Выбор. Иное

Алекс Бранд, 2019

Фанфик – это произведение фаната, любящего автора и фэндом. Как назвать книгу – плод ненависти? Полемика с авторской идеей? "Американская трагедия" Драйзера – могли судьбы героев стать иными? Ответ – да.

Глава 18

С удовольствием открываю дверь в свою комнату, пройдя темной тропинкой через заросший садик. Стараясь не шуметь, умылся и переоделся. В общем, все. Вещи собраны еще вчера в большую сумку, безжалостно реквизированную все у того же бедняги Шорта. Чем хороши дорожные изделия этого времени — обилием отлично продуманных отделений, карманов и кармашков. В них без труда уместилось все мое невеликое имущество. Ставлю сумку возле стола, я готов. Расписание поездов в Олбани раздобыл в уличном киоске, поедем в 8.35, вторым поездом, Роберта сказала, будет меньше народа. Вкладываю его в путеводитель по Ликургу и окрестностям, основательно изучил его за эти дни, все улеглось в памяти и привязалось к сторонам света, так что не заблужусь и дорога на вокзал мне ясна. Ну и со мной Роберта, она местная. Вот и сбылось — она теперь поведет меня в этом практически неизвестном мире. Да, неизвестном и враждебном. Читал книгу? Владею языком и рядом очень специфических навыков? Все это — не волшебный ключик, за пределами штамповочной, на улицах Ликурга — я хожу по грани. Мелочи… Повседневные мелочи… И здесь помощь Роберты будет бесценна. Улыбнулся, вспомнив, как она смеялась от того, как надеваю шляпу. И тут же улыбка гаснет…

Да, она хотела, как лучше, она боялась, что люди заметят разницу… Это был момент, когда я сорвался.

Роберта стоит передо мной и нервно теребит платок, вот оглянулась на окно в цех, на девушек.

— Что случилось?

— Милый, я боюсь, что… Только не сердись! Но, знаешь…

— Берт, успокойся. И говори внятно. Что случилось?

Она собралась с духом и…

— Девушки там только и говорят о том, что тебя словно подменили, Клайд. Они все, все заметили — взгляд, манеру говорить, сидеть, ходить… Все другое! Да вот, ты карандаш в пальцах вертишь, а он так никогда не…

Роберта наткнулась на мой взгляд и испуганно осеклась, я откинулся на спинку стула и очень внимательно на нее посмотрел. Знаю, что неправ, знаю, что делаю ей больно, но… Не могу сдержаться. Тихо произнес, стараясь не замечать ее широко раскрывшиеся влажно заблестевшие глаза.

— Чего ты хочешь? Чтобы я себя вел, как он? Может, давай сядем и ты мне все подробно расскажешь? О нем, какой он был, как повязывал галстук, как держал вилку? Может, и еще что-нибудь рассказать хочешь? Хорошо все помнишь?

Ее лицо вспыхнуло. Я продолжаю, не в силах остановиться, меня накрыло…

— Давай, я послушаю. И изображу — ничтожество и подлеца. Я смогу, не сомневайся. Все изображу! Ну? Хочешь? Решай!

Я пожалею о каждом сказанном сейчас слове. Но я не владею собой. Плечи Роберты опустились, она вся поникла, губы задрожали. Прошептала, судорожно скомкав платок.

— Не смей так говорить… Никогда! Как ты не понимаешь, что… Что мне страшно! Что все обнаружится, что ты исчезнешь! Что тогда со мной будет? С тобой? С нами?

Все. Хватит. Провел ладонью по лицу, словно стирая липкую паутину. Я не железный… Угрюмо прошептал, покосившись в цех.

— Берт, прости, прошу. Я все понимаю, но… Я — не он. И изображать его — не буду. Конечно, перед всеми я должен быть им и так останется навсегда, но, — я внезапно улыбнулся, — Клайд теперь — другой. Пусть привыкают, милая. Пересуды? Не бойся, и это только начало, впереди много трудностей. Мы ведь вместе? Мы справимся?

Пока говорил, она немного успокоилась, глаза высохли, вот робко улыбнулась в ответ, кивнула.

— Справимся, Клайд. И ты меня прости, я испугалась и сразу побежала к тебе, наговорила со страху… Давай все это забудем? Давай больше никогда не ссориться! Это так больно…

И мы оба, не скрываясь друг от друга, перевели дух, я подмигнул.

— Все, теперь иди на место и спокойно работай. Спросят, что так долго — начальство ругало и метало молнии… И это правда.

