Выбор. Иное

Алекс Бранд, 2019

Фанфик – это произведение фаната, любящего автора и фэндом. Как назвать книгу – плод ненависти? Полемика с авторской идеей? "Американская трагедия" Драйзера – могли судьбы героев стать иными? Ответ – да.

Глава 25

Серый сумрачный свет пробивается через неплотно задернутые занавески, я уже не сплю и незаметно смотрю, как Клайд собирается. Наше первое утро. Милый… Он очень постарался встать тихо, чтобы не потревожить меня. А я не сплю, вот повернулся спиной, пошлю ему воздушный поцелуй. Так интересно смотреть… Ой… Еле успеваю прикрыть глаза, он обернулся, почувствовав мой взгляд. Клайд иногда до сих пор пугает меня — oн умеет такое, что… Становится страшно, да, я знаю, что он любит меня, обожает и никогда не причинит боль. Но все-таки… Он думает, что спала тогда, а я слышала его шепот, молитву. Он просил прощения. Клайд проклял того, кто это сделал, и страшно было это слышать. Проклял за то, что перенес его сюда. Так было, в самый первый вечер, когда очнулся в той комнате. А потом он благодарил. Просил не возвращать обратно. Просил убить, если… Не надо, любимый. Оставайся со мной, ты обещал. Обещал никогда меня не оставить и я верю тебе. И потом… Я тоже помолилась. Попросила о том же, не отбирать тебя у меня, и убить, если… Но все будет хорошо, я знаю, верю. Я знаю, кого просить, милый, знаю, кто это сделал, кто позвал тебя. Видишь, и у меня есть тайна, мой любимый незнакомец. Как и ты, пока боюсь об этом говорить, не решаюсь. Потому и не настаиваю, я все понимаю. Мы подождем, и оба все расскажем друг другу, да, Клайд? Ты мой любимый Клайд, единственный. Я твоя, и ты принадлежишь мне. Ты никогда не отдашь меня, и я не отдам тебя никогда и никому. Ты слышишь меня, Клайд, ведь слышишь? Мой муж уже одет и готов выходить. Ну подойди, поцелуй меня. И в следующий момент его губы легко касаются моих, все притворство исчезает, обвиваю его шею руками и притягиваю к себе.

— Ах ты маленькая шпионка, не спишь?

— Не сплю, на тебя смотрю из-под одеяла. Интересно же подглядывать, ты сам говорил.

— А отшлепать?

Он может, на всякий случай вцепляюсь в одеяло и натягиваю на нос, мы смеемся. Боже, мы смеемся… Не скрываясь ни от кого, громко и весело. Как же хорошо…

— Все, Берт, мне пора.

Он сейчас уйдет до вечера, а я останусь дома и от этого немного растеряна.

— Клайд, а мне что делать?

Ну и спросила, хозяйка называется, а вещи разбирать, порядок наводить, еды купить, обед готовить? Но это мой первый день, потому и вопросы такие задаю. И очень непривычно, что не иду на работу, даже не припомню, когда такое было. Нет… Было. Совсем еще недавно… Нет, об этом думать не хочу. Клайд выпрямляется и весело смотрит на меня, застегивая плащ и надевая шляпу.

— Вступай во владение и осваивайся, миссис Грифитс.

— Можно мне тебя встретить возле фабрики после работы?

Вижу, как задумался, опять беспокойство ему причиняю, ну что же такое… Ведь все понимаю, вечером обо всем поговорили, а вот, вырвалось потаенное. Не по себе мне оставаться одной, после всего, что было. Иногда мне кажется, что мы должны быть вместе все время, что я так буду охранять Клайда от… Нет, не хочу, не буду об этом думать.

— Берта, потерпи немного, сегодня очень важный день, для нас обоих.

Я все помню, молча киваю.

— Займись домом, отдыхай, я приду вечером и…

— И к дяде пойдешь…

— Да, милая, нужно.

Я села на кровати, закуталась в одеяло, волосы упали на лицо, он заботливо убрал их.

— Мне тревожно, Клайд, как там будет, что скажут…

Он легко обнимает меня, кладу голову ему на грудь, чувствую, как сильная ладонь гладит мои волосы, лицо Клайда зарывается в них. Его шепот.

— И мне тревожно. Но все пройдет хорошо, обещаю.

Просто киваю. Что тут скажешь?

— Иди.

И подталкиваю его к двери, иначе, чувствую, расплачусь.

Проводила его, глядя в окно, медленно прошлась по комнате. Ой, он же ушел голодный, вот, два пирожных, мне оставил. Теперь ему до обеда терпеть, сидя в цеху. Поморщилась, как бы опять эта приставучая толстуха Марта не начала Клайда угощать своими пирожками, я бы ей задала… Как нехорошо вышло вчера, он понадеялся, что все сделаю, куплю еды, а я уснула и проспала весь день. Но я же не виновата, просто очень устала. Невольно улыбаюсь, вспоминая…

Стук в дверь неохотно пробивается через сонную истому, ну что там еще… Так тепло и хорошо…

— Мисс Олден! Вы дома?

