Тоска

Александр Александрович Павловский, 2023

Если смерть – это естественный процесс, то как понять или ощутить, что ты мертв? Весь мир точь-в-точь похож на всё, что окружало тебя до этого. И лишь незначительные, на первый взгляд, вещи стали другими. Алексей Ильин загадывает свою смерть и попадает под машину на перекрестке, а затем просыпается в больнице. Или же весь мир вокруг него ненастоящий? Это ему придется выяснить самому, попутно распутывая клубок личных проблем и творческого застоя. Что будет в конце: жизнь или смерть? Попробуйте узнать вместе с главным героем. Содержит нецензурную брань.

Глава 4. День третий

Несколько раз без будильника просыпался посреди ночи. Мучила жажда в пересохшем горле и на новые впечатления. Как сказал Артур, я засиделся дома и стал говорить фразами местного контингента, для которых шашлычок под коньячок — это лучшее развлечение. Нельзя сказать, что мы деградируем, но и развитием не назовешь нашу острую потребность прибухнуть по любому поводу. Поэтому, если я сейчас не сдвинусь с места, то можно смело заливать вокруг меня фундамент, потому что я стал куском резного мрамора. Мои стены стали мне роднее воздуха перемен, которым раньше наполнялись паруса, а флигель не успевал за направлением шквального ветра. Сейчас же всё заржавело и, если подует ветер, то сорвет флигель и разорвет паруса.

Ближе к утру просто следил за секундной стрелкой часов. Ждал сигнала к действию или намека на то, что идея окажется провальной. Но, как только стрелка коснулась единицы, сорвался с места. Возможно, это был вовсе не сигнал, но кто знает, как он должен выглядеть, если не так.

По прогнозу погоды в Коломне сегодня весь день облачно, температура плюс шестнадцать градусов и порывистый ветер. Дождь намечается ближе к вечеру, а это значит, что у меня достаточно времени, чтобы обойти хотя бы несколько исторических улиц, прежде, чем спрячусь от дождя. В предложенных рекламах на сайте — экскурсии по городу и исторический путеводитель, но ни то, ни другое не стану открывать. Если и ехать, то вслепую, пусть каждая улица несет что-то своё. Хочу идти и удивляться, а затем случайно сворачивать в тупик и находить что-то еще более интересное. Я ведь еду за впечатлениями, а не потреблять уже подготовленную информацию.

У двери ставлю рюкзак со сменными вещами и бельем. В боковые карманы распихиваю зарядку и таблетки. Можно было бы взять с собой блокнот для коротких заметок, но думаю, что смогу обойтись и заметками в телефон. Хватит, чтобы записать какие-то предложения или интересные названия улиц. Потом из этих заметок создам каркас текста и некий антураж достоверности. Беллетристика — это не всегда про вымысел, иногда и про жизнь, разбавляя, как виски тоником. Тонкая грань всегда является чем-то притягательным, когда ты стараешься балансировать, вышагивая по лезвию, где каждое новое предложение — решающее.

На завтрак манная каша. До поезда пол часа, поэтому посуда останется грязной на пару дней. Раковина, как немая домохозяйка, принимает всё, как должное и ничего не исполняет, но зато не создает проблем. Чайник вскипел второй раз, но пить уже некогда. Стакан тоже в раковину.

Натягиваю на ходу носки, затем кеды. Закидываю рюкзак на плечо и в крайний раз смотрюсь в зеркало. Это необязательно, но никуда не денешься от привычки. Очки на носу, волосы вбок, улыбка не блестит, а искрится. Вот так и выглядит жажда приключения. Ты не узнаешь себя, ведь весь трепет остается внутри и бурлит, пробегая по телу то мурашками, то ознобом, то резкой болью в висках. И нет, ты не болен, просто момент требует проверки всех твоих систем.

Отсчет от десяти до ноля. Поехали!

В очередной игре с лифтами, остаюсь победителем. Приехал первый и буквально сразу, как только серая бляшка, обрамилась красным нимбом. Возле него я и остановился, будто знал. В такие раунды чувствую себя профессионалом этой игры. Интуиция отрабатывает на все сто процентов и ощущаешь прилив внутренней силы. Будто любые двери в этот день будут открываться сами, а светофоры останутся зелеными. Чувство внутреннего превосходства над ситуацией.

Поднимаешь повыше подбородок, потому что можно. Заостряешь взгляд, потому что нужно. Идешь походкой от бедра, ведь это признак уверенности. И, единственное, что может помешать тебе свернуть сегодня горы, так это их отсутствие.

Остается двенадцать минут до прибытия пригородного поезда. В окне продажи билетов девушка еще не до конца проснулась и устало смотрит в монитор.

— Здравствуйте! Можно мне один билет до Коломны?

— Вам туда и обратно? — тянет слова, как жвачку, девушка.

— Нет, только в одну сторону, — отвечаю, сверяясь по времени со всеми часами в зале.