Тряхнул головой, отогнав тягостное воспоминание. Больше ни она, ни я — к теме разницы между Клайдами не вернулись. Надеюсь, и не вернемся. Но я прекрасно понимаю, что так просто он из нашей жизни не уйдет, все еще будет — и воспоминания, и… Неизбежное сравнение. Тяжко… Оборвал себя. Тяжко мне? А Роберте сейчас каково? Может, хватит себя жалеть, милый? Тебе не двадцать лет, а… В общем, не двадцать. И Роберте сейчас куда тяжелее, при всем избавлении от позора, нищеты и бесчестия. Избавилась от этого — получила подарочек, незнамо кого в теле бывшего любимого человека. Нормально? Так что — хватит. Берта — только-только отходить начала, надо ей помогать, а не грузить собственными комплексами. Понял? Понял.

Стемнело окончательно, пора выходить. Надо успеть зайти в кондитерскую, Берта оказалась той еще сладкоежкой и подсела на заварные пирожные, их тут отлично готовят. И на здоровье, душа радуется, видя, как она их лопает, смешно запивая чаем, совсем по-детски. Берта… Что ты сейчас делаешь, думаю об этом, меряя улицу быстрыми шагами, вот уже и угол. Наш угол, никак не привыкну, что мы практически теперь соседи. К Роберте направо, но сначала прямо, видны огни кондитерской, успел. Хозяин, мистер Тернер, меня уже знает и встречает улыбкой на широком добродушном лице. А запах тут просто умопомрачительный… Крем, сдобное тесто, кофе — я непроизвольно втянул носом воздух. Улыбка на лице мистера Тернера стала еще добродушнее, он подмигнул, споро укладывая в коробку сразу два вида пирожных — с белым ванильным и шоколадным кремом.

— Добрый вечер, мистер Грифитс, вижу, вижу, дела идут отлично… — он хитро прищурился, вложив коробку в большой бумажный пакет.

— И вам доброго вечера, — захотелось подмигнуть в ответ, но сдержался, — под ваши замечательные пирожные все может быть только отлично.

— Надеюсь, и та симпатичная мисс, что вчера взяла у меня такие же пирожные — думает так же… — кондитер покосился на меня с очень лукавым видом, протирая прилавок.

Ах ты, рожа твоя глазастая… Ну, Берта, конспираторша… Но настроение такое хорошее, а лицо напротив такое доброжелательное, что отпираться или разыгрывать непонимание — совершенно не хочется. И я таки подмигнул ему с видом заговорщика, что такого?

— Не сомневайтесь, мистер Тернер, пирожные пришлись очень ко двору.

В кондитерской стал свидетелем очаровательной сценки. Двое, мальчишка и девчонка, обоим лет по десять, судя по виду — уличные сорванцы"не разлей вода". Прибежали за обрезками еще теплой мягкой сдобы, кондитер с улыбкой вручил им полный пакет, добавив к нему шоколадное пирожное для девочки. На это пацан деловито пообещал завтра поутру помочь с разгрузкой муки, сахара и прочих принадлежностей. Элегантно приподнялась потертая шляпа, достоинство — превыше всего, особенно когда смотрят такие влюбленные голубые глазищи. А потом, уже на улице…

— Ешь, кому сказал! Это тебе!

— Ну, Кларк, давай пополам… Вкусное!

— Я завтра с него два возьму за работу и центов сорок заплатит. Сходим в"Глобс", на"Шейха"! Там твой Валентино то ли спасает красоток, то ли похищает. А сейчас — лопай, Мардж! Я сдобу погрызу, пока не остыла… И ты бери, дома шаром покати…

— Ой, Валентино… Правда сходим?

Весь короткий путь до дома Роберты я улыбался…

Вот и тускло освещенное окно, в нем силуэт. Роберте не сидится, стоит и высматривает, когда же появлюсь. Бросить камешек или показаться? Захотелось, чтобы заметила, чтобы… Веду себя, как влюбленный мальчишка… Что же, я он и есть. Взгляд налево, направо, на окна Гилпинов. С наступлением темноты улица затихла, здесь рано ложатся спать. У Гилпинов светится дальнее окошко, там — спальня, Берта мне уже показала, что где. Соседние дома выглядят так, словно все там уже давно отдыхают. Слева — многодетная семья плотника, справа — коммивояжер мелкого пошиба, продает товары для дома. Было дело, попытался ухаживать за Робертой, и это при жене и троих детишках. Надо отдать должное мужику, получив вежливый афронт, с того момента отменно корректен и даже не приближается. А вообще, силен, чудак на букву"м" — жена в десятке метров, а туда же… Но, пора, пока я тут мечтаю, никто не прошел и не появился. Делаю шаг из-за дерева. Как раз снова подошедшая к окну Роберта заметила меня, встрепенулась, не удержалась и радостно помахала рукой. А я уже перешел улицу, окно распахнуто мне навстречу.