Мамочки… Сон слетел мгновенно, уже поздний вечер! Клайд! Стук настойчиво повторяется.

— Мисс Олден, вы тут?

Суматошно вскакиваю, как есть, в рубашке, босиком, кидаюсь к двери, на стенные часы даже боюсь взглянуть.

— Мистер Гилпин, я дома, сейчас открою!

О, Боже… Наверняка там Клайд, а я… Ну как так вышло, ну что же это такое… Хватаю платье, и тут случайно бросаю взгляд на часы, обмираю, почти восемь вечера. Клайд там стоит, а этот старик его наверняка не пускает. Мужа к законной жене. Бросаю платье на кровать и решительно заворачиваюсь в одеяло, открываю дверь, и уже не обращая внимания на вытаращенные глаза мистера Гилпина, шлепаю босиком мимо него, распахиваю дверь и…

Настроение немного улучшилось и хочется есть, в последнее время это постоянно, я же теперь не одна. Кладу ладонь на живот и тихо шепчу…

— Как ты там, маленький?

Чего-то жду, может, толкнет ножкой или ручкой… Или еще рано, Клайд говорил, что четвертый месяц. В это время уже что-то чувствуют? И спросить некого, не к миссис Портман же идти. Вдруг совершенно неожиданно вспомнилась Грейс… Все-таки очень нехорошо с ней вышло, я поступила с ней непорядочно. Конечно, она страшная зануда и надоеда, но все же… Все же… И Ольга теперь отдалилась от меня, она на фабрике, а я больше там не работаю. Как теперь с ней видеться? Надо передать ей приглашение в гости через Клайда. Стало немного грустно, совсем я осталась без подруг… И маленький все не толкается, почему? Спрошу вечером Клайда, мне кажется, что он знает все. Уютно зашипел примус, сделаю чаю и съем пирожные, все равно ничего больше нет. Хороша жена… Ничего, позавтракаю и пойду в лавку. Наша хозяйка обещала показать утром, тут совсем рядом и недорогая.

Вещей собралось изрядно, я даже не думала, что у меня их столько. Платья, белье и прочие принадлежности Клайд быстро сложил в большую дорожную сумку, и как он уговорил мистера Гилпина ее отдать? Хотя Клайд буркнул на ходу, что потом вернет. Может быть… И подмигнул, улыбнувшись, сноровисто закрывая сумку.

— Пройдись по ящикам, собирай мелочи, в узел увяжем. Я к хозяину, закрывать твои дела. Дай-ка ту двадцатку…

На пол бросается простыня, снятая с кровати. Негромко стукнула дверь, закрывшись за Клайдом. Очень вовремя, мне нужно несколько минут побыть здесь одной. Быстро оглянулась, прислушалась к невнятному говору за стеной, я успею. Не хочу, чтобы в наш новый дом попало хоть что-то. Где же это все… Торопливо осматриваю полки, шкаф. Вот… Перевела дух, по-моему, ничего не пропустила. Нет, еще вот это… Куда его деть? Не хочу, чтобы муж увидел. Дверь распахнулась.

— Берт, закончила? Рассчитался за все, можем идти, — он осекся, заметив мое лицо.

Я отвернулась, как же неловко получилось. И что на меня вдруг нашло, что такого? Клайд подошел сзади, его дыхание коснулось щеки. Я молча смотрю перед собой, закусив губу.

— Что с тобой? На что смотришь?

Через мое плечо он заглядывает в открытый ящик комода. Мы оба молчим несколько мгновений. Клайд поворачивает меня к себе и негромко говорит.

— По-моему, мы уже собрались и все, что тебе нужно, взяли. Да?

— Да, Клайд.

И мой муж, глядя мне в глаза, медленно закрывает ящик с отчетливым стуком. Тут же на комоде лежит небольшой узел, он несколько мгновений смотрит на него. Перевел взгляд на меня, я слегка пожала плечами, что тут надо говорить? Просто забыть. Оставить, здесь, в прошлом, навсегда. И Клайд понял меня, улыбнулся, как будто ничего не было.

— Где бабушкин футляр, дорогая?

Я всплескиваю руками и кидаюсь к кухонному шкафчику, бережно достаю и передаю Клайду тяжелый потертый на сгибах бархатный сверток. Он разворачивает его, в свете лампы блики от старого серебра веселыми зайчиками побежали по его рукам и лицу, как будто поздоровались. Мы здесь, мы ждали и дождались! Этих зайчиков не должно быть, металл совсем не ярок, но… Они есть. Маленькое волшебство…

— Вот и дождались нас… — тихо произнес Клайд, бережно закрывая футляр.

И я тоже прошептала, погладив теплый старый бархат.

— Дождались.

— Пойдем домой, Роберта? Все?