— Двести сорок три рубля. Наличными, картой?

— Картой.

— Успешно. Держите билет. Хорошей дороги!

— И вам прекрасного дня!

–…сибо — доносится обрывок из окна.

Через турникет, вверх по ступеням и на горбатом переходе, что ощетинился над железнодорожными путями, замедляю шаг. Ближайший спуск для экспресса РЭКС, тот, что в середине для пригородных электричек от Москвы до Голутвина и дальше, а дальний спуск для пригородных в Москву с того же Голутвина или откуда-то подальше. Часть составов приходит новыми, какие-то будто из ржавых консервных банок, а часть и вовсе видели нулевые. И только приветливый экспресс РЭКС ходит будто только сошедший с конвейера.

Если подумать, то большая часть людей ездит на электричках в будние дни. Они набиваются в них, как разваренная крупа в кастрюле. В выходные по логике должно быть меньше, но ситуация такова, что в любой день всё одно и тоже. Тут нужно больше угадывать со временем, когда хочешь ехать. Так ты и в вагон попадешь, так еще и выбор места будешь иметь. Но, если не с одним не с другим не угадал, то нет нужды на кого-то жаловаться, так случай выпал, никто не виноват. Каждый думал точно так же, как и ты. И каждый ошибся на своей станции посадки.

Холодный ветер обдувает переход и станции. Завывает среди колонн и щиплет за щеки и уши. Часы на каждой станции звучно щелкают прямоугольными стрелками в перерывах между поездами. На одном из путей задержался товарняк, а еще один проскочил насквозь, оставив после себя только долгий шум стали о сталь. Люди, как нараспев зевают друг за другом и медленно вышагивают по желтой плитке у края платформы. Их задумчивые лица напоминают античных философов, что, блуждая по песчаным тропам заводили свои долгие речи о правильных думах, а сонные глаза наоборот ни о чем не говорили. Многие молчат в ожидании, представляя долгий путь, а тот, кто сотрясает воздух редким криком, сразу затихает, будто получая молчаливую оплеуху.

Как только поезд коснулся перрона, все тут же оживились. На всем промежутке нет ни одной линии говорящей о том, где именно откроются двери при остановке, но люди все равно, инстинктивно разделялись на группы и вставали именно там, где впоследствии и открывались двери. Очередная игра с интуицией. Игра, в которой нет счета и проигравших.

В вагоне на удивление свежо и свободно. Была возможность выбрать место, но с краю, так как все окна уже заняты. Я сел во втором ряду у прохода. Меня обхватило мягкое и довольно удобное кресло. Обычно какие-то бесформенные кушетки, обтянутые коричневым дерматином, а тут разделение на троих пассажиров и у каждого комфортное место с мягкой спинкой и подголовником. А еще с краю открывается намного лучше вид на всё происходящее за окном. И никто из людей не мешает обзору. Едешь и любуешься.

Проехав первые несколько станций в вагоне с обоих концов появились первые продавцы. Эти люди продают всё то, ради чего мы специально тратим вечера на массмаркетах. В вечных поисках этой мелочевки через категории и релевантность по «цена дешевле» или «размер скидки», помещаем их в корзину. А тут живой человек, что всплывает, как контекстная реклама и предлагает тебе то, что ты ждешь доставкой в пункте у дома.

Тут и молодая девочка, лет пятнадцати, что, запинаясь и забывая слова, предлагает тебе мизинчиковые батарейки, а потом спешно уходит в другой вагон, будто стесняясь, что кто-то заинтересуется. И высокий мужчина в камуфляжной кепке и жилетке с тысячей карманов, у которого есть новейшее средство для уничтожения домовых муравьев и только у него эта цена по сумасшедшей скидке. А следом и гнусавый тучный мужчина с огромной сумкой на плече, который предлагает обложки на паспорт и другие документы, а также защитные пластиковые файлы на каждую страницу паспорта. Вроде, бесполезные вещи, но, чтобы нам не предлагали за сто рублей — это всегда будет привлекать внимание.

В перерыве между продавцами, когда за окном закончился частный сектор и пошли поля, переходящие в лес и обратно, вошел крупный мужчина. Он выставил колонку и поправив ремешок от гитары, заговорил: Добрый день, Уважаемые пассажиры. Приятной вам дороги. Хочу исполнить для вас песню Сергея Трофимова, дабы скрасить вашу долгую поездку:

Золотые маковки церквей над рекою.

Земляника спелая с парным молоком…

Я бегу по скошенной траве, а надо мною

Небо голубое высоко…

Я ещё мальчишка лет пяти,

И радость моя поёт, и счастье моё летит…

Бабушкины сказки про Любовь и Отвагу,

Где Добро и Правда белый свет берегут.

Дедовы медали «За Берлин» и «За Прагу»

И весенний праздничный салют…

Знаю, что все вместе мы — Народ!