— Клайд!

— Бери коробку!

— Беру!

— Шш, тихо ты!

И попадаю в уже родную комнату, в теплый уютный полумрак. В наш потаенный тихий мирок, созданный под носом у всех за пару дней. И каких дней… Они стоят целой жизни.

— Клайд…

Мысли долой, меня целуют самые сладкие и прекрасные губы на всем свете. И время покорно останавливается. Так не хочется отпускать эти мгновения, пусть бы они длились и длились…

— Берта…

— Что, милый?

А я ничего не говорю, потому что смотрю на неё и… Вроде бы все обычно, все то же домашнее простенькое платье. Та же лента в волосах. Лицо… Оно другое. Светится чем-то неземным, глаза — бездонные озера. Губы изогнуты улыбкой счастья и такой радости… Чем я заслужил это?

— Берта, я…

Хотел все сделать не так. Как-то торжественно, значительно… Не знаю. А потом понял, что не ждет она сейчас ничего особенного. Просто ждет меня. А потому…

— Любимая, я…

Глаза ее полыхнули, вдруг понял, что произнес это в первый раз.

— Клайд…

Она прижалась ко мне и ее лицо запрокинулось мне навстречу, губы раскрылись…

— Я люблю тебя, Роберта.

Осторожно высвобождаю руку и подвожу ее к столу, на который успел незаметно положить небольшую коробочку, достав из кармана пальто. Берта все поняла, лицо ее стало очень серьёзным.

— Открой.

Под тусклым светом горящей вполнакала лампы на черном бархате мягко заискрились два тонких обручальных кольца.

— Мы уже поклялись друг другу у костра, на берегу Могаука, ночью. Помнишь?

Роберта медленно кивнула, подошла ко мне и вложила ладони в мои руки, словно совершая какой-то древний обряд.

— Я тогда сказал, что беру тебя в жены, и ты согласилась с этим.

— Да, Клайд, я все помню.

— Ты выйдешь за меня замуж, Берта?

— Да.

— Завтра?

— Завтра.

— Клянешься?

— Клянусь.

И торжественная атмосфера, которую мы оба невольно нагнали импровизированным ритуалом, внезапно разрядилась этими словами. Мы поклялись друг другу, что будем вместе, всегда, что может быть проще и понятнее?

Снова поцелуй, и снова волшебство ее губ… Долго, очень долго не размыкаем объятий… Нет напряжения, нет смущения или тревоги — все ушло с короткими словами клятвы. Да, будет церковь, священник и обряд венчания. Завтра. Но главное произошло между нами сейчас, в этой тихой комнате. А на столе весело подмигивают наши кольца, как будто им уже не терпится запрыгнуть нам на пальцы.

— Пьем чай!

— С пирожными! — раскрываю коробку, — мдаа…

— Что случилось?

Берта заглядывает мне через плечо.

— Помяла, тютя!

И провожу пальцем в креме ей по носу.

— Ай, Клайд! Перестань сейчас же!

Роберта со смехом отдернула голову и палец случайно коснулся ее губ, оставив на них немного крема, она машинально слизнула его… А я, не удержавшись, взял ее смеющееся лицо в ладони и проделал то же самое с кремом на носу. Роберта замерла и я почувствовал волну дрожи. Она растерянно посмотрела и тихо прошептала…

— Будем чай пить? Клайд…

С трудом беру себя в руки. По Роберте видно, что и ей этот вопрос дался нелегко.

— Давай, Берт, наливай чай, а я пирожные вытащу.

— Осторожно вытаскивай и не урони крем по дороге, милый, — ехидно произнесла и отправилась заваривать чай. А я чуть не подавился от того, как прозвучала эта безобидная фраза в свете произошедшего пару минут назад, ну, девчонка…

— Клайд, что с тобой? Ты чем-то подавился? Весь красный стал… Все в порядке?

А я стою дурак дураком с коробкой злосчастных пирожных и не могу остановиться, непритворно заботливое лицо Роберты только добавляет в ситуацию смеха.