Я вышла на середину комнаты и медленно оглянулась, навсегда прощаясь с этими стенами… С этим домом… Клайд молча отошел к окну, не желая мешать. Эта комната. Я познала в ней радость… Надежду на счастье… Обман и предательство… Жестокость… Одиночество, отчаяние и желание смерти. Взгляд медленно скользит по стенам… Вот окно и неподвижная прямая фигура. Мой ангел. Мой спаситель. Муж. Любимый. Ты пришел ко мне той одинокой ночью. Всегда буду помнить тьму за окном, тишину безнадежного ожидания. Удар камешка о стекло. И сейчас ты навсегда заберешь меня отсюда. Он почувствовал взгляд и обернулся, тихо подошел.

— Идем домой.

— Идем.

Клайд подхватывает вещи, я хочу помочь, он указал на дверь, иди. Мы успели отойти ярдов на двадцать, когда нас нагнал мистер Гилпин. В его руках узел и коробка.

— Вы там оставили…

Я молча иду. Клайд, качнув головой, отвечает.

— Это не наше.

8.20

Выглядываю в окно, погода сегодня будет на славу, оставляю его открытым, такой воздух свежий. Любуюсь нашим палисадником. Он крохотный, конечно, но мне нравится давно не кошеная трава, сверкающая каплями росы. Будет приятно посидеть там с чашкой чая, вытянув босые ноги, чтобы чувствовать прохладное прикосновение, слушать шелест листьев нашего старого клена. Хочу туда. Смотрю на часы, еще рано, и миссис Портман неудобно беспокоить. Ставлю на небольшой поднос чашку с чаем и блюдце с пирожными, осторожно открываю дверь и пересекаю крохотную лужайку, столик прямо под деревом, в тени раскидистой кроны. Так тихо… Чай вкусный, крепкий и горячий, с детства люблю вот так сидеть и запивать им пирожные или конфеты. С любопытством смотрю по сторонам, улыбаюсь, муж велел осваиваться. А мне все еще как-то не по себе… За эту неделю я привыкла быть с ним, чувствовать его заботу, любовь. Я ведь почти сразу поняла, что он — не… Отгоняю тот образ, не хочу… Это просто призрак, он уходит в прошлое, вo тьму памяти, стирается из нее и скоро, надеюсь, исчезнет навсегда. Он для меня — больше не Клайд. Он — потерял право на это имя. Он — безликая тень, заключенная в проклятом зеркале на дне реки. Оставайся там навсегда. Мой Клайд, любимый и единственный — здесь, со мной, я принадлежу ему, а он мне. Ты слышишь меня, тень? Запомни это.

Так тихо… Вот стукнула дверь на половине хозяйки, вышла? Подойти поздороваться? Она милая…

— Миссис Портман, позвольте представить вам Роберту Грифитс, мою супругу.

Я стою и от волнения не знаю, что сказать, ну почему со мной так бывает… Просто слишком много всего сразу, и так быстро, голова идет кругом. Вот, держу Клайда за руку и только могу, что тоже улыбнуться в ответ на добрую всепонимающую улыбку. Она хорошая, наша хозяйка, прав был муж, что не захотел вновь переезжать.

— Добро пожаловать, миссис Грифитс, надеюсь, вам с супругом здесь понравится.

Вокруг глаз миссис Портман разбегаются веселые лучики морщинок, как от солнышка. Стало очень спокойно, и я почувствовала — дома. Я — дома. Такого ощущения не было ни у Ньютонов, ни тем более у Гилпинов. Только раньше, в родительском доме, в Бильце.

— Спасибо, миссис Портман, за добрые слова. Я чувствую, они от сердца и мне очень приятно.

Хозяйка внимательно посмотрела на меня и потом на Клайда, они улыбнулись друг другу и кивнули, как будто продолжили какой-то ранее начатый разговор.

Посижу еще немного, послушаю тишину. Совсем как у нас дома по утрам, когда родители едва встали, а Том с Эмилией еще и вовсе не проснулись. Мама… Смотрю в сторону окон хозяйки, возможно, у нее есть телефон? Вчера не решилась напомнить Клайду о поездке в Бильц, может, хоть позвонить попробовать… Услышать ее голос, отца… И они услышат мой, скажу, что со мной все в порядке, что я теперь миссис Грифитс, вот так. Узнаю, как они там без меня… Снова вздыхаю, я теперь не работаю. И как им помогать? Хотя Клайд сказал…

— Был разговор с Гилбертом.

Негромкий голос Клайда, вокруг уже ночь, наша лужайка уютно освещена светом из окна и открытой двери нашей квартиры.

— На работу ты более не вернешься, нельзя.

Вот это новость…

— Клайд… Завтра я не пойду на фабрику?

Он медленно качает головой, грея в ладонях чашку и глядя на меня.

— Нет, Берта, с фабрикой все.

— Гилберт запретил?

— Не то чтобы прямо, но дал понять. Берт, это неважно, что он сказал или не сказал, я с ним согласен.

— Но почему, Клайд? Из-за того, что я твоя жена?

Он кивнул.