И счастье моё летит, и радость моя поёт.

Это всё моё родное,

Это где-то в глубине.

Это самое святое,

Что осталось во мне.

Это нас хранит и лечит,

Как Господня Благодать.

Это то, что не купить

И не отнять.

И вот он поёт, а душа разрывается. Так, что не в осколки, а, как водою растекается и бежит, устремляясь во все эти поля и леса. И нет сразу на Земле ни одного уголка, где можно было бы услышать и почувствовать что-то подобное. Такое, чтобы и возгордиться хотелось и расплакаться.

Вот несется электричка под звуки музыки и слов, а за окном, по ту сторону всё стоит и не шевелится, как дыхания набравшее. Поля, на которых коровы траву щиплют и пастух, что соломинку жует, да сплевывает. Бараки эти синие, краской облупившиеся с крышами будто портянка натянута, а не шифер. Да частный сектор, что тянется из прошлого в будущее, меняя лишь облик фасада, но сохраняя одно единственное тепло — семейный очаг, гнездо родное. И вот чередуется это всё с лесами, что в топях осели, да почками распустились, что хочется стать птицей. Такой, чтобы простор крыльями чувствовать. Так, чтобы и душа, и тело летели. Так, чтобы быть, как девушка, что вынесла флаг и идет с ним в никуда по полю, а он развивается от ветра сильного и машет, напоминая о стране. И хоть мужчина закончил петь — чувства не утихают. Теплятся, как последние угольки в печурки лесной, а ты чего-то ждешь и ответить сам себе не можешь. Но ждешь.

Следом за ним вернулись продавцы, разменявшись кивками в тамбуре. Девушка с тяжелой отдышкой предлагает стельки угольные, что влагу впитывают даже в жару, затем лысый мужчина с небольшой колонкой в руках, как с ретранслятором голоса предлагает наушники под любой разъем телефона, да бабушка, ростом с девочку маленькую, тянет сумку на колесиках и носочки предлагает. И вот они все говорят, предлагают, показывают, а я все еще слышу отголоски песни. Будто окно разбилось, меня выдуло из электрички, и я кубарем несусь по кустам и бурелому, да всё остановиться не могу и вдохнуть тяжело и выдохнуть страшно, а тело куда-то дальше едет и даже не думает останавливаться, чтобы душу, потерянную подобрать.

Никто ничего не купил, денег лишних не имея и в один момент все продавцы скрылись, в ожидании нового рейса на тихих станциях посреди полей. Внутри стало шумно от стука колес под вагоном и в приоткрытые двери между составами гулко заваливался этот звук. Парень с девушкой о чем-то спорили в полголоса на соседних местах и смеялись, придумывая значения для станций, что мы проезжали. Ведь кто-то же дал название для всех этих мест и это не могло быть просто взято из ниоткуда. С чем-то должно быть связано, возможно история какая-то кратенькая или событие на пол листа, что в жизни занимало несколько лет или десятилетий. Не может же быть станция названа «Быково», потому что там быков любят, а «Отдых», потому что там все отдыхают. Должно быть что-то большее, чем примитивная версия. И пока станции пролетают, словно тоже куда-то торопятся, я решил погуглить названия.

Как оказалось, большинство станций названы в честь дачных посёлков по территории которых проходят железнодорожные пути Рязанского направления. Но также есть и крупные города, и небольшие деревеньки, до которых пешком еще нужно пройти прежде чем увидишь хоть одну крышу, а из вагона, если прищурится в окно, то и вовсе можно даже несколько крыш заметить. И среди всего этого колорита, длинною в полтора часа есть места, у которых богатая история или же просто отпечаток временем, как родимое пятно, но в формате страны не больше, чем родинка на предплечье. Вот, например, некоторые из станций:

Ильинская — Открыта в 1900-е годы при одноименном дачном поселке, названном по имени землевладельцев Ильиных, продавших часть земель имения Быково под дачную застройку. Вблизи расположен Храм святых апостолов Петра и Павла. Современное здание существует с 1994 года (при советской власти в 1928 году храм был полностью разрушен, а на его месте открыли рынок).

Отдых — Открыт в 1932 году, вблизи дома отдыха для железнодорожников.

Между станциями Фабричная и Раменское растянулась ткацко-прядильная фабрика"Красное знамя", исторический памятник промышленной архитектуры девятнадцатого века. Вдоль железной дороги стоят пятиэтажные прядильные и ткацкие корпуса. А уже позднее вокруг фабрики образовался поселок для рабочих и служащих в последствие названым Раменское.

Фаустово — Была открыта при сооружении железной дороги в 1862 году, названа по селу Фаустово.

Осенью 1941 года бомбами был разбит стоящий на станции Фаустово пассажирский поезд, с многочисленными жертвами. Паровоз в этот момент заправлялся водой на водокачке.

