Детство Тины

Лера Леонтьева, 2021

А вы много знаете о детстве своих бабушек и дедушек? Наверняка, нет! Ведь в то время в стране бушевала великая война, которая заслонила в памяти все детские радости и переживания. А между тем, пока взрослые решали судьбы мира на фронтах, их дети росли. Как жили девчонки и мальчишки во время войны, во что играли, о чем мечтали? Об этом вы узнаете, прочитав о военном детстве девочки из небольшого шахтерского городка. А еще о том, как страшно, когда история повторяется через много лет с их внуками и правнуками.

Глава 1.

Второй день не прекращались обстрелы…

— Бух! Бух! Бух! — очень громко и очень близко застучало с запада. «Что-то сегодня совсем рядом бьют», — прислушалась Валентина. Уже несколько дней было совсем тихо и нате вам, опять зарядили». Не зажигая света и помня о снайперах, пожилая женщина с трудом протиснулась к подоконнику, заставленному горшками с кактусами, и всмотрелась в темноту. Никаких отблесков от разрывов в хмуром январском небе не наблюдалось, но это ровным счетом ничего не значило. Начаться могло в любую секунду. Она проверила, включено ли радио в спальне, на всякий случай, чтобы не пропустить сообщение от служб МЧС о том, что нужно срочно спускаться в подвал.

Вдруг она почувствовала, что зябнет, хотя с утра ходила в толстом махровом халате. Потрогала батарею, и пальцы наткнулись на обжигающий холодом металл. «Так, отопление отключили. Интересно, из-за аварии или по более серьезной причине. Свет и вода пока есть. Пойду-ка еще раз проверю «тревожную» сумку». С этими мыслями, промелькнувшими в секунду, Валентина задернула поплотнее шторы и пошла на лоджию, в противоположную сторону квартиры, откуда окна смотрели прямо на восток. Достала из-под старого стула, доживавшего свой век в качестве этажерки, большую дорожную сумку на колесиках и переместилась в спальню. С этой стороны квартиры свет можно было включать без опасений, что она и сделала. Расстегнула молнию и стала, не спеша, перебирать тщательно упакованные вещи первой необходимости: аптечку, деньги, консервы, крупы, документы, белье. «Так, а это что у нас?», — Валентина осторожно размотала скрученное в комок полотенце и извлекла на свет… древнюю куклу, с лысой, облупившейся от старости опилочной головой и тряпичным туловищем неопределенного цвета, без одежды.

— Смотри-ка, — удивилась про себя Валентина, — и ее подружку я, оказывается сюда сунула. На счастье, больше полувека зачем-то ее храню. Хотя от судьбы все равно не уйдешь, какими талисманами не запасайся. И опять весь этот ужас повторяется.

— Бабуля, бабуля, ты где? В спальню вбежал девятилетний правнук Ваня. — Бабуля, я боюсь, почему так сильно стреляют, я рисунок рисовал о зиме. А потом стрелять начали, я испугался и к тебе прибежал! Я, наверное, буду плакать. — Ванин бурный поток эмоций заполнил небольшую комнату и вернул Валентину в реальность. А мальчишка тем временем прошмыгнул на холодную лоджию и, прыгая, как Маугли, по тумбочкам и шкафчикам, теснившимся впритык друг к другу, подобрался к окну и уткнулся лицом в темное стекло.

— Бабулечка, не ругайся, я только посмотрю, что там и сразу слезу, — горячо и быстро забормотал мальчик. Валентина, тем временем, уже полностью пришла в себя и строгим «бабушкиным» голосом приказала:

— Быстро слезь с окна и иди в свою комнату. На всякий случай переоденься, может опять придется спускаться в подвал.

— А что, а зачем? А в наш дом что, может попасть снаряд? И что тогда будет? Нас всех убьют? — Очередная порция Ваниных вопросов — утверждений обрушилась на Валентину. Она видела, что мальчик на грани истерики. Нужно быстро успокоить и отвлечь мальчика.

— Ваня-Ванюшка, ну что ты такое говоришь! Не бойся, ничего с нашим домом не случится! Один раз в это место бомба уже попала и все-все разворотила. А второй раз бомба, как известно, в одно место не попадает. Так что все будет хорошо.

— Как второй, как второй? — Ваня уже полностью переключился на новую информацию и огромными горящими глазами смотрел на бабушку. — А когда первый был, бабуля? А тогда тоже обстреливали? А ты тоже вещи в сумку складывала? А я где был? Наверное, я был маленький и ничего не помнил?