— Меня не уволили, хотя Гилберт, и, думаю, Лигет, все про нас знают. У Гила есть даже фотографии с нашего венчания, их сделал тот, кто следил за нами.

Мне внезапно стало зябко, я поежилась, обхватив себя руками. Клайд принес мою шерстяную накидку, набросил на плечи и заботливо укутал.

— Пойдем в дом, замерзла?

— Нет, давай тут посидим. И продолжай.

Он вздохнул, собираясь с мыслями.

— Роберта, не завтра, так через считанные недели ты бы прекратила работать.

Клайд усмехнулся и глазами показал на мой живот. Невольно положила на него ладонь и улыбнулась в ответ.

— Милый, может, надо к врачу поехать, ну, посмотрел чтобы, все ли со мной и ребенком в порядке…

Он вдруг рассмеялся.

— Чего ты?

Клайд наклонился ко мне и очень серьезным тоном произнес.

— Я хоть и не врач, но тоже могу посмотреть.

Ну какой он бывает… Никак не привыкну к этим его шуточкам, от которых и стыдно становится… И так приятно… Хорошо, что полумрак и не видно, что я неудержимо краснею. И так стало тепло внизу, только и могу, что прошептать…

— Клайд, ну что ты… Перестань…

А в его глазах уже знакомые мне огоньки… И чувствую, что в моих начинают плясать такие же. Но разговор не окончен и мы оба берем себя в руки, улыбаюсь, до поры…

— Клайд, а как же… У нас совсем мало денег, может, я хоть где-нибудь буду работать, пока в состоянии? И еще…

Я замолкаю, не решившись продолжить. Клайд успокаивающе положил ладонь на мою руку, чуть сжал пальцы. Какие они у него стали сильные… Пальцы… Руки…

— Твои двенадцать долларов в неделю мы не потеряли.

Удивленно вскидываю на него глаза, как это? Он усмехнулся уголком рта, совсем как Гилберт.

— Мы с братом поняли друг друга.

— Как это, Клайд?

— Договор. Ты не возвращаешься в цех, а Гил повышает мое жалованье на твои двенадцать. Все честно.

Только качаю головой, вот это да… Иногда думаю, что мой муж может все.

— Милый, но тогда… Я понимаю, что нам все равно трудно, и пока все так ненадежно… Но…

Клайд приблизил лицо к моему и тихо прошептал.

— Что с тобой, милая? Что тебя беспокоит?

И я решаюсь.

— Я родителям всегда помогала, как могла. Деньгами. А теперь не работаю.

Все это выговариваю на одном дыхании. И замолкаю, видя, что Клайд качает головой, отказывает? Как же… А он внимательно смотрит на меня и отвечает, веско так.

— За то, что думала, что откажу в помощи твоим родным, быть тебе сегодня ночью наказанной. Я решу, как именно.

Растерянно моргаю на эту тираду, а мой несносный муж откровенно веселится, глядя на мои в очередной раз покрасневшие щеки. Ну, какой же он… Вот я тебе… Ай! Моя рука перехвачена и каким-то непонятным образом в следующую секунду я оказываюсь на коленях Клайда, в его объятиях. О, Боже… Какие у него стали сильные руки… Сильные и при этом ласковые… Они все настойчивее… Смелее… Господи… Мое платье… Нет…

— Милый, ты что… Ну подожди…

Я пытаюсь его остановить и при этом не хочу этого… Боже, а если кто увидит, мимо по улице пройдет… А если миссис Портман… Остановись… Клайд… Не останавливайся…

— Берт, лучше встань, а то…

— Что?

— А то мы шокируем весь почтенный Ликург. Прямо здесь и сейчас…

— Ты же сам меня на колени усадил, а теперь…

Быстрый жаркий шепот, наши голоса прерываются предательской дрожью, отдающейся в руках… пальцах… телах… И через считанные мгновения мы оказываемся в комнате за закрытой дверью и задернутыми занавесками…

Откидываюсь на спинку кресла и закрываю глаза. Внутри от воспоминаний зарождается теплая волна, вот идет снизу вверх, по всему телу… Я и не подозревала раньше, что может быть настолько хорошо вместе… Мне… И ему… И… И я не знаю, как сказать… Он такой… Клайд… Мой Клайд… Для него нет ничего запретного, иногда это меня даже поначалу пугает, муж заметил. Улыбаюсь… Он смеется, говорит, что у меня очень забавное, ну очень серьезное лицо, в начале. Я и не знала… Зато немного погодя я освобождаюсь от всего, что может сдерживать и сковывать. Это оказалось настолько ново и неожиданно, что я… Я чувствую себя в раю, прости меня Господи, но это так. Его руки, пальцы, губы… Так сильны, властны, и так нежны, чутки и ласковы… Так сладко отдаваться ему, до конца, до дна… И брать его, отдающего мне всего себя. А вчера ночью… Еще сильнее зажмуриваю глаза, ладони прижимаются к заалевшим щекам…

— Клайд… Господи, милый… Так нельзя, стыдно… Что ты делаешь…

И в следующую секунду я потеряла дар речи, не останавливайся… Не слушай меня… Не слушай…

Перевожу участившееся дыхание и открываю глаза, вернувшись в свет и звуки утра, в мое уютное кресло. Во рту пересохло, чай совсем остыл, но его прохлада сейчас более желанна, делаю несколько жадных глотков. Успокаиваюсь, на губах блуждает улыбка, окружающий мир снова приобретает четкость. Можно еще немного посидеть и попробую зайти к миссис Портман, спрошу про лавку и телефон.