— Вот, воды выпей, — протягивает мне стакан воды, — дай я возьму, пока весь крем не выдавил на меня.

Ооо… Зря я начал пить, вся вода в приступе уже неконтролируемого смеха брызгает на Роберту, за что и получаю ладошкой по лбу. Ой, мама… Ой, Господи… Смеемся уже вместе, при этом делая друг другу страшные рожи, показывая на стену, за которой спят Гилпины. Да спят ли уже? Хватаю Берту за руки и усаживаю на кровать, надо отдышаться. Уфф… Сажусь рядом и обнимаю ее за плечи.

— Все, все, успокаиваемся…

Оба дышим как загнанные лошади, если хозяева это услышат, репутация Берты станет интересной.

— Клайд, да что на тебя нашло? Я даже испугалась, решила, что ты…

Так… Я больше не выдержу.

— Берта! Остановись, умоляю! Чай! Где наш чай? Полцарства за чай!

И через минуту мы дружно пьем горячий крепкий напиток, тут Роберта мне под стать, заваривает от души.

— Почему не ешь? Крем сегодня какой-то особенно вкусный, — Берта с детским удовольствием уплетает пирожные, запивая чаем.

— Это тебе, cил набирайся на завтра.

С улыбкой смотрю на нее, она такая сейчас домашняя, безмятежная и веселая, щеки раскраснелись от удовольствия. Никакого сравнения с тем, что я увидел всего несколько дней назад…

— Ты собралась, все приготовила?

— Да, милый, вон чемодан, у двери.

Показывает, в углу стоит аккуратно сложенный и закрытый чемодан, рядом еще небольшая дорожная сумка через плечо.

— А вот в дорогу платье и пальто, тебе нравится?

Простой, но очень чистый, отглаженный дорожный костюм синей саржи. Шляпка в тон, с маленькими шелковыми полями и несколькими веселыми вишенками на них. Старалась, солнышко мое… Сердце вдруг екнуло… Тот самый костюм. Тот самый… Мысли, прочь!

— Очень нравится, ты красавица у меня, — ласково провожу пальцами по ее руке.

— Очень хотела новое платье, но не нашла тут недорогой швеи, а сама бы не успела, — Роберта вздыхает, — буду в одном из старых.

— Перестань, что ты… И я уверен, что в чемодане есть очень красивое платье.

Шутливо толкаю ее в плечо, Берта в ответ прижимается ко мне и кладет голову на грудь.

— Я так счастлива, Клайд.

— И подарила счастье мне, любимая.

— Знаешь…

— Что?

— Я иногда думаю, что ты ангел, которого послал мне Бог.

Роберта помолчала.

— Я так молила Его… Умоляла Небо о помощи… И в тот вечер… Ты пришел. Пришел на мой зов.

Роберта произносит это, закрыв глаза. И вижу, как из них медленно текут слезы, блестящими дорожками по щекам.

— Это слезы от счастья, любимый, не тревожься.

И мы молча сидим в тихом ночном полумраке нашей комнатки. На столе посверкивают в ожидании наши кольца. Роберта кладет голову щекой на сложенные ладони и смотрит на них. Осторожно трогает кольцо пальцем, как бы желая убедиться, что оно — существует.

— Хочу подержать…

— Так бери, почему остановилась?

Берта покачала головой и слегка удивленно посмотрела на меня.

— Нельзя. Перед венчанием — нельзя.

— Почему?

— Сглазить можно, глупенький ты мой. Ничего не знаешь…

Получаю шутливый щелчок по носу и улыбку. А кстати, вот еще что…

— Берт, у нас проблема.

— Какая?

Она было встревоженно напряглась, но увидела мои смеющиеся глаза и успокоилась.

— Не пугай меня так, — шепнула укоризненно, — ну что случилось?

— Прости, не подумав ляпнул. Давай еще чаю?

Берта кивает и подставляет чашку, честно поровну разливаю оставшееся в чайнике.

— Я совсем не знаю, как все должно происходить. Вот, даже с кольцами сейчас промашка вышла.

— Боже, только-то…

Роберта отпила глоток чая и заглянула в коробку, разочарованно подняла глаза — пирожные закончились.

— Я знаю, как должно быть все, милый, не волнуйся.

— Откуда знаешь?

— Мама рассказывала, когда я была ещё маленькой, свадьбы подружек видела, младшей сестры Агнессы. А ты правда совсем-совсем не знаешь ничего?

