Семь историй из детства

Алекс Гант, 2018

Все мы родом из детства, грустно, когда мы, взрослые, об этом забываем. Эта книга о приключениях школьника Дмитрия Рыбакова. Семь историй о том, чем жили мальчишки и девчонки в 80-х годах 20-го века. Приглашаю всех вас погрузиться в мир настоящей дружбы, где девчонки и мальчишки искренне борются за справедливость и, конечно же, побеждают! Для детей в возрасте от 3 до 90 лет. Эту книгу я посвящаю моей дочери – Веронике , без ее настойчивого желания слышать все больше и больше рассказов из моего детства, она никогда бы не увидела свет…

Духовое ружье

Эта история произошла, когда мне было 9 лет. Я узнал, что у моего друга появилось настоящее духовое оружие. Ну, такое, не настоящее, самодельное, он его сделал из насоса. Но это было не важно, ведь из него можно было стрелять, пусть и самодельными пластилиновыми шариками. А много ли нам, мальчишкам, было нужно? К тому же выстрелом из этого ружья можно было разбить и толстую стеклянную бутылку из-под лимонада. И пусть для этого нужно было предварительно закатать в пластилин шарик, вынутый из подшипника, это не важно. Главное, что для всех это было настоящее грозное оружие, которое с расстояния десяти метров било намного точнее и страшнее рогатки. Я со своим другом Колькой несколько раз пытался сделать свое духовое ружье, но, видимо, мы еще не обладали всеми необходимыми навыками, и у нас толком ничего не получалось.

Я, конечно, очень завидовал Славке, ведь он сделал то, чего мы не смогли сделать. Рабочее ружье, которое стреляло без осечек и заклинивания. Да и сам приклад был очень красивым, покрытый лаком, с выжженным на нем причудливым орнаментом. «Эх, — думал я, глядя, как Славка показывает ружье мальчишкам, — вот бы мне такое, уж я-то показал бы всем, как нужно стрелять. Я бы без труда попал, куда угодно, да что там говорить, я бы на охоту пошел!» А Слава, между тем, продолжал демонстрировать все качества своего ружья.

— Вот вы, ребята, стреляете из своих рогаток, — говорил Славка, — но рогатки годятся, разве что только против пустых консервных банок, а из моего ружья можно попасть в любое место: хоть в центр мишени, хоть в лесное животное. Так что я почти охотник.

Все вокруг кивали и соглашались, просили подержать это ружье.

— Вон, видите, муха сидит на заборе, я сейчас её в лепешку! — Славка показывал на муху, которая сидела в метрах шести от нас на дощатом заборе и грелась на солнце.

— Да не вжизь! — сказал Колька. — В бутылку еще можно попасть, но в муху… Ты, Славка, ври, да не завирайся!

— Не верите, глупые? Сейчас увидите мое ружье в действии! — Слава скатал пластилиновый шарик, шарик от подшипника на муху он тратить не собирался. — Сейчас увидите, увидите! — повторял он, занимаясь своим ружьем.

Наконец Слава закончил со своим ружьем, взвел его в боевое положение и прицелился. Все вокруг замерли в ожидании выстрела. Никто не верил, что он попадет в муху, и на лицах многих ребят уже появлялись улыбки, таким нереальным это все выглядело. И вот Слава спустил курок, ружье издало кроткий выдох: «Пуффф!»

Все тут же бросились к забору. Когда мы подбежали, то увидели расплющенную пластилиновым шариком муху.

— Ух ты, он попал, попа-ал! — закричали все вокруг. — Славка попал в муху, ого-го, он крутой!

Мальчишки никак не могли остановиться, мне это надоело, и зачем-то я сказал:

— Ха, попал в муху, да любой так может, эка сложность, да я, да я и с большего расстояния попаду — и не в муху, а в птицу. И тут же осекся. «Зачем я это все сказал, кто тебя тянул за язык? — думал я. — Это же мальчишки, они просто так все это не оставят». Наверное, я так хотел прикоснуться к этому ружью, что просто-напросто сошел с ума. Но когда я это понял, было уже поздно. Все мальчишки уставились на меня.

— Ерунда, говоришь? Лучше меня можешь выстрелить? — Славка шел ко мне с духовым ружьем наперевес. — Ну, попробуй, если такой крутой!

Я замялся с ноги на ногу, а Слава продолжал:

— Вон, видишь, сидят два воробья? — он указал на ветку, до которой было метров десять. — Если попадешь в одного из них, я дам тебе это ружье на целую неделю, а не попадешь — отдашь все свои деньги на завтраки за шесть дней. Идет?

Я стоял и не знал, что сказать. Да, я неплохо стрелял из рогатки, но, если честно, то не любил стрелять по живым существам. Даже в тот день, когда меня принимали в лесную компанию выживальщиков, где для вступления нужно было застрелить белку, мне помог мой друг, который отдал мне найденную им в лесу мертвую белку. А тут на глазах у всего двора! Эх, о чем я только думал?

— Так что? Мы договорились? — голос Славки был ледяным. — Покажи, на что ты способен, Дима! — мое имя он произнес с явной издевкой, и отказаться сейчас было равносильно тому, если бы я залез на дерево и прокричал: «Я врун и бахвальщик, не дружите со мной!»

