Вы расслабляете мышцы живота и шеи, но знаете, что УЖЕ перепили, и что поздно контролировать ситуацию. Вы можете продолжать попытки обмануть своё собственное сознание и организм, но ваши глаза расширяются, зубы скрипят в последнем усилии, и вас тошнит.

В те пару-тройку часов, когда всё уже было необратимо, я ещё не раз ловил одинаковые встревоженные взгляды людей, совершенно незнакомых мне. Их взгляды спрашивали: «Ты тоже всё это видишь? Что происходит? Я схожу с ума? Или это взаправду?» Теперь мне кажется, что у меня был такой же взгляд. Может, если бы люди задавали эти свои вопросы вслух, было бы не так угнетающе, но город и без того полнится сумасшедшими. И я не понимал, что это «тоже всё» я вижу. Но почему-то некоторые люди беспокоились. Значит, повод для беспокойства был и у меня, хоть я и не знал, в чём дело. Не будешь же хватать за плечи какого-нибудь мужика, трясти его и спрашивать: «Ты чего на меня так смотришь? Признавайся, что произошло? Почему у всех такой вид?»

Писал Ульяне, что сегодня все какие-то странные, но не могу понять, в чём дело.

Она ответила, что не заметила ничего такого в метро, и что, наверно, люди кажутся мне странными по какой-то моей личной причине. Также сообщала, что работы сегодня немного, и сейчас выбирает в интернет-магазине платье, которое недавно показывала мне на картинке в интернете. Уточняет, точно ли мне оно понравилось.

Я припоминал что-то такое тёмно-зелёное с рукавами. Или без рукавов? Или тёмно-синее? Я, наверно энергично кивал, когда она впервые мне показывала его на экране телефона, потому что у меня был очень серьёзный период. Мы же с вами всё понимаем, что оборонять с Призраком лесной дом, пока данные скачиваются на флешку, это не шутки. Джойстик и так весь взмок от потных ладоней. И можно было бы проявить деликатность и отложить на потом эти свои шмотки.

Правда, деликатности я тогда не дождался. И сам сорвался, когда террористы в очередной раз прострелили доблестному натовскому герою башку. Конечно, не стоило мне так бурно чувства проявлять. Сразу обида. Моментально. И не просто так. А как снежный ком. Начинается с того, что приставка мне дороже неё. Ох, приставка. Ульяна же мне её подарила на день рождения. Возможно, это самая прекрасная вещь. Но я уже морально готовил себя к тому, что пора обзаводиться приставкой следующего поколения. Жизнь не стоит на месте, говорил я себе.

И, как всегда, вовремя она затеяла один из тех разговоров, которые, как я считал, просто переводят впустую кислород в атмосфере и нервные клетки в наших организмах. Подобные разговоры всегда состояли из важного (как ей казалось) вопроса и надуманной, высосанной из пальца (как считал я) проблемы. И эти разговоры следовали почти всегда по одной и той же процедуре. Но, в зависимости от ситуации, различались пропорции актов.

— Мы живём просто как два соседа. Или очень хорошие друзья. Проводим вместе время.

— Конечно, проводим время. Нам ведь хорошо с тобой.

— Ну, друзьям тоже друг с другом хорошо. А некоторые друзья ещё и трахаются. Чем же мы отличаемся? Романтики больше нет.

— Ты обижаешься, что я разучился быть романтичным?

— Я привыкла.

— Я уже и не знаю, что такого сделать, чтобы добавить романтики.

— Сделай что-нибудь!

— На мой взгляд, романтика — это, конечно, хорошо, прекрасно. Но это, если можно так выразиться, атрибут определённого этапа отношений между мужчиной и женщиной. Рано или поздно, скорее, рано, романтика иссякает сама по себе. Чувства же не пропадают, они просто изменяются, становятся более размеренными. Это же элементарно!

— Тебе не кажется, что это ненормально?

— Это так, как есть. А как, по-твоему, должно быть?

— Я сама не знаю.

— И я не знаю. У нас ведь нет какого-то эталонного примера перед глазами. Значит, всё так или иначе, органично.