И Берта хитро прищурилась. И где теперь ее грусть и отчаяние, сидит задорная и уверенная в себе мисс, так тепло на душе становится…

— Нуу…

— Нуу?

Еще и дразнится, заразенок такой…

— Знаю, что будет церемония, торжественная, может, орган играть будет…

Берта слушала, округлив глаза. Я понял, что снова в чем-то дал маху. В органе?

— Нет, не будет органа?

Вздыхаю. Роберта откровенно веселится.

— Берт, рассказывай лучше ты, а?

— Мы приедем в Олбани и пойдем в церковь.

— Оо, а я бы и не догадался…

— Ты слушай, Клайд, и не перебивай, а то…

— Чего?

— Ну, Клайд!

— Берт, идем гулять?

Рассмеялся, увидев, как от неожиданности она приоткрыла рот, замолчав. И растерянно моргнула, нерешительно посмотрела в темное окно.

— Давай, пройдемся, подышим ночным ликургским воздухом. Одевайся. Нам же с утра не на работу, лишний час даже поспим.

Роберта все еще нерешительна, подходит к шкафу и открывает дверцы.

— Я платья уложила, а завтрашнее не хочу одевать, это же в поездку.

— Солнце, надевай пальто на домашнее платье, ботиночки, шляпку, шарфик.

— И в окно?

Берта озорно заулыбалась и начала одеваться.

— А как же, строго в окно, леди. Ты теперь умеешь.

Мы медленно идем в сторону реки, держась за руки. Тихие ночные улицы, кроны деревьев таинственно шепчут нам вслед — мы видим вас, но мы ничего никому не скажем. Им можно доверять. Прохладно, обнимаю Берту за талию, согревая.

— Не мерзнешь?

— Нет, мне очень хорошо.

— Ты рассказывай дальше, что завтра будет.

Так, негромко разговаривая, мы вышли на де Кальб.

— Вот здесь я теперь живу. Видишь, совсем от тебя близко.

Останавливаемся поодаль, темный дом молчаливо смотрит на нас поблескивающими в свете фонаря стеклами. За невысоким немного покосившимся заборчиком виден небольшой, но густо заросший сад.

— Я всегда мечтала, что ты когда-нибудь пригласишь меня к себе в гости…

Роберта осеклась, поняв, как это прозвучало…

— Прости… Прости, любимый, я… Ну что же это такое…

Голова ее уткнулась мне в плечо, руки обхватили и прижали к себе, шляпка упала. На этот раз не дал ей долететь до земли.

— Милая моя, ты что… Ну что ты, перестань…

Отстраненно прислушался к себе — нет, ничего похожего на вспышку в цеху. Легкая досада? Возможно. Но я твердо решил — пусть Берта говорит все, если нужно. Так она быстрее и легче преодолеет происходящее. Мне все это выслушивать? Да. Я справлюсь. И прятаться от прошлого за боязливое молчание — мы не будем. В гости хотела? Сейчас организуем.

Ласково глажу рассыпавшиеся по плечам волосы, ладонь согревает холодные на ночном воздухе щеки. Не надо, солнышко. Все хорошо и будет хорошо. Смотрю на нее во все глаза, поняв, — что бы ни было потом с нами, этот образ навсегда будет для меня ее воплощением, ее душой. Тусклый уличный фонарь и в его неверном свете — маленькая хрупкая фигурка с каштановыми пушистыми волосами, развевающимися на ночном ветру. Любимая…

— Приглашаю вас в гости, мисс Олден. Здесь и сейчас. Идем.

— Страшно, а вдруг нас увидят?

Шепот Роберты совсем не сочетается с ее заблестевшими глазами, она уже отошла от неловкости и ей хочется ко мне…

— Не бойся, не увидят, — смотрю на часы, почти полночь, — спят уже все.

Беру ее за руку и мы подходим к ограде садика, осторожно открываю калитку и заходим.

— Осторожно, тут тропинка неровная и корни в паре мест торчат.

Шепчу это Берте на ухо, она крепко держит меня за руку и осторожно идет рядом.

— Клайд, мне страшно, ну вдруг услышат или увидят…

— Тсс, пришли.

— А куда лезть?

— Что, понравилось в окна лазить, дорогая?

И я с некоторым даже шиком отпираю дверь. Роберта нерешительно замерла на пороге, пытаясь что-нибудь разглядеть.

— Заходи, не стой, я свет зажгу.