Затихли не скоро, Клайд неутомим и меня тоже захватил этот неудержимый жаркий поток. Только закусываю губы, чтобы стон не вырвался криком, это будет уже слишком, я потом умру от смущения, встречаясь с соседями, которые могут меня сейчас услышать. В некий момент обнаружила себя лежащей рядом с мужем, мы оба шумно переводим дыхание, в тусклом свете маленького ночника вижу наши тела, они блестят от пота, чувствую, как его щекочущие струйки медленно стекают по моей груди, животу. Дальше… Ниже… Клайд так смотрит, вижу, что это зрелище его захватило. Гм… Слишком захватило… Вдруг пересохло во рту, моя рука дрогнула… Захотелось протянуть ее и… Клайд это заметил, затаил дыхание… Понимаю, что ему этого хочется, но я… Я не решаюсь. Пока не решаюсь. Клайд, милый мой, любимый, потерпи совсем немного. Может, поговорить с ним об этом? А как? Он может спокойно и с улыбкой сказать мне такое, что бросает в жар, от смущения и наслаждения сразу. Я так не могу, и не знаю, смогу ли когда-нибудь. Иногда становится страшно, может, ему скучно со мной в постели? Или скоро наскучит? Я совсем неопытна… С ним чувствую себя в раю, готова умереть от наслаждения, которое он мне щедро дарит. А как ему? Хорошо ли, сладко ли? Надеюсь… Но у нас впереди вся жизнь, все будет, все придет. Не надо торопиться, и он все понимает…

— Не смотри на меня так, — укрываю нас обоих одеялом, с усилием отведя глаза от обнаженного тела мужа.

Не говорю ему и никогда не скажу, но… Не только руки. Все его тело как-то изменилось. Нет, внешне все как и… Как и было. И при этом — все не так. Оно более четко очерчено, стало суше, жилистей, о силе и ловкости я и не говорю, это совсем другой человек. И еще… Наверное, эта мысль сейчас неизбежна, хоть и не хочу ничего вспоминать. Надо забыть. Но… Помню свою первую безумную радость, когда все случилось с… Ним. Когда я преодолела страх, нерешительность. Преодолела? Уступила из страха его потерять, что он уйдет. Думала, вот оно, счастье, я стала женщиной, у меня есть любимый мужчина и все будет хорошо, ведь он обещал. Он так меня любит… И чего греха таить, мне льстило, что он — Грифитс. Тщеславие… Уже появились робкие мечты о том, что я буду «миссис Грифитс». Губы искривила какая-то не моя, недобрая усмешка, постаралась, чтобы Клайд не заметил. Не нужно ему знать об этих моих мыслях. Они пройдут, исчезнут. Но… Теперь вижу, понимаю, как тот человек был мелок, эгоистичен и подл со мной. Эти торопливые объятия, суматошная возня под одеялом, влажные пальцы, ладони на моем теле… Теперь понимаю, насколько они были робки, неумелы, и… Лживы. Быстро, тихо. В голове тогда крутилoсь слово — "лихорадка". Лихорадочные ночи… Когда же первое упоение схлынуло и я стала думать — пришло чувство стыда, порочности происходящего между нами. Сколько раз пыталась поговорить с ним… Он всегда ухитрялся уходить от этого, ласковые слова, туманные обещания. И снова, и снова увлекал меня во тьму комнаты, топя мои страхи в своей похоти, которую я принимала за любовь. Он видел, насколько я неопытна и наивна, ему было нетрудно обмануть меня. Так было. А спустя короткое время — Сондра. И даже это подобие счастья — исчезло. Теперь же… Как странно, я вижу знакомый облик, меня обнимают знакомые руки, целуют те же губы. Нет и нет. Клайд — другой, все ныне — другое. Я ведь понимаю, ты ревнуешь, не можешь не ревновать к прошлому, к этому телу, в котором оказался. А как ты посмотрел на меня тогда, на фабрике… Но я так испугалась, что разницу все заметят, что даже не подумала, когда кинулась к тебе… Прости, прости меня… Ничего не бойся, милый, того, что было — уже нет, и я больше никогда не сравню вас. Не с чем и не с кем тебя сравнивать, Клайд. Твое лицо… Глаза… С них началось мое понимание. Твердый внимательный, все замечающий взгляд. Колючий, жесткий, иногда страшно смотреть. И как они теплеют, когда смотрят на меня… Но я видела твои глаза и на вокзале Олбани, когда появился этот человек. Неподвижный холодный взор, совершенно безжалостный. С таким взглядом, наверное, убивают. Качаю головой… Скажешь ли ты мне когда-нибудь, любимый… Кто ты… Откуда… Как твое имя… Сколько тебе лет…

— Кто ты, любимый?

