Завещание великого шамана. Книга 1

Александр Алексеевич Колупаев, 2018

Офицер-десантник выносит из боя раненого товарища. Отец спасенного призывает его к себе и нарекает сыном. Старик – верховный шаман, ему подвластны тайны бытия. В день смерти шаман приказывает своим сыновьям, родному и приемному, пройти посвящение. В таинственном обряде они получают доступ к памяти кремниевого «компьютера». Узнав, что человечество – прихоть цивилизации, именуемой «система», – наши герои воздействуют на неё. Система допускает их к путешествию во времени и делает доступным новый мир. Жестокие нравы средневековья привели общество к войнам. Жизнь целого народа поставлена в угоду кучки людей, захвативших власть.

Глава седьмая

За три прошедших года случилось столько событий, что я даже не знаю, с какого начать. Наверное, начну сначала. То, что произошло со мной, трудно поддается осмыслению. После нашего с Николаем спасения из потайной пещеры, скрытой в Священной Горе, его соплеменники устроили нам грандиозный прием.

На другой день мы проснулись в ритуальном деревянном домике, построенном по такому случаю только для нас. Вместе с первыми солнечными лучами в двери вошли двое «лиловых», то ли наших слуг, то ли конвоиров, вообщем, так я назвал тех, что сопровождали нас на похоронах и встретили после спасения на Священной Горе. В руках они держали простые деревянные палки, на верхушках которых находилось несколько сучков. Без слов они подошли к Николаю и протянули оба посоха. Тот указал на один из них.

Так же, в полном молчании вручили и мне вторую «корягу» (так я про себя называл этот самодельный посох шамана). Затем один из них взял рюкзак и высыпал у моих ног золотые самородки, вынесенные нами из пещеры.

— Выбирай, какой ты хочешь?

— Николай, что они от меня хотят и почему не разговаривают?

— Они никогда не разговаривают, но все понимают, думаю, они мысли читают! Ты должен выбрать тот камень, что нравится тебе….

«Мысли читают.… А я тут их обзывал…», — немного смутился я.

— Вот этот! — ткнул я в золотой самородок, напоминающий голубя с распростертыми крыльями. Мой слуга подобрал его, приладил в переплетении ветвей на посохе и несколькими легкими поглаживаниями изогнул их, так что мой золотой «голубь» оказался крепко зажат между сучками.

«Лиловый», положил посох себе на обе руки и, с легким наклоном головы, почтительно протянул его мне. Рукоять посоха оказалась теплой и гладкой на ощупь, хотя вес у этой «тросточки» был порядочный. Только любоваться своим новым посохом мне пришлось недолго. Новая пара слуг протягивала нам бырик-улы, эти ритуальные головные уборы шамана. Я даже опешил от неожиданности! Их было две, как братья — близнецы похожие друг на друга. Чуть позднее я нашел отличия: на моей «Шапке Мономаха», вместо изумрудов, горели синим, холодным пламенем четыре аквамарина.

До сих пор не понимаю, почему я взял в руки этот странный головной убор и безропотно надел его на голову? Ощущения тяжести не было, а было странное чувство, словно тысячи маленьких ежат, улеглись на мою голову, щекоча и покалывая её своими мягкими иголочками.

Слуги были сама проворность! Снимали со стены висевшие там роскошно — цветные халаты, услужливо подставляли мягкие сапоги — ичиги. Последний аккорд нашего одеяния — замысловатый жилет из тысячи лент, ремешков, на концах которых были цветные бусы, подозреваю: из настоящих самоцветов. Камчу с узорной рукояткой — за отворот сапога, и перед нами почтительно распахивается дверь кажан айыла — дома, приютившего нас на ночлег.

Под ликующие вопли толпы вдоль живого коридора из людей, одетых по такому случаю в нарядные одежды, мы шли к поляне, огороженной простой веревкой, подвешенной на кольях. Люди старались прикоснуться к нашим развевающимся одеждам, говорили ободряющие слова и благодарили великое небо за то, что ниспослало на Землю сразу двух своих сыновей.

Когда мы вышли на поляну, кто-то услужливо расстелил две кошмы, на одну из них сел Николай, подвернув под себя ноги, как это делают кочевники, на другую — я, скопировав его позу. Это вызвало возглас одобрения. Девушки, в национальных одеждах, быстро натаскали большую охапку хвороста, обложили приготовленными сухими сучками. Вперед вышел один из старейшин. Громким, гортанным речитативом он прочитал что-то вроде молитвы или заклинания. Николай говорил мне потом, что это была хвала небу за его милости к людям. Потом из толпы вышли два старца, каждый нес довольно большой бубен и деревянную колотушку, конец которой был обмотан кожей.