Приближаясь ближе к конечному пункту назначения, я всё больше следил за небом, чем за станциями. Отложив телефон в карман и прислушиваясь к голосу машиниста, я отчетливо услышал, что следующая — Коломна. Стоило готовиться к выходу, но нависшие над городом и устрашающе трясущиеся облака намекали мне о том, что прогноз погоды вообще не соответствует действительности. Может я город не тот посмотрел? Вдруг в стране таких мест с идентичным названием несколько. И город, который я смотрел, находится где-нибудь в Краснодарском крае, а не в Подмосковье. Тогда, в принципе оправдано, что я попаду в ливень без зонта. Так мне и надо, первая встреча всегда должна быть ошеломительной, если не сногсшибательной, в прямом смысле слова.

Поезд на пол пути сбавил скорость и поравнялся с обгоревшими соснами, что сами по себе образовали подобие входных врат. А затем резко стал набирать скорость, превышая лимит, обозначенный на этом участке дороги. Будто машинист силился преодолеть невидимую для пассажиров преграду и попасть в город. Казалось, что мы, наоборот, хотим уехать подальше от города и машинист нас не высадить хочет, а от чего-то спасти. Лес, поле, речка. Лес, поле, город. На входе небольшой железнодорожный мост, пересекающий реку, обрамленную зеленым забором. А дальше начинается город и крыши одна выше другой, будто не мы на город смотреть едем, а он на нас и каждый дом старается выше приподняться, чтобы разглядеть гостей.

На въезде с северной стороны города, где весь исторический центр не перекликается с современной застройкой, выше всего красуется Маринкина башня. Осколок от былого величия Коломенского кремля. Одна из оборонительных стен с примыкающей к ней башней, окутанной тайной о колдунье-жене Лжедмитрия первого и второго. Говорят, она разграбила город и спрятала клад, прикрыв дубовыми воротами от входа в Кремль. А когда её поймали, то посадили в башню, где по одним версиям она и скончалась, а по другим, что превратилась в ворону и вылетела в окно. Этот небольшой абзац был единственным, что я прочел о самом городе.

Станция аккуратно примкнула к останавливающемуся поезду. Многие тоже увидели в окно грозовые тучи и толпа, не разбредаясь двинулась к выходу. Турникеты только и успевали проглатывать билеты. Четырнадцать секунд на табло заканчивались после отсчета до одиннадцати. Гусеница из пассажиров, ставшими теперь гостями, растянулась по деревянному переходу через железнодорожные пути в ожидании, когда красный сигнал сменится разрешающим зеленым и ужасный звук стихнет.

Люди казались слишком самоуверенными шагая первый раз по этому асфальту. Их лица сливались в одно — озадаченное. Кто-то заглядывал в карту, чтобы прочесть улицу по которой стоит идти, а кто-то сразу вышагивал по нужным тротуарам, потому что весь последний час перед городом, смотрел в карту и изучал маршрут. И те и те поступили правильно, но, когда есть программа всё перестает быть приключением и становится путешествием робота в стране цифр. Будешь жить шаблонно, то не разочаровывайся, что ничего не приносит радости. А, если впускаешь в свою жизнь adventure time, то будь добр поспевать за развитием сюжета. Когда не знаешь, чего ждать, не расстраиваешься в ожиданиях.

Я медленно шел позади основного потока. Несколько раз обошел зазевавшихся в карту людей, пока передо мной резко не остановилась женщина. Она подняла свои голубые океаны вместо обычных зрачков и спросила:

— А эта дорога приведет меня к Коломенскому кремлю?

— Не знаю, — инстинктивно ответил Леша, — Я сам в первый раз в городе и даже не понимаю куда иду.

— И я тоже. Странно, вроде, пока ехали, я посмотрела на карте улицу, но на месте не могу сориентироваться куда идти.

— Согласен, на картах проще высмотреть маршрут, а на деле потом сложно узнать, что высмотрел.

— Ну, тогда удачно вам отдохнуть в городе, может еще где-нибудь встретимся.

— Может быть в том самом Кремле. И вам хорошо отдохнуть.

Я прошел чуть дальше, а потом обернулся, чтобы запомнить, как она выглядела. Вдруг, я не узнаю её, когда мы снова встретимся. Из всего, что я мог запомнить, были только глаза, но странно будет, если я человека по глазам стану высматривать. На ней была голубая, прям как её глаза, короткая куртка и изумрудного цвета шарф. Темно-синие джинсы закрывали маленькую ножку в коричневых сапожках. Со спины мало что можно уже разглядеть, но думаю, что даже с таким описанием она будет единственная, если мы встретимся вновь.

От станции напрямик в город вела Полянская улица, а уже в нее врезались улицы Левшина и Льва Толстого. Их перерезали поперек трамвайные пути, будто ножны, спрятанные под генеральской шинелью. Машин было мало и люди спокойно шли по дороге, перебегая то на одну сторону, то на другую вне пешеходных переходов. Казалось будто мир немного притормозил в этом месте, остался на короткий перекур и это затянулось. Дома подмигивали приоткрытыми ставнями, запахи зелени наполняли общий флакон города. И чем глубже я погружался в город, тем меньше замечал видимых изъянов, оставляя в памяти лишь общее впечатление.