Вопрос вырвался сам собой, когда мы, наконец, успокоились, и я устроилась рядом, обняв Клайда и положив голову ему на плечо. Так хорошо и надёжно чувствовать его сильную мускулистую руку, кончики пальцев медленно водят по спине, уже без намерения воспламенить, успокаивая и баюкая. И в этой теплой истоме я не сдержалась.

— Кто ты, любимый?

Клайд тихо вздохнул, погрузив пальцы в мои спутанные волосы и начав их ласково расправлять. Молча. Вздыхаю и я.

— Прости, Клайд… Я обещала терпеливо ждать, а сама все время пытаюсь спрашивать.

Из полумрака пришел шепот.

— Я не сержусь, Берта. И понимаю тебя, лежишь в постели с незнакомцем…

Я запротестовала, приподнявшись и положив подбородок ему на грудь, лицо к лицу.

— Ты не незнакомец, я много уже о тебе знаю, вот!

Его брови приподнялись.

— Ну-ка, ну-ка… Как интересно… Расскажи.

— Не рассердишься, милый?

Он шутливо задумался, театрально нахмурившись.

— На ещё одно наказание, боюсь, меня сегодня уже не хватит, даже если рассержусь. Говори, Берт.

Я собираюсь с мыслями и решаюсь. Говорю медленно и осторожно.

— Ты намного меня старше.

Он медленно кивает, вижу, ему не по себе, этот разговор тяжел для нас обоих, я прекращу его сразу, если что-то почувствую, если зайду в запретное. Ну что я за растяпа такая, обещала же… Клайд увидел мои колебания и слегка сжал пальцы на моем плече, подбодрил продолжать.

— Ещё… — тихо шепнул.

— Ты воин. Наверное, ты много воевал, — шепчу в ответ ещё тише, мне страшно об этом говорить.

Медленный молчаливый кивок. Я внимательно смотрю на его четко очерченное лицо, в его глаза, в темноте комнаты они как провалы в неведомое.

— Скажи…

Замолкаю. Боюсь закончить вопрос. Он делает это за меня.

— Убивал ли я?

Вместо ответа прижимаюсь щекой к его груди, слышу ровное сильное биение сердца, оно успокаивает.

— Да, Берта, я убивал. Я убил много людей. Так было надо.

— Клайд…

— Что?

— А есть у тебя… Ну… Шрамы?

Он усмехнулся, дёрнув уголком рта. Взял мою руку… Поднес к своему лицу… И очень медленно провел ею по правой щеке, чувствую кончиками пальцев, гладкая чистая кожа. Пальцы скользят по ней от виска до подбородка… Длинной изогнутой линией… Господи…

Порывисто вздыхаю, прижимаюсь к нему всё сильнее.

— Ничего не говори, не надо, тебе больно из-за меня, любимый… Прости…

Целую его губы, глаза, грудь… Щеку, снова и снова… Прости, прости меня… И мы замолкаем, в наступившей тишине я слушаю его сердце. Так хорошо слышать это биение, тук, тук, тук… Оно будет рядом со мной всегда и мое сердце будет биться рядом. До срока, который предначертан нам обоим. Так говорил преподобный Данкен — пока смерть не разлучит нас в неизбежно назначенный срок. Молчим. Сон не идёт и Клайд явно ещё не всё мне рассказал о произошедшем сегодня. И я ещё одно, только одно хочу его спросить, из запретного… Я об этом все время думаю и хочу знать. Набираю воздух…

— Клайд…

— Что?

— Мне вот любопытно… Ну, очень любопытно…

Шепчу ему прямо в ухо… И слышу смех, который он еле сдерживает, сама начинаю смеяться.

— Ну, Клайд… Ну, скажи…

— Что, ревнуешь?

И он смеётся уже в голос, рискуя разбудить нашу хозяйку, схватил меня за руку, угадав мое намерение стукнуть его ладонью по лбу. И очень серьезно говорит, даже торжественно так. Ну что за манера такая, все превращать в шутки… А мне уже не смешно, я правда ревную, очень.

— Берта, у меня были женщины, и даже не одна. И не две.

Мои брови поползли вверх от такого признания, спрашиваю упавшим голосом.

— А сколько их у тебя было?

Он внимательно на меня смотрит своим всезнающим взглядом и спокойно отвечает.

— Много, Берта. Как ты правильно поняла, я тебя намного старше.

И спрашиваю ещё одно, если начала, то уже надо идти до конца, раз он согласен отвечать. И получаю ответ.

— Нет.

— Правда?

— Да. Жены и детей у меня не было. Воину лучше не иметь семьи.