Когда мне вручили этот «музыкальный инструмент», я мысленно фыркнул:

«Какой из меня барабанщик? И вообще, весь спектакль не по мне».

Тут старейшина, чиркнув спичкой, зажег хворост, и огонь костра как-то успокоил меня.

Тот час старику подали простую деревянную чашку, он подошел и протянул её Николаю. Когда тот сделал несколько глотков, чашку преподнесли мне. Я тоже отпил несколько глотков белой, слегка кисловатой жидкости. Старейшина вылил остатки в костер и ушел с круга, оставив нас одних.

Тут Николай поднялся, погрел бубен около костра и ударил по нему колотушкой. Звонкий и довольно чистый звук разнесся над поляной.

Я, как зачарованный, сделал то же самое и стал по другую сторону костра.

Это было последнее, что я помнил. Сознание вернулось ко мне, словно кто-то щелкнул выключателем.

Небо. Глубокое, синее небо смотрело мне прямо в глаза. Небо качалось и плыло в такт шагам людей, несущих меня. Немного ныли ноги, болело тело, как после марш-броска. Когда я заворочался, люди остановились и бережно опустили меня на ноги. Чуть позднее гул и шум в ушах утих, я стал различать голоса. Казалось, говорили все.

— Что это было? — спросил я у подошедшего Николая.

— Ты молодец! Камлал как наш отец и упал даже после меня! Все, мы идем переодеваться и на той, на праздник значит! Сегодня гуляем долго, сегодня мы с тобой родились новыми людьми и для новой жизни!

— Александр! Александр! — Татьяна пробивалась ко мне сквозь толпу.

— Какой ты молодец! Как здорово все предсказал, как смело общался с духами! Все мы гордимся тобой!

— Правда? — я впервые взял девушку за руку. Она не отстранилась.

— Обещай, что ты мне расскажешь все, что видела, а лучше покажешь, надеюсь, ты сняла все происходящее на сотик?

— Что ты! Это нельзя делать, да и сотовые телефоны во время камлания не работают, а сразу ломаются: у них батарейки разряжаются! Старейшины отберут и разобьют о камни! Слушай, а ты когда уезжаешь?

— Думаю, дня через два, три. Как Николай отпустит.

— Мы могли бы вместе уехать, мне в универ пора, к экзаменам готовиться…. А ко мне, когда придешь, ну это….. в гости.

— Да хоть сегодня!

— Нет, сегодня нельзя, мне и маме нужно подготовиться….

— Ну, раз нельзя сегодня, тогда завтра….

— Договорились! — и девушка, легонько коснувшись моей щеки ладонью, упорхнула к поджидавшим её подружкам.

— Как тебе моя сестренка? Когда с предложением вйыл-дьуртгу пойдем?

— Это что, вроде сватовства?

— Это вроде предложения пожениться, сватовство ты провел, когда подошел к ней, и она тебе пояс повязала!

— Ты — то чего не предупредил?! Вдруг она мне откажет!

— Не откажет! Я же видел как ты на неё запал! Да и она бы тебе пояс не повязала бы, а бросила его на землю! Вот завтра и пойдем. Ты надумал скоро уезжать? Я тебя не гоню, но знаю: на работу пора. Пойдем, нам ещё золото принести домой надо…

— Так скажи, тем «лиловым»…

— Кому, кому?

— Да слугам этим, в лиловых одеждах, прямо как китайские крестьяне — все в одинаковых куртках.

— Аа-а… Альдыге…, мы больше их не увидим, только на следующем камлании, через три года.

— Слушай, братан, ты хочешь сказать, что через три года, я и ты снова будем делать неизвестно что?

— Почему неизвестно? Что духи скажут, то мы и переведем народу. Ты же камлал? Камлал! Вон я спрашивал у людей, ты все им объяснил: и про скот, и про то, какие зимы будут. Все точно будет!

— Да откуда мне знать, какие зимы будут?! Я даже не знаю, что я на этом камлании делал!

— Все правильно делал: духи забрали на время твою душу и сами вселились в твое тело, сами двигались, сами с народом говорили…

— Все, теперь мне все понятно! В этой чашке, что мы с тобой пили, наркотик был?! Отвар из каких-то грибочков? Ну, Николай, знаешь….