Наворачивающиеся слёзы в ответ.

— Но тебя это не устраивает.

— (дрожащим голосом) Нет.

— И что нам делать? Как ты сама думаешь, это можно исправить?

Где я теперь возьму романтику? Её место заняли другие чувства, соответствующие другим этапам отношений. Да туда ей, романтике, и дорога! Более того, всякая дребедень из серии заказать самолёт за бешеные деньги, которых у меня нет, чтобы самолёт написал в воздухе твоё имя — это нифига не романтика. Это штамп такой. А на воздушном шаре ты летать боишься.

— Я не знаю.

— Так может, так и должно быть, может, это естественно?

— А может, мы больше не любим друг друга?

— Ну что ты такое говоришь? Даже не думай об этом! Я тебя знаю! Ты из какой-то сиюминутной нелепой мысли развиваешь целую науку. И всё, что навоображаешь, в итоге оборачивается к тебе такой стороной, что выглядит единственной истиной! И потом, что бы я ни говорил, тебе ничего не докажешь. Даже любящие друг друга люди не мыслят идентично, — пытался я её вразумить, начиная игру с места последнего автосохранения. — Так не бывает!

— Я ничего не выдумываю! Я просто пытаюсь понять!

— Тут нечего понимать!

Но Ульяна совершенно со мной не согласна. Ей легко говорить! Раньше ведь даже гулять на морозе с окоченевшими пальцами ног было романтично. И не надо было для этого делать ничего особенного. И заходить погреться в торговый центр, когда мы только начинали встречаться, тоже было романтично. Приходилось пересчитывать мелочь, чтобы купить джанк-фуд в ресторанном дворике. Даже ехать вдвоём вечером в метро и держаться за руки!

А теперь, что ни сделай — получится рутина. Скажем, скучно в лютый зимний вечер? Пойдём гулять! Нет, она посмотрит на меня как на заразного сумасшедшего — и да, я облегчённо выдохну, потому что сам не горю желанием без веских причин тащиться в эту тёмную стужу и шарахаться там из стороны в сторону, пританцовывая от холода.

А путешествия? Я всё-таки не могу сказать, что стал большим любителем путешествий. Ничего не могу с собой поделать. Натура у меня такая, тяжёлая на подъём. Мне нравится сама идея путешествий, мне интересно видеть, как живут другие люди, какова природа в других точках на планете. Мне очень нравится чувство, сродни обладанию, когда говоришь себе: «Вот мы и повидали ещё одну часть мира». Как говорят в передачах про путешествия, дескать, забираем кусочек с собой и оставляем здесь кусочек себя. Интересно было бы побывать и там, и сям…

Мне нравится вспоминать и делиться с коллегами историями вроде «И тут я понял, что мы заблудились! Я и на карте не мог бы пальцем ткнуть, где мы находимся! Так ещё и заблудились! Как раз темнело, и тут над нами пролетела вот такая летучая мышь! Вот такая, я тебе говорю!»

Но никак не могу себя заставить помогать Ульяне бронировать отели и покупать билеты на самолёт. Мы копим деньги на отпуск, собираем документы на визу. Хорошо, ладно, исполняю эту повинность, не ропщу. Но, как только Ульяна открывает интернет и начинает искать, допустим, где нам поселиться, я стараюсь слиться со стенами, чтобы она не обратила на меня внимания, и мне не пришлось бы каким-то образом помогать. Я, конечно, понимаю, что по-хорошему должен участвовать в этом процессе, но на меня моментально накатывает апатия и отупение. Даже если силюсь внимательно слушать информацию по времени заселения, датам пребывания, сроках отмены бронирования, киваю, хмурю серьёзно лицо, но, вопреки собственному желанию, через пару минут уже всё забуду. Наверно, в детстве меня напугали бронированием гостиницы.

И вот едем в аэропорт, потом куда-то мучительно долго летим. Потом, когда силы духа уже не осталось, едем ещё из аэропорта на автобусе, ну и потом ещё на такси, чтоб наверняка. И заселяемся. И вот тогда, вроде, можно расслабить батоны и, сидя, допустим, на балконе, глядя на закат над морем, неторопливо и с наслаждением выпить виски с колой. Я не знаток алкогольных изысков, поэтому почти всегда пью виски с колой, потому что сладенько и приятно слышать, как лёд стучит в стакане.