Я глажу его по голове, щеке, он прижимает мою ладонь и целует ее. Шепчу ему, уже успокоившись.

— А сейчас у тебя есть семья, мой старый грозный воин. У тебя есть я и скоро будет ребенок. Тут тебе не с кем воевать.

Он задумчиво кивает, как бы сомневаясь, улыбается.

— Наверное, не с кем.

Он садится в кровати.

— Принести лимонада, хочешь?

— Хочу!

Я рада, что этот внезапный нелегкий разговор закончился, даю себе слово больше его не заводить. Придет время, я всё узнаю. Не надо торопить, впереди — целая жизнь. Клайд протягивает мне стакан, мы снова устраиваемся в кровати рядышком, сидя спиной на подушках. Так здорово вместе пить прохладный лимонад ночью, в тихой темной комнате… И шептаться.

— Берта, завтра вечером мне надо быть у дяди на ужине. Приглашение Гилберта.

— Зачем он тебя пригласил так внезапно, Клайд?

Он помолчал, медленно цедя напиток, искоса посмотрел на меня.

— Завтра я официально заявлю дома у дяди о нашем браке и о тебе, как о своей жене.

Хорошо, что я в этот момент успела проглотить лимонад, иначе быть бы Клайду мокрым, так это неожиданно прозвучало.

— Боже, зачем?

Он невозмутимо пожал плечами.

— А как ты думала? Гил знает, миссис Портман знает, Гилпины знают…

Я прыснула от смеха. Гилберт… И Гилпины…

— Они все знают, а дядя не будет знать?

— Страшно как-то…

— Что страшного? Что он нам сделает? С фабрики выгонит за то, что правила нарушены? Так ты там уже не работаешь. Ты не их круга? Так и я не особо из их общества, приняли меня, примут и тебя.

Я вытаращила глаза, это уже слишком.

— Клайд, ты что задумал?

Он твердо ответил, глядя мне в лицо и четко выговаривая каждое слово. Этот тон я уже хорошо знаю, он так решил и лучше не спорить.

— Раз я не уволен и Гилберт склонен продолжать сотрудничество, приглашает на ужин, значит, считает, что можно сохранить и продолжить отношения, невзирая на наш брак. Это значит, что если я принят в доме дяди, там будешь принята и ты, как моя законная жена.

И Клайд вопросительно поднял бровь, поняла? И мне осталось только кивнуть, вздохнув. Почему мы не можем просто тихо где-нибудь жить…

— Я поняла, милый, но…

— Что?

И дальше продолжаю совсем шепотом, не хочу это произносить громко в этих стенах, здесь наш дом и он священен.

— Но там же все… И Сондра… Как я могу там появиться, Клайд? Она же ненавидит тебя… И возненавидит меня… Нет, нет, я не хочу.

— Не бойся никого и ничего, и Сондру не бойся. Ты со мной и будет только так.

— Я не хочу туда идти, Клайд.

Он усмехнулся.

— Мы и не будем туда ходить, речь просто о твоем признании семьёй. Я и сам не собираюсь там появляться.

Я с облегчением вздыхаю, беру его за руку.

— Правда?

— Правда, Берт. У нас и так полно дел без этих обедов и ужинов. Мы к врачу собирались?

— Посмотреть? — ехидно спрашиваю.

— Посмотреть!

Я весело киваю. Клайд попытался было осуществить сказанное, я шутливо оттолкнула его, натянув одеяло повыше. Вот охальник же мне достался, ужас… И пользуется тем, что мне это приятно…

— В Бильц к папе с мамой собирались?

Я взвизгнула от радости и кинулась к нему на шею, повалив на кровать и прижав сверху. Он с улыбкой обнял меня и прижал к себе ещё крепче.

— Ну вот, какие уж тут обеды у дяди и прочая светская жизнь? У нас — своя жизнь, любимая… И вообще… Ну-ка…

Одеяло летит на пол, я остаюсь совершенно обнаженной перед его широко раскрытыми жадными глазами. Меня захлестывает волна смущения и желания одновременно, сердце готово вылететь, дыхание захватило… Мне хочется спрятаться, опустить плечи, прикрыть грудь, погасить свет… А нарастающая горячая волна выпрямляет еще больше, плечи разворачиваются… Смотри, любимый, смотри! Я — твоя! Какие у него ласковые ладони, пальцы… Как они скользят по телу, воспламеняя и осторожно направляя… Клайд медленно усаживает меня, и…

10.50

— Мистер Уилкокс, это вы? Да, да, это я, Роберта! Вы слышите? Можно позвать мою маму? Пожалуйста!

Как хорошо получилось, у миссис Портман оказался телефон и она любезно позволила позвонить. Сейчас я поговорю и мы с ней пойдем в лавку, пора становиться настоящей хозяйкой. Ну где же мама… Шипение в трубке усиливается, громко щёлкнуло, как будто там переложили что-то с места на место. Оглянулась на дверь, плотно ли закрыта. Хозяйка деликатно вышла, оставив меня одну, это хорошо.