— Санья! В чашке был айран! Кто посмеет дать отраву великому шаману?! Да и альдыге не допустят! Ты сам скоро все поймешь, когда начнешь превращаться в настоящего шамана!

— Так это не все?! Ещё будут сюрпризы?

— Будут, Санья, будут, но поверь, только хорошие! Давай, бери рюкзак и складывай в него золото.

— Слушай, Николай, так и двери были открыты, и самородки валялись, как попало, почему их не растащили?

— Это жилище великих шаманов, — Николай впервые назвал и меня шаманом, — Нельзя ничего брать, табу, возьмешь — беда будет, да и альдыге….

— Альдыге, альдыге, они то, что могут, если их уже нет!

— Знай, Санья, твердо знай, они всегда рядом, придут на помощь, но и мешать не будут, ты и сам станешь почти одним из них!

— Это здорово, — сострил я, — на работе — раз и невидимкой стал!

— Нет, это не будет, а вот сильнее, быстрее станешь! Все, переодеваемся — и на той!

Не стану описывать, что мы ели и пили, только к вечеру я валился с ног от усталости.

Завтра мы поехали сватать Татьяну. В национальных костюмах, мягких сапожках, сели мы на коней, хотя честно признаться, сел Николай, а я — взгромоздился кое-как на смиренную лошадку. Пока добирались до дому Татьяны, лошадка и не думала слушаться моих команд, покорно плелась за гарцевавшим под Николаем жеребцом. Я молил бога и просил небо, не позволить сбросить ей меня на землю. Обошлось.

Когда входили в дом к невесте, Николай вынул из-за голенища моего сапога камчу и повесил мне на шею.

— Так надо! — тоном, не терпящим возражения, приказал он. Да я и не думал возражать. Мои мысли были заняты только тем: как бы прямее шагать, так как ощущения от верховой езды были сродни тем, что чувствуешь, просидев час на бочке верхом.

— Мне-то что делать? — поинтересовался я у свата — Николая.

— Да ничего! Слушай, соглашайся, да поддакивай!

Такого сватовства в моей, жизни не было, да и вряд ли будет. Только мы зашли в дом, как к окнам прилипли любопытные соседи.

В доме были: мать Татьяны, приятная русская женщина, один из старейшин, тот, что подавал нам чашку с айраном перед камланием, и невеста в скромном, национальном наряде, сидевшая с краюшку стола.

Николай поздоровался на своем языке, и дальше вся речь шла на ойротском. Невеста, не поднимая глаз, пару раз сказала: «Ие, ие», что даже мне было понятно её согласие. Да и я также пару раз сказал: «Согласен»

Старик, обратился ко мне с довольно грозной речью. Николай, услужливо перевел: «Строжится! Он за её отца, тебе грозит, если будешь обижать жену, он тебя убьет! Сними камчу, отдай ему и стань на одно колено….»

Я подчинился. Старик, хлестнув пару раз меня камчой, так, чисто символически, бросил её на пол.

Мать Татьяны, или теперь уже теща? Подхватила дочь под руку и увела её в другую комнату.

Мы вышли на улицу. Собравшиеся люди стали осыпать нас зернами ячменя, пшеницы и легкими, словно мотыльки, лепестками хмеля.

Под нехитрый мотив гортанной песни, которую затянули собравшиеся, мы сели на своих коней и ускакали к дому Николая. Хотя, ускакали — это сильно сказано. Я, подпрыгивая в седле, набил себе шишку, и дня три она давала о себе знать, как только пытался сесть.

— Так, если я женатый, то где моя жена? — пристал я с вопросом к Николаю.

— Не все сразу, ты считай, только получил согласие всех сторон. Это вроде помолвки, потом — через неделю, свадьба. После свадьбы её отец, вот тот старик, привезет её к тебе домой, у тебя есть дом, ах да, квартира?

— Есть, да и таким богатством, как у нас в рюкзаках, запросто можно построить дворец!

— Э-э, Санья, ты же обещал это золото на другие дела пустить?

— Да пошутил я, Николай, пошутил…, — почему-то смутился я.

— Никогда больше не шути так, если надо денег, я тебе дам, если много денег надо тебе, все соберем и отдадим! Золото, что духи позволили взять, нельзя для себя брать, даже думать об этом нельзя!

— Ладно, понял я, не возьму ничего себе — духи будут довольны.