— Нет, детка, — пробормотала Валентина, — это было, когда я была маленькой и все-все помню. Помолчала и еще тише добавила:

— В начале жизни помню я войну…

… Жила-была девочка, звали ее Тина. Косички вразлет, курносый нос в веснушках, на круглом лице огромные распахнутые глазища. Вообще-то полное ее имя было Валентина, но была Валя девочкой непоседливой, быстрой во всем, в том числе, и в имени. Поэтому, когда ее спрашивали: «Девочка, как тебя зовут?», она сквозь зубы быстро, чтобы поскорее отстали, отвечала: «Тина» и мчалась прочь. К тому же ее старшую сестру звали Таня, и все знакомые и друзья так о них и говорили: «Тина и Таня». «Пошли к Тине и Тане, вчера встретила Тину и Таню, и т.д.». Таня, наоборот, была девицей обстоятельной, решительной и властной. Она любила верховодить, и чтобы ее слушались и не спорили. А Тина и не спорила, потому что Таня была на целых два года старше и знала таблицу умножения на восемь.

Жили Тина и Таня в небольшом степном городе с шахтами и заводами. Мама Тины и Тани работала в школе учительницей начальных классов, папа — главным бухгалтером в городском коммунальном хозяйстве. В общем, жили — не тужили. Осенью Тина готовилась пойти в первый класс. Ей уже исполнилось шесть лет. Вообще-то в школу Тина не рвалась, ей жалко было расставаться с вольной жизнью и ходить все время в одном и том же коричневом платье. Но зато Тина очень любила читать. А мама пообещала, что в школе у Тины будет много книг для чтения. И Тина согласилась в сентябре идти в школу. Папа подарил Тине по случаю этого грандиозного события калейдоскоп. Тина то и дело заглядывала одним глазком в эту волшебную трубочку. А в ней, чуть встряхнёшь, вспыхивают разноцветные картинки: серебристые, красные, зеленые… Так и жизнь представлялась маленькой Тине в буйных красках, вроде этих калейдоскопических картинок. И не думала, не гадала она, что скоро в два цвета окрасится все вокруг…

А еще Тина любила лето. Нет, весну и начало осени она тоже любила, но меньше. А вот зиму ненавидела. Из-за многочисленной одежды, которую нужно было носить несколько месяцев подряд. Из-за холода и ветра, который так и норовил залезть во все мыслимые и немыслимые отверстия одежды, отчего приходилось напяливать ненавистный шарф. А летом — красота! Бегаешь целыми днями в легких маркизетовых платьицах, горячий степной ветер обдувает со всех сторон, а вечером после долгих походов с мальчишками в дальние балки и карьеры отдыхаешь на крылечке в ласковой прохладе! Красота!

Календарный год так и рисовался в Тинином воображении таким себе неправильным прямоугольником. Боковые грани — это весна и осень, верхняя — зима, а нижняя — любимое лето. Так вот, если боковые грани были примерно одинаковыми, нейтральными по любви, то нижняя — лето, была длинной-длинной, прямо-таки бесконечной. А вот полоска зимы у Тины была короткой, которую надо быстрее пережить, чтобы, легко перемахнув через весну, очутиться в бесконечном лете. Так Тина в детстве представляла себе круговорот природы.

А пока шло жаркое лето 1941 года, и семья собиралась в гости к папиному брату Михаилу, который жил неподалеку в небольшом греческом селе с громким названием Константинополь.

Вообще-то Тинины родители жили раньше на Кубани. Когда в тридцатые годы прошлого столетия в селах начались одновременно коллективизация и раскулачивание¹, мамин дедушка — зажиточный казак, приказал им срочно уехать подальше и затеряться в толпе. И правильно сделал, потому что всю их семью вскоре угнали на Соловки. После войны, они, правда, вернулись.

А Тинины родители прямиком направились в степь Донецкую, куда в те времена стекались толпы людей со всей страны, потому что здесь началась, наоборот, индустриализация, когда вместо мелких мастерских и фирм начали строить большие заводы, фабрики и, конечно, шахты. Вокруг них построили дома, школы и больницы, поэтому требовалось много работников. Папа закончил курсы бухгалтеров. Мама и так все знала, потому что еще до революции училась в женской гимназии в Краснодаре, тогда он назывался Екатеринодар. А здесь она стала учительницей начальных классов. Потом в шахтерские края подтянулись и папины братья. Расселились в окрестностях. Но маленькая Тина была уверена, что самое лучшее место для жизни — это их Город. Потому что бабушки на лавочках в сквере рассказывали, что в Городе ничего плохого произойти не может, потому что его защищает сам Святой Георгий на коне и с мечом. Кто такой Георгий, маленькая Тина не знала, потому что воспитывалась в семье атеистов, но представляла его таким себе дядькой с длинной белой бородой, сидящим на небе и зорко всматривающимся оттуда в их Город. Все ли там в порядке? Не надо ли кого-нибудь защитить?