По улице Левшина тянулся узкий дорожный коридор, по обоим сторонам которого друг на друга смотрели будущее и прошлое. По левую сторону, в братском хвате стояли двухэтажные дома с мансардами и резными ставнями. На окнах кружевная тюль, в горшках цветы, на заборах давно истрескавшаяся краска. Долгие переулки уходили под уклоном вверх, перетекая в такие же долгие, но в разных направлениях. И не счесть сколько еще домов спрятано в таких рукавах, но город точно имеет свои секреты и архаичную архитектуру. А по правую сторону красовались румяным кирпичом новостройки. С большим шагом друг от друга, они устремлялись в небо, будто в прыжке, а сами же вошли корнями в землю и обросли зеленью, да яблонями. На детских площадках не слова о детях, на парковках, ни звука моторов. В неспешном молчании только просыпался город, набираясь сил перед предстоящей неделей.

Несколько перекрёстков я старался нащупать то, за что можно зацепиться в Коломне. Какой-то необычный орнамент или что-то странное в архитектуре. Что-то, что могло мне намекнуть на отличную идею для книги. Если я посещаю новое место, то что-то должно натолкнуть меня на интересный сюжет. Будь то древняя история, предание или легенда. И обычно — это проявляется в самом начале города, как лезвие клинка, что, проникая всё глубже и плавнее придвигает кончину ближе к ручке, с которой всё и берет начало. Но сейчас всё было иначе. Чем глубже я проникал в город, тем меньше он открывался. Можно сказать, что совсем не открывался.

Улица становилась еще тише ближе к центру. Битые стекла, уставшие дома и покосившиеся столбы. Возможно раньше город всегда приветствовал гостей, но, как годы не жалеют стариков, так и дома ищут отдыха, когда нет сил больше сохранять тепло в стенах. Улицы выщерблены временем и пропиты дождями, оставив после себя лишь следы долгой жажды. Асфальт прорезан кратерами морщин, а закрытые на реставрацию дома одиноко доживают свой последний год. То, что получится, когда последний мазок побелки высохнет — будет муляжом, некогда дышавшего здания. А в эпитафии упомянут год и архитектора, и это даже не в память, а для формальности законченного дела.

Небо чернело не по прогнозу погоды, стараясь успеть к полудню. Солнце съежилось от недовольства и в редких просветах напоминало о себе, прежде чем снова исчезнуть. Я же понимал, что, если чернота не разойдется, то вся моя прогулка может закончится, так и не успев начаться. Мой зонт спит на вешалке в коридоре и в этом сражении с непогодой, я совсем безоружен, если, почти не голый. Тут либо нужно искать, где спрятаться, либо просто принять уготованное и с гордостью, да в мокрых штанах всё-таки посмотреть город, прежде, чем заселиться в номер гостиницы. Там я надеюсь не придется объяснять мой внешний вид, а будет достаточно показать рукой на окно и ливень идущий за ним. Хотя кто знает, может небо только скалится, а в итоге будет сухо, но прохладно. К такому повороту я готов.

Дальше улица Левшина пересекалась с улицей Зайцева, где начинался сквер им. Юрия Гагарина. В самом начале его была небольшая ярмарка из красных деревянных домиков и такой огненной вывеской на входе. В центре у самого забора карусели и аттракционы для детей. Вот там и был весь детский смех, еще не проснувшийся во дворах. Дети кружились по кругу на деревянных лошадях или в каретах и никого не смущала погода и всё, что за ней следует. А те дети, что ждали свою очередь завороженно следили, как крутится сахарная вата. Пока взрослые грели руки в стаканчиках с кофе, а продавцы в лавочках, заполняли пустые полки попкорном.

Первые большие капли пришлись именно вблизи сквера. Негде было спрятаться и ускоряя шаг, я словно ускорял дождь. И героически выругавшись себе под нос пришлось принять уготованное. Если не спастись от того, что тебя уже настигло, то можно перевести это во внутреннюю шутку и насладиться происходящим. Как и сказано раньше, город хранит множество секретов и не может же он быть глухим к приезжим, равно, как и слепым к происходящему. На всё есть план, даже, на то, что идет якобы без него. Если не в твоих руках карта, то идешь за тем, у кого она есть.

Выйдя на Красногвардейскую дождь внезапно закончился, не набрав должной силы, хоть тучи и не расходились. За поворотом дорога уходила выше и переходила в большую площадь перед станцией автовокзала. А прямо за ней находилась часть стены большого Коломенского кремля из красного кирпича. Высотой с пятиэтажное здание и шириной с квартиру от края до края, в центре она имела башню — бойницу с аккуратными окошками для лучников. Видимо эти следы бывшей мощи оборонительного сооружения остались по всему городу, между тем в пробоинах застроенные усадьбами, да ресторанами.