Но и в этом моменте романтики всё меньше и меньше!

— Ты скучный! — говорит она иногда. И это звучит, как приговор. Может, это и есть приговор?

Да, я скучный, и осознаю это! И как мне оправдаться? Как залатать романтику? И на что обменять свою унылость?

В отрочестве и юности у меня было много прыщей. Больше, чем достаточно. И я жил с ними, сосуществовал, в/на одном организме и особо не тужил. Но многие люди считали, что делают мне большое одолжение, доверительным тоном сообщая очередную бесполезную панацею избавления от акне.

Скажем, еду в автобусе, а стоящая рядом совершенно незнакомая старушка поворачивается ко мне и заявляет без предисловий, что от «хотунчиков» нужно пить как можно больше активированного угля. И такое у неё выражение лица, как будто она мне бескорыстную помощь оказала, и теперь мы с ней добрые друзья.

У чему это про прыщи вспомнил? Хочу сказать, что вот, были у меня прыщи, но они меня не тревожили. Я их даже не видел, если не созерцал свою физиономию в отражении. Но они покою не давали окружающим. А в данном случае мне не мешает то, что я скучный. Я могу смотреть сериалы хоть до того момента, пока Малдер Истину не найдёт!

Но я люблю Ульяну и понимаю, что быть вдвоём — это совместный труд. Я так себе это понимаю. И нужно преодолевать свою унылость. Хотя нельзя сказать, что у меня это хорошо получается.

Хочешь-не хочешь, люди привыкают друг к другу. И это нормально, я считаю. Конечно, кто-то скажет, что «нормально» равняется «заурядно», но, хоть убейте, не представляю, что можно сделать, чтобы беспрестанно поддерживать ощущение романтики на высоком уровне.

Тревога тревогой, но рабочий день продолжался. Доставлял получателям пакеты с посылками, добивался от них автографов, а иногда и печатей на накладных. Перебрасывался с людьми парой фраз, которые, на самом деле, были пробными шарами. Вглядывался в лица людей, сидящих в офисах, чтобы обнаружить то самое выражение лица, что было у всё большего количества прохожих на улице. Но ничего такого не было в их лицах. А одна деваха, видимо, и вовсе решила, что я с ней заигрываю. Пыльный комок тревоги рос, как сладкая вата, наворачивающаяся на палочку. Тяжелел и оттягивал живот, тянул за собой солнечное сплетение. И каждый раз, когда я озабоченно вздыхал, надеясь стряхнуть это беспричинное ощущение, он, напротив, становился тяжелее и больше внутри меня.

Сутулый бомж с разбитой головой пошатывался на лужайке, глядя на поток пешеходов. Его челюсть слегка отвисла, открывая прорехи среди коричневых нижних зубов. Он даже не смотрел ни на кого, просто уставился перед собой. Вид яркой чистой крови на грязной коже под ярким солнцем заворожил меня на мгновение. Философы сказали бы, что это зрелище было одновременно и священным, и кощунственным или типа того. Невероятно, чтобы из такого нечистого создания лилась, о да, она лилась, журчала как ручей! — жидкость такого чистого цвета. Прямо по разводам грязи на опухшем от пьянства лице. Она пропитывала его неряшливую седую бороду, которая слипалась, и капала, нет, струилась, расплываясь тёмным пятном на бесцветных вонючих лохмотьях. Мне даже пришлось заставить себя отвести взгляд.

Кстати, в этот день было необычно много автомобильных аварий. Пробки тут и там.

Ещё час прошёл. Волнение на улицах усилилось. Я шагал со своим рюкзаком по залитым солнцем улицам и вглядывался в окружающий мир распахнутыми глазами,словно был в темноте. Пытался понять, что происходит, если вообще что-то ПРОИСХОДИТ. А может, это просто я как-то не так себя чувствую сегодня, и мерещится не пойми что?

Конец ознакомительного фрагмента.