Глава 2.

… Выезд в село на отдых наметили на воскресенье, 22 июня. Утром семья собралась завтракать в большой комнате, где всегда было включено радио. По случаю выходного дня мама испекла пирожки с абрикосами. Тина уплетала их, запивая большой кружкой холодного молока. Жизнь казалась прекрасной и удивительной. Вдруг мама замерла, вслушиваясь в голос диктора, а потом заплакала и сказала: «Война началась, Киев уже бомбили…». Тина не поняла, что означают эти мамины слова и мамины слезы, но настроение отчего-то испортилась сразу.

Правда, планы насчет поездки не поменялись, ведь война была далеко, а «Красная Армия всех сильней…!». На трамвае доехали до железнодорожной станции Землянки, оттуда поездом до безымянного полустанка, потом на попутной бричке до самого Константинополя. Там их встретил дядя Миша — высокий, чернобровый, усищи, как у Буденного на портретах во время первомайской демонстрации. И понеслись прекрасные летние дни полной свободы и счастья. Тина целыми днями носилась по лугам и полям, собирала землянику, купалась в речке. А дома ждали мама и вкусная еда. Тетя Люба, жена дяди Миши, работала на молокозаводе, рядом с домом, и по вечерам в окно было видно, как она возвращалась с работы с кувшином вкуснейших сливок в руках. Тина залпом выпивала полную запотевшую кружку и валилась без сил на кровать. Раздевалась во сне. Таня потом все подсмеивалась, вспоминая, как Тину ставили к стенке, чтобы снять одежду, а она тут же сползала на пол.

Счастливый месяц в деревне быстро пролетел, и Тина вернулась в Город. И не узнала его. На Город опустилось несчастье. Люди на улицах не улыбались. Они собирались в молчаливые группки в городском сквере и хмуро слушали сводки с фронтов, доносящиеся из репродуктора на столбе. Магазины тоже стали неинтересные, в них почти ничего не продавалось. Хлеб стали выдавать по карточкам, но это был уже не прежний душистый каравай с хрустящей верхней корочкой, на который Тина так любила намазывать толстый слой масла, а сверху еще абрикосовым вареньем, а землистый комок без цвета и вкуса, трещавший на зубах. А любимые Тинины плюшки, посыпанные сахаром, вообще исчезли. Тине хотелось все время плакать от того, что прежняя счастливая жизнь уходит куда-то вместе с летом. Ей казалось, что никогда больше не будет, как раньше…

Но наступило первое сентября, и школы, как обычно, распахнули свои двери для новых учеников, в том числе, и для Тины. Война на время отступила, и Тина с упоением ринулась в школьную науку. Проучилась она в первом классе «Б» ровно месяц. Первого октября немцы подошли вплотную к Городу. Объявили срочную мобилизацию мужчин на фронт и эвакуацию для всех остальных жителей. Тининого папу в армию не взяли, потому что у него была «бронь», как у ценного работника — он готовил к эвакуации городское хозяйство. Школу закрыли. Теперь все, кроме папы, сидели целыми днями дома и не знали, чем заняться.

Настоящая война пришла страшно и внезапно. Просто как-то посреди ночи Тинин двор затрясло: началась бомбежка. Сначала все заметались по комнатам, потом мама сообразила:

— Все быстро давайте в подвал! Кто в чем спал, спотыкаясь и толкая друг друга, посыпались в подвал. Грохотало до самого утра, один из разрывов показался особенно страшным. Всех так тряхнуло, будто на школьном батуте подпрыгнули. Канонада стихла только утром. Когда все опомнились от страха и вылезли наверх, то увидели прямо посреди двора глубокую и ужасную черную воронку. Осколком убило дворового пса — симпатягу Тузика, которого Тина и Таня подкрамливали леденцами. А в самом доме повылетали все стекла. Тут уж Тина не выдержала и заплакала. Она сама не знала, от чего. То ли от жалости к Тузику, то ли к разрушенному дому, то ли от ого, что старая уютная жизнь окончательно закончилась.

Окна папа кое-как заделал слюдой, холод ушел, но зато в Тинином сердце прочно поселился страх. Ей все чудились взрывы и выстрелы. От этого стала постоянно болеть голова. Тина решилась сказать об этом маме. Та заволновалась и стала отпаивать Тину каждый день чаем из брусники и зверобоя. Тане тоже за компанию наливали кружку.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

Коллективизация — это когда много маленьких хозяев добровольно отводят своих коров в одну большую ферму и начинают там вместе работать. Раскулачивание — это когда у хозяев, которые не хотят отводить своих коров на ферму, их забирают силой, а заодно и все остальное — инвентарь, землю, урожай и т.д.