Обойдя стену с правой стороны, по каменным ступеням, я встал перед длинной улицей, уводящей вниз по холму, а с другой стороны на стену, что была украшена гобеленами с древним сюжетом. На исторических табличках были имена художников и названия работ. Сюжеты в основном отражали историю самого города, в период нападения и уничтожения татарами и начало героического похода Дмитрия Донского. Смотр войск у Коломны и уход на поле Куликово.

Дальше, с холма по улице Святителя Филарета с одной стороны шел Музей органической культуры, а по другую белые покои Игуменского корпуса, что входили в основание Коломенского кремля с южной стороны. Дальше улица пересекалась с улицей Казакова откуда можно было попасть на Соборную площадь перед кремлем. Как только входишь на площадь, по левую сторону идет школа, за ней следом памятник Петру и Февронию в бронзе с нимбами. Дальше стоит Тихвинский храм из белого камня с остроконечной крышей, а не маковками. А рядом с ней, как бы пересекая площадь стоит Успенский собор с пятью маковками без колокольни. А по другую сторону одна из башен Кремля со шпилем перед Покровским храмом.

Казалось, что, если убрать всех людей с площади, то можно оказаться вне времени. Будто в воду ныряешь, открываешь глаза, а перед тобой новый мир и в редких отражениях солнца не понять, что более реально. И за секунды приходит столько мыслей, что дрожь пробирает, а сам стоишь и молча сдерживаешь дрожь. Вот в чем весь секрет мира, если не смотреть на него через очки. Вот в чем соль, если уж совсем говорить откровенно. Ты смотришь на мир, а он ответно смотрит в тебя. А дальше вы уже наговориться не можете и гуляете, держась за руки, хоть и выглядит всё, как одиночество. Но ты идешь и только поспеваешь за ходом мысли собеседника, да головой крутишь, чтобы еще успевать разглядеть то, о чем он тебе говорит. И улыбаешься, словно мальчонка, которому мороженое купили, когда он не просил. И радостно так, потому что ничего другого сейчас не хочется, а только молча идти, кивать, да смотреть по сторонам. Иногда слюну сглатывая, потому что щурился, подняв подбородок и глотать забывал. Настолько всё интересно.

— Я смотрю вы тоже нашли Кремль? — Внезапное молчание момента прервал голос, пришедший из ни откуда.

— А? — Леша обернулся и снова увидел женщину, с которой только час назад расстался, почти в самом начале пути. — Да. Смотрю вы тоже его нашли. С картой справились?

— Нет, спросила дорогу в магазине. И мне вполне доходчиво объяснили, что я почти на месте.

— А потом пошел дождь?

— Точно. Пришлось немного подождать. Не особо хотелось идти мокрой по городу.

— Вы тоже забыли зонт?

— Я его забыла купить, можно, так сказать. А вы свой?

— А я свой купил, но оставил отдыхать дома, пока прохлаждаюсь под дождем.

— Можем пройтись вместе, если вам не помешает моя кампания, раз мы оба нашли то что хотели.

— Почему бы и нет.

— Меня Наталья зовут, — она протянула руку и улыбнулась.

— Леша, — протягиваю ответно руку с еще более широкой улыбкой.

Не зная маршрута, который мог бы тебе подойти по настроению, идешь обычно туда, где взгляд не может сосредоточиться и размывает картинку. Мозг как-то принимает сигнал на интерес и движет тобой, словно марионеткой в кукольном театре. И тебе не обязательно сосредотачиваться на том, что не видно, достаточно быть пассажиром, что в своём экскурсионном теле выглядывает в иллюминаторы глаз и наслаждается происходящим. Водитель не может быть одновременно и экскурсоводом, и внимательным пассажиром, что впитывает информацию, но не запоминает и много фотографирует, чтобы в конце поездки почистить память. Он либо одно, либо другое. А совмещение — это переработка за которую не платят.

Леша с Наташей шли по улице Лазарева. Дорога резко уходила в небольшой подъем на запад северной стороны старой Коломны и примыкала напрямик к одному из осколков древней оборонительной стены с двумя башнями. Они шли вперед, а навстречу им двигалась чернота, что за собой оставляла только тень и угрозу ливня. То, с чем они встретились в самом начале пути — была разминка перед большим спектаклем. И он, увы, пройдёт без антракта. Актеры отыграют всю часовую, а может и больше, пьесу. Оркестр будет неистово бить в барабаны, создавая гром, а армия скрипок вполне сойдет за молнию в её самом прозаическом смысле. Но стараясь не замечать и оттягивая момент наступления неизбежного, Леша первым прервал снова наступившее молчание:

— Можно спросить, а откуда вы приехали?