Задергиваю занавески и осторожно вывожу лампу на небольшой накал. Комната неспешно осветилась очень домашним желтым светом, придавшим ей странное сходство с комнатой Берты. Она с любопытством огляделась, все еще явно чувствуя себя не в своей тарелке.

— Как тебе у меня в гостях? Давай пальто и шляпку.

— Не знаю, милый, как-то… Я никогда не была вот так…

Роберта запнулась, не найдя слов или не захотев продолжать. Медленно прошлась по комнате, провела пальцами по стене, тронула стол, осторожно выглянула в окно, присела на кровать. Очень прямо и на самый краешек, замечаю это уголком глаза, мастеря в кухонном уголке нехитрое угощение. Вот качнула головой и пересела к столу, так ей спокойнее.

— Ужин, Берт.

— Ты тоже, а то я сама все пирожные съела.

И мы с аппетитом принимаемся за холодное мясо и хлеб с сыром и маслом, спасибо миссис Портман. Роберта немного освоилась и оживилась, настороженность сменилась улыбкой и шутливо-умильным взглядом.

— А чаем напоишь, мистер Грифитс?

Я собираюсь встать, она мягко меня останавливает.

— Сиди, я сама сделаю.

И отправилась хозяйничать, через мгновение уютно зашипел примус и вскоре мы уже пьем исходящий паром чай. И я осуществил свою мечту — Берта у меня на коленях в этом грандиозном кресле. Вот так полусидим-полулежим, пьем чай и болтаем. Хорошо… Хотя сесть ее пришлось поуговаривать.

— Иди сюда, смотри, какое огромное, на двоих хватит.

— Клайд…

— Что?

— Ты врушка, тут только один может сидеть.

— Нет, двое, вот так… Садись теперь. И чашку бери.

— Клайд! Я не могу…

— Давай, Берта, не бойся и у тебя чашка с чаем, чуть что — выливай мне за воротник.

— Ну, смотри… Вылью!

— Воот… А ты боялась…

— Замёрзла?

Роберта заворочалась и приподняла голову с моего плеча. Выпитый чай, тишина, объятия в глубине мягкого плюшевого кресла, все это уронило нас в короткий, но крепкий сон. Проснулся первым, от холода. Май месяц на дворе, днем уже жара бывает, а по ночам прохладно. Берта в тонком домашнем платьице, ноги в чулках, но совсем холодные, не простудить бы ее.

— Да, ноги совсем закоченели и руки тоже, — почувствовал, как холодные ладони просовываются поглубже между мной и креслом, беру их в руки и отогреваю дыханием, целуя пальчики. Заморозил невесту.

— Хочешь домой пойти? Надо тебе поспать перед дорогой хоть немножко.

Роберта решительно замотала головой, поцеловала меня в щеку и снова устроилась на моем плече.

— Не хочу домой, останусь тут с тобой еще, можно? А потом ты меня проводишь.

— Провожу, милая.

— И я же тебе так и не рассказала, что и как завтра будет в Олбани.

— Рассказывай, Берт, только ты же закоченела вся, может, ляжем под одеяло?

— Нет, я тут хочу, — и она крепче прижалась, пытаясь согреться.

— Тогда давай я сюда принесу одеяло, укроемся, а то совсем околеем к утру. Ладно?

Берта встала и сладко потянулась, не менее сладко зевнув во весь рот. Оглянулась в поисках чего-то, слегка растерянно посмотрела на меня, явно желая спросить и не решаясь.

— То, что тебе нужно, вон за той дверью, — невозмутимо показываю.

Роберта покраснела и с отчетливым облегчением исчезла за заветной дверью, плотно ее прикрыв. Усмехаюсь и беру с кровати шерстяное одеяло, опять спасибо миссис Портман, снабдила полным постельным комплектом. Тем временем возвратилась Берта и мы снова уютно устроились в кресле, укрывшись, закутал ее до носа.

— Рассказывай, Берт.

— Ну вот, — начала она таинственным шепотом, — мы пойдем в церковь и скажем священнику, что хотим обвенчаться. Он запишет наши имена и спросит, есть ли у нас кольца и свидетели.

— Первое у нас есть, а свидетелей где найдем?

— Ну, если их взять негде, то сам священник их пригласит из тех, кого он знает и уважает. Ведь часто так бывает, милый, что…

— Что приезжает пара издалека, чтобы тайно обвенчаться?

Роберта несколько мгновений помолчала.

— Да, Клайд.

Нахожу ее руку и ласково беру в свою.

— Говори дальше, я слушаю…

— Но, Клайд…

Берта замялась, подбирая слова.