— Да, идет, — ответил я, — давай свое ружье!

Я взял ружье у Славы. Оно было приятное на ощупь, я сразу почувствовал уверенность, да и первоначальный мой страх почти исчез.

— И помни, — сказал Славка, — оружие дают только профессионалам, тем, кто отвечает за свои слова.

Потом он остановился и сказал:

— Пожалуй, я сам его заряжу, так и быть, помогу тебе!

Слава взял железный шарик и обернул его пластилином.

— Так надежнее, — сказал Слава, — одного выстрела хватит.

Я же, когда увидел металлический шарик, сразу расстроился, так как надеялся, что будет пластилиновый шарик, который, думал я, особого вреда воробьям не нанесет. Но теперь я понял, что все будет серьезно, и мне уже никуда не деться.

— Что так смотришь? — спросил Слава. — Мы настоящие охотники, поэтому нам нужен настоящий трофей.

Я посмотрел на птичек, потом на ружье и вздохнул:

— Да, мы охотники, — сказал я и поднял уже ненавистное ружье.

Я прицелился, прицел у ружья был сделан с любовью, из двух старых гвоздей, которые Славка предварительно хорошо отполировал. В перекрестье прицела я увидел двух воробушков. Теперь я мог их очень хорошо рассмотреть. Один из них был чуть больше. «Самец», — подумал я. Второй воробей был чуть поменьше. Они грелись на весеннем солнышке, жмурили глаза, чистили свои перышки, чирикали. В общем, выглядели вполне себе счастливыми и красивыми птичками. И самое главное, что ни один из этих воробушков не догадывался, что ему осталось жить совсем недолго.

Что же делать? Кого из них выбрать? Я переводил прицел с одного воробья на другого. Мысли роились у меня в голове, ведь если я застрелю одного, другой наверняка будет переживать, ведь, похоже, это воробьиная семья. Зачем я стал бахвалиться? И тут я понял, попаду ли я, промахнусь ли я, сложностей не избежать. «Да пропади это ружье пропадом!» — подумал я, да и позор меня больше не волновал. И тут решение нашлось: выстрелю-ка я по ветке, все увидят, что я стреляю точно, и воробьи останутся целы. Я опять начал прицеливаться. «Главное — не задеть воробьев, — решил я, — но если и задену, то хотя бы сделаю это не специально». Я прицелился в ветку и нажал спуск. Он был лёгким. Ружье, как и в прошлый раз, издало звук короткого выдоха. Пуфф! Я увидел, что ветка качнулась, и оба воробья упали с нее вниз.

— Ого! Он двоих воробьев сразу застрелил! — крикнул кто-то из мальчиков. — Ну, ты даешь, двоих одной пулей, как в кино!

Все побежали к дереву, а я поплелся за ними, держа в руках вмиг потяжелевшее ружье.

Когда мы подошли к дереву, то увидели, что на земле лежит только одна птичка, второй нигде не было. Та, что лежала на земле, вздрагивала крыльями. Я поднял воробья, это был самец, у него из ноги шла кровь. Я все-таки промахнулся по ветке и задел его лапу. Но я понимал, что теперь его нужно спасать от мальчишек.

— Я его возьму к себе, кошке отдам, это же мой трофей? — грозно спросил я.

— Да, твой, конечно, твой, а вообще, ты настоящий зверь! — сказал Славка. — Безжалостно застрелил воробья, а теперь еще живого хочешь скормить кошке. Ты настоящий охотник, забирай ружье, заслужил!

— Спасибо, потом! — ответил я и побежал домой, держа в ладонях раненого воробья.

Придя домой, я перебинтовал лапку этому воробью. Потом сделал из старой коробки ему что-то вроде больничной палаты, положил его туда. Следующие несколько дней я, как только приходил из школы, сразу же бежал к своему подопечному. Кормил его зернами пшеницы, которые собирал в поле, давал рис, который находил у мамы в шкафу, и поил водой. Через 7 дней воробей полностью поправился и уже чирикал по утрам. «Ну, все, пора его отпускать!» — решил я и вышел на улицу, держа в руках коробку с воробьем.

— Ты уж извини! — сказал я воробью. — Я не хотел в тебя попадать, прости меня и лети!

Я вынул его из коробки и посадил на крыльцо.

— Ну, давай, лети! — я его легонько подтолкнул. Но воробей не торопился улетать. Вдруг, откуда ни возьмись, появился еще один воробей, он летал вокруг нас и громко чирикал. Я узнал, это был второй воробей, самка, с которой мой больной сидел на ветке.

— Ну вот, видишь? Тебя встречают, лети уже! — я еще раз подтолкнул воробья, и он взлетел. Воробей подлетел к своей подружке, и они начали чирикать еще громче. Казалось, что они, как люди, обнимаются и не могут наговориться друг с другом. Потом они сделали несколько кругов вокруг моего двора и улетели ввысь.

С тех пор все мальчишки считали меня крутым и безжалостным охотником, некоторые даже стали побаиваться спорить со мной. Кольке я все рассказал, и он меня поддержал. А те воробьи, как мне казалось, еще несколько раз прилетали в мой двор. Хотя, может, это были не те самые, но мне приятнее думать, что это были те счастливые птички, которых я первый раз увидел в прицел Славкиного духового ружья.