— Можно на «ты», Леша. Не люблю, когда со мной считаются, как с долгожительницей. К моей Маме можно обращаться на «вы», а со мной можно попроще, к чему эти фамильярности.

— Хорошо, давай на «ты». Так, откуда ты приехала Наташа?

— Мне кажется, что вопросы к девушкам по типу: сколько Вам лет, где Вы работаете и где живете — это моветон. Ведь, предположим, что я тебе скажу, что из Москвы или Питера, то ты будешь ко мне относиться с должным вниманием, а, если скажу, что приехала из деревни или поселка, то твое отношение станет другим. Проверено не однократно. Поэтому, лучше, когда этого не знаешь и общаешься с человеком, просто потому что тебе хочется обсудить с ним момент настоящего.

— Но ведь взаимный интерес и вопросы помогают вести общение.

— А ты никогда не пробовал обойтись без этого? Быть с человеком в моменте, касаясь только того, что вы видите вместе, а потом спокойно отпускать, не проецируя что-то общее.

— Ты психолог? — Леша слегка прищурился в вопросе.

— Всё-таки придется отвечать на вопросы. Я — обычный человек. И раз уж тебе привычнее вести беседу через вопрос-ответ, то откуда ты приехал?

— Всё просто, из Москвы.

— А почему ты здесь, а не в Москве?

— Потому что здесь некуда бежать. Каждый перекрёсток последний, также, как и первый. И, если в Москве есть горизонт побега, когда все места, что ты посещаешь лишь вскользь уходящая пустота, то в этом месте за любым из поворотов будет леденящая стена пустоты, что смогла тебя остановить. И бежать просто не имеет смысла, потому что она тут везде. Тобой так не заполняется место, как ею, сразу и повсеместно.

— Так ты бежишь? От кого?

— Уже нет. Бессмысленно бежать на одном месте. Ни пешком, ни ползком, ни во сне не скрыться от того, что ходит за тобой след в след. В Москве так можно. На миллион шагов там миллион преследователей, но витиеватые дороги и повороты сбивают всех с толку. Легко спрятаться среди тебе похожих внешне.

— Но от кого этот побег?

— От себя самого, от кого же ещё. Разве не ясно, что наша тень и есть самый ярый преследователь. Там мы слишком свободны и открыты миру и в этом и состоит погоня, — обогнать себя вчерашнего и не догнать завтрашнего. Можно сказать, что мы бежим, чтобы не успеть насладиться жизнью. Она ведь где-то там, куда мы ещё не добежали. А здесь некуда бежать. Жизнь предстаёт перед тобой, грубо притормаживая забег и говорит:"Хватит! Побудь в сейчас, пока это возможно. Завтра может не наступить, а ты даже не видел красивого заката".

— Так просто?

— Это очень сложно. Особенно, когда ты делаешь это в первый раз. В первый осознанный раз.

— Знаешь, вполне аргументировано. Но почему для тебя это так важно?

— Потому что раньше я не замечал, что живу. Говорят, «Увидеть Париж и умереть», а я хочу увидеть какой-нибудь город, чтобы наконец-то жить. Увидеть этот закат, которого у меня не было. Встретить незнакомых мне людей, чтобы выговориться. Пройтись наконец-то пешком до мозолей или боли в коленях. Почувствовать хоть что-то. Я давно не был самим собой, что не знаю, кого хочу встретить в конце этой прогулки, да и поездки в целом. Возможно, за время долгого отсутствия, в моём внутреннем доме остались только кости, обглоданные ветром и гнилые доски.

— Или там вполне уютный домик, слегка в пыли, но, при должном уходе все можно вернуть к жизни. Ты слишком категоричен и прямолинеен к самому себе. Ты подавляешь агрессию, но делаешь это уже автоматически. А может стоит выдохнуть и перестать притворяться, а просто сломать тот домик, что тебе не нравится и заложить новый фундамент? Построй что-то новое взамен руин, которые, как тебе кажется там остались. Никто не обязан жить там, где ему не комфортно, но каждый вправе сам заложить основу для новой жизни. В твоих руках любой материал и знания о строительстве, тебе лишь нужно начать. Разбей камнем окна.

— А ты точно не психолог?

— А ты точно не робот?

— Почему?

— Слишком много вопросов задаешь. Но я в себе уверена, а вот ты продолжай искать свою настоящую жизнь. Такую, какую захочешь.

Долгий пронизывающий ветер ворвался в разговор. Он собрал всю пыль с дороги и поднял в воздух, закрутил в маленький водоворот и бросил в людей, что шли ему навстречу. И между тем грозовая туча нависла прям над городом, зловеще подергиваясь на ветру и вот-вот готовая раскрыться в отчаянном порыве сентиментальности.

— Мне пора уезжать, уверена, что дождь не на десять минут. Такая грозовая туча и не одного просвета со стороны движения. Вероятно, что первое знакомство с городом будет коротким.

— Куда ты сейчас?