— Ты только не сердись, хорошо? Я с тобой не посоветовалась, и вообще…

— Не сержусь, но объясни, — ласково взъерошил ее пушистые волосы, она свернулась клубочком в моих объятиях и зашептала.

— Понимаешь, есть одна девушка у нас в отделении…

Так… Я опять забыл спросить, а ответ, похоже, сам сейчас произнесется.

— Мы с ней дружим, и я…

— Думаю, я знаю, о ком ты говоришь. Ольга.

— Откуда ты знаешь? Хотя…

— Я же видел, как она тебе пыталась помочь, вы ходите вместе, разговариваете.

— Да, она такая…

— Какая?

Роберта задумалась.

— Она очень страдала, там… В России.

Да, могу представить, опять напомнил себе, что на дворе 1922 год со всеми вытекающими…

— Ольга тебе рассказывала?

— Немного. Она очень скрытная и замкнутая.

— А как вы начали общаться, как подружились?

Берта вздохнула, помолчала.

— Понимаешь, когда… Я пробовала общаться с эмигрантками, их много у нас в штамповочной, сам видел… Думала, может кто-то подскажет, что делать. Но среди них верховодят Марта и Руза, — Роберта ехидно улыбнулась, — ты с ними уже познакомился, милый? Пирожки вкусные были?

Я закатил глаза, очень сокрушенно вздохнув. Мне теперь сколько выслушивать за три кусочка теста с яблочным вареньем?

— Ничего особенного, уверен, твои будут вкуснее. Умеешь печь, хозяйка?

Меня обиженно пихнули в бок, из глубин одеяла засопело.

— Конечно, еще как умею, вот испеку тебе пирог, пальчики оближешь!

Меня наградили поцелуем в щеку и послышался шепот, Роберта вернулась к рассказу.

— Ну вот, ничего из этой затеи не вышло, я не смогла подойти и поделиться таким — с ними… Они все… Вульгарные, неприятные… Марта, Руза… Лена… Они бы трепали мое имя на каждом углу… А Ольга, она держится особняком и ни с кем из них не общается.

И я вдруг понял, и все стало на свои места.

— Ты ей все рассказала?

— Нет, нет…

— А что же тогда?

— Она как-то догадалась обо всем сама, милый. Наверное, для доброго человека это было нетрудно. А она очень хорошая и добрая.

— Понимаю.

— В один из дней, когда я была в полном отчаянии, когда…

Роберта порывисто вздохнула, осекшись.

— Шш, не надо. Берта… Не хочешь, не рассказывай…

— Нет, я все тебе расскажу, ты должен знать.

Ничего не ответив, крепче обнял ее, прижал к себе, согревая.

— В этот день она просто подошла ко мне и сказала, что если мне нужен друг, которому я захочу довериться в своей беде, то она готова. Правда, удивительно?

И почему я не удивлен…

— Неудивительно, Берта. Они, русские, они бывают такие…

— Откуда ты знаешь? Ты их видел раньше? Я вот до Ольги — никогда.

— Доводилось, Берт. Но ты продолжай.

Мне показалось или она как-то очень внимательно посмотрела сейчас на меня?

— Ну вот, а я… А я была тогда так одинока, мне было так плохо… Я потянулась к ней… И все-все ей рассказала. Знаешь…

— Что?

— Был момент, я хотела умереть. И решилась на это. Не спрашивай, как. Но я все приготовила.

Боже…

— Она меня тогда спасла, что-то поняв. Пришла ко мне домой и мы до утра проговорили. Она мне рассказывала о себе, такое… Такое… Немного совсем, но…

Просто молча глажу Роберту по голове, прижав к себе, такую снова маленькую и беззащитную, вернувшуюся в дни одиночества и отчаяния. Вернувшуюся, чтобы все рассказать мне. Милая… Любимая… Единственная…

Роберта продолжает негромким голосом.

— И она сказала мне — живи. Не смей бросать Ему в лицо его дар. Не смей убивать жизнь, которая в тебе зародилась и ждет своего часа. Живи! И если хочешь, я буду с тобой рядом, как смогу.

Да. Порода. Гордость и сила. Ольга, ты дала толику их моей Роберте, удержав ее от непоправимого. Я тебе должен. Должен.

— И с тех пор вы подруги?

Берта пожала плечами.

— Не знаю… Иногда мне кажется, что да. А иногда мы как-то далеки друг от друга. И живет она неблизко, в Стоктон-Хиллз, это почти за городом.