— На станцию, там меня должны забрать. Я выполнила то, что хотела, то, что долго откладывала в ящик. Это небольшое рандеву в Коломенский кремль — мое последнее незавершённое дело. Теперь пора домой. Никто не обрадуется, если я еще задержусь на часок, чтобы помокнуть под дождем, пусть и в приятной кампании.

— Тогда, до встречи. Рад был познакомиться и спасибо за приятную прогулку.

— Может в следующей жизни. Главное, Леша, запомни, что сейчас — это самое лучшее время, что у тебя есть и только сейчас — это то, что еще не случилось, но уже осталось с тобой навсегда. Пусть только в памяти.

— Это совет?

— Заметь, совершенно бесплатный. — Наташа рассмеялась и пошла обратно по улице, опережая дождь.

Леша бежал вверх по улице, где начиналась Маринкина Башня, а в голове крутились слова Наташи. Будто что-то важное сейчас произошло, такое, что оставляет неизгладимый отпечаток на всем, чего коснулось. Будто прочел книгу, а на последних строчках, вместо финальной развязки, к тебе вышел один из героев и заговорил. А ты растерялся и вместо вопросов по тексту расспросил его о жизни. Но из-за этого разговора весь текст перевернулся с ног на голову. И вот ты сидишь ошеломленный, а в голове не укладывается. Ничего не укладывается, но всё в разы стало проще и понятнее.

На пяточке перед башенной стеной стояли несколько бомбил. Один сидел в четырке и крутил четки, рассматривая небо в ожидании первых капель. Другой громко обсуждал с кем-то ремонт своей ауди и неистово размахивал руками. Леша выбрал того, что мысленно искал встречи с дождем.

— Шеф, привет! Какая гостиница здесь ближайшая?

— Комфорт на Уманской.

— Сколько возьмешь?

— Сто пятьдесят и запрыгивай.

— Отлично. Погнали, пока дождь не начался.

— Домчимся с комфортом до Комфорта.

Заселение прошло быстро. В номере было тихо и душно. В окно проглядывался задний двор с шлагбаумом и крыша соседнего дома. Я открыл окно и рухнул на кровать у стены. Казалось, что ноги, пока я не вижу, совершают кругосветное путешествие сами по себе, потому что, только снял кеды, усталость обрушилась десятикратно. И прежде чем окончательно уснуть, я решил оставить заметку в дневнике:

«Здравствуй, дорогой дневник и Леша. Знаешь, сегодня прекрасный день. Хотя, ты и сам должен об этом помнить, это ведь твое прошлое, пока здесь — моё настоящее. У тебя должны были сохраниться эти воспоминания. Твоя поездка закончилась… даже не знаю сколько лет назад. Надеюсь, что она прошла также прекрасно, как и начался первый день.

Да, дождь, скотина, конечно подпортил настроение, но может быть так и надо было? Когда я последний раз был под дождем, а не с балкона за ним наблюдал? Наверное, несколько лет назад. Пока писал прошлую книгу и тщетно марал бумагу на черновик нового, но так и не дописанного романа. А тут настоящий дождь, не книжный, не в тексте, а на улице. Каждая капля по лицу бьет, да расходится в теле, как круги на воде. И вроде холодно, а так приятно. Мама раньше говорила: «Не сахарный — не растаешь», а я вырос и стал бумажным. Теперь под дождем разбухаю. Заценил шутку?

Мама. Как странно, что я о ней вспомнил именно сейчас, после дождя.

Мне давно нужно было куда-нибудь поехать. Не сидеть приклеенным к стулу и припаянным к городу, а встать и уехать. Купить билет в любой город на первую попавшуюся букву и жадно вдыхать воздух. А потом также жадно напиться городом. Мы слишком сильно приживаемся на одном месте и перестаем видеть красоту. Во всем сопровождается скалящаяся тоска от однообразия. И вот эта нехватка прекрасного, равно, как и эстетики выливается в агрессию по отношению к себе. Никто не виноват, что ты ничего не хочешь. Только ты сам. Заведомо ища легкие пути, останавливаешься на том, что легче перестать искать. Не возлагать большие надежды на изменения, а смириться с углекислым газом, надышавшись про запас. Отравиться городом и в похмельном бреду искать аспирин, но не найти даже стакана чистой воды. Чего нет, того нет.

А потом же всё самое простое гениально очевидно. Выйди за дверь, сядь на маршрут, и пусть акварель рисует твой путь. Ну, акварель — это как бы сравнение с красками, где весь твой мир окрашивается в сплошное пятно, когда стрелка спидометра ложится за сотку. Вот тогда начинается жизнь. Не в душной квартире, что передышала тобой, а за её пределами, где уже не надышаться тебе.

Сегодня хороший момент для новой страницы в жизни. И мне этого не хватало. Надеюсь, ты все помнишь, но я все равно буду держать тебя в курсе событий. Пока».

С последней точкой я провалился в сон.