— Бывала у нее?

— Нет, хотя она несколько раз звала в гости.

— Так, а в чем ты со мной не посоветовалась и почему мне не сердиться?

Роберта снова замялась, явно не находя слов.

— Говори, все равно придется, и давай сейчас, пока я добрый.

Шутливым тоном стараюсь ободрить и разрядить чуть сгустившуюся атмосферу. Берта собирается с духом и выдает… Даа…

— Милый, Ольга будет завтра с нами в Олбани. Ты только послушай и не перебивай, ну, пожалуйста.

Все это выпаливается скороговоркой на одном дыхании. Мне остается только кивнуть.

— Слушаю и не перебиваю.

Берта взяла меня за руку и потерлась щекой о щеку, закопавшись глубже в одеяло. Очень забавная манера зарываться в одеяла и подушки, уже ее усвоил и она мне очень нравится.

— Я позавчера ей рассказала, что мы с тобой решили обвенчаться и все теперь будет хорошо.

— Берт…

— Нет, конечно, я ей не рассказала всего. Только это.

— Хорошо.

— Нет, это не совсем хорошо, получается, мы ее обманываем, но иначе ведь нельзя. Да, Клайд?

— Да.

— Она очень за меня обрадовалась и когда я сказала, что мы решили венчаться в Олбани, сказала, что хочет быть моим свидетелем, если я не против, конечно.

— Все это отлично, но мы же едем на два дня и выходит, она все время будет с нами?

Наверное, мое лицо уж слишком выдало мои чувства, потому что Берта покраснела, поняв, о чем я подумал.

— Нет, нет, ты дослушай. У нее в Олбани родные, ей есть где там остановиться, и она будет с нами только на церемонии, ну и потом мы же можем с ней увидеться, погулять немного, разве ты будешь против?

Услышав это, я стал совсем не против и даже всецело «за». Более того, Ольга обещала привести и мне свидетеля из числа своих родственников или знакомых.

— Значит, все решили и завтра едем втроем?

Роберта хитро на меня искоса посмотрела и рассмеялась.

— Глупенький, Ольга уже в Олбани и встретит нас на вокзале. Она уехала сразу после работы вечерним поездом.

Моя малость обалдевшая физиономия Берту изрядно позабавила.

— Милый, она отлично понимает, что мы хотим побыть вдвоем. Это она все так придумала, чтобы нас не стеснять.

Да, Ольга Мещерская, спасибо тебе за все. За Роберту, которую ты спасла в тот отчаянный страшный день. За день завтрашний тебе тоже спасибо. Я твой должник. Навсегда. Знай это.

На часах почти три ночи, как же быстро летит время, когда мы вместе…

— Берт, подъем. Пошли отведу тебя домой, поспи хоть немного.

— Клайд, хочу с тобой остаться, не хочу уходить.

— Я не хочу тебя никуда отпускать, но как ты утром незаметно отсюда выйдешь? Давай, пошли.

Роберта тяжело вздохнула и стала одеваться. Спохватилась, полезла в сумочку и достала маленький сверток, протянула.

— Что это?

— Деньги, я откладывала. Сто двадцать долларов, это все, что у меня есть.

Таким доверчивым жестом мне их протягивает, как мужу, как тому, кто не обманет, не предаст. Всего лишь деньги. Но сколько говорит этот небольшой жест… Глаза подозрительно защипало, отвернулся, чтобы она не увидела, и положил сверток на стол.

— У меня около семидесяти, считая с сегодняшним жалованьем, итого сто девяносто. Нормально, справимся.

— Конечно, справимся, ты еще увидишь, какая я экономная!

И мы, уже одетые, долго еще смотрим друг другу в глаза, в лицо, держась за руки и не желая прерывать это единение.

— Пошли?

— Пошли.

Медленно иду обратно к себе, сна нет и в помине, думаю, и Берта не уснет толком. Какой уж тут сон, мысли, мысли… Столько сказано. А сколько собирался сказать — и не сказал. Не спросил. Не надо. Пусть будет два дня просто счастья. Все остальное — подождет.

***

"Милый мой… Любимый… Мой любимый ангел… Незнакомец… Клайд, — У темного окна неподвижно стоит Роберта и взглядом провожает медленно удаляющуюся фигуру, — я люблю тебя, кто бы ты ни был. И ты, кто позвал его сюда, прошу, молю — не отбирай его у меня, пожалуйста. Не отбирай. Лучше просто убей меня тогда."