— Роберта, доченька!

Такая радость услышать ее голос, глаза заволоклись слезами.

— Мама, мамочка, я так рада тебя слышать!

— Ты плачешь, девочка моя, почему, что-то случилось?

— Нет, нет, что ты, у меня все хорошо! Ты получила мое письмо?

— Получила два дня назад и с тех пор почти не сомкнула глаз, волновалась, как ты, с кем… И ты запретила кому-либо рассказывать…

— Ну как с кем, я же тебе написала, я вышла замуж за Клайда! И все теперь хорошо, и мы не скрываем это, совсем!

— Клайд, если буду говорить с мамой, с разными людьми, ну, неважно с кем…

— И?

— Можно говорить, что я твоя жена, открыто?

— Да.

— Всем-всем? Везде-везде?

— Да, миссис Грифитс. Мы не прячемся. И даже не собираемся.

— Бобби, но как его семья, общество, что они скажут?

— Мы не собираемся прятаться ни от кого, его двоюродный брат уже все знает, ну, мы тебе при встрече все расскажем.

— Что он говорит?

— Мама, все в порядке, Клайд со всем разберётся, ни о чем не переживай. Ты же слышишь меня?

— Слышу, милая.

— И как мне сейчас?

— Ты радостная, Роберта… Я слышу. Вы собираетесь нас навестить как-нибудь?

— Мы обязательно приедем, вместе, Клайд очень хочет с вами познакомиться!

— Ждём вас, приезжайте! Я могу рассказать отцу, Агнессе? Все соседи о тебе спрашивают постоянно…

— Конечно, рассказывай. Я так его люблю, если бы ты только знала…

— Я счастлива твоим счастьем, доченька. Мне пора идти. Ждём вас!

— Я буду звонить по возможности, ой… Запиши наш новый адрес! Улица де Кальб, 45, мы переехали.

— Хорошая у вас комната? Не очень дорогая?

— Мамочка, у нас их две, кусочек сада, там высокий старый клен и столик под ним, можно чай пить, представляешь? И замечательная хозяйка, миссис Портман, она так хорошо меня встретила. И… И… Вот… Все, я тоже бегу!

11.30

Лавка оказалась совсем недалеко и действительно недорогая. На шесть долларов набрала мяса, овощей и всяких круп. Купила большую коробку чая. Мистер Перкинс, хозяин, предложил ещё банку кофе, но я не пью, а Клайд… Не знаю, мы как-то к чаю привыкли, не взяла. Хлеб, масло, сыр, ветчина, яйца. Ещё сахар, соль, перец. Дома в Бильце у меня есть сундучок, там посуда, всякие принадлежности для кухни и старая поваренная книга, это мое приданое. Вздохнула, как бы его привезти… Пожимаю плечами, как поедем, так и заберем, а пока найду, во что все насыпать. Или пока не буду, все ведь и так в жестянках. Тарелки и кастрюли уже есть, миссис Портман дала. В лавке купила еще одну большую кастрюлю, для супа, пару сковородок, чайник. Покупок набралось изрядно, даже растерялась, как их дотащу… Выручил мистер Перкинс, послал со мной сына Роджера, тот все и прикатил на маленькой тележке. Кладу пакеты и коробки на стол, оглядываюсь. Все, миссис Грифитс, начинайте уборку, принимайте хозяйство. Мои и Клайда вещи в сумках и узлах, два чемодана. Мы вчера достали только постельное белье, рубашку и костюм Клайду на сегодня, пару полотенец и мое домашнее платье. Так… Все переношу пока во вторую комнатку, сначала — наведу порядок в нашей большой. Надо вымыть пол, окно, протереть и вычистить мебель, кухонный уголок. Какое же радостное чувство, всем этим заниматься, видеть, как под моими руками все начинает сверкать и блестеть чистотой. Запыхалась, вытерла вспотевший лоб. Вот бы какую-нибудь музыку поставить, под нее веселее хозяйничать. У Ньютонов был граммофон, любила хлопотать под задорную пластинку. Но ничего, мне и так замечательно. Теперь можно всё сложить в большой шкаф. Как хорошо, много полок. Улыбаюсь, глядя на мои вещи, уютно устроившиеся рядом с клайдовыми. Совсем как мы в кровати… Смущенно оглянулась, словно кто-то может услышать. Ох, я много стала про это думать, про кровать… Хихикнула, неудивительно, с таким-то мужем… Ну вот, все разложила и развесила на плечиках, конечно, не помешает глажка. Утюг у меня свой, совсем старенький, но я к нему привыкла. Решено, глажкой займусь завтра, сегодня только приготовить все для мужа. Что теперь? Протираю трюмо, зеркало местами мутное и в царапинах, но не страшно. Разложила свои немногочисленные принадлежности, расчески, два тюбика губной помады. Флакончик духов, хотела оставить у Гилпинов… Но других у меня пока нет, да и покупала их сама. Не буду все же сходить с ума… Это просто духи, мои. И Клайду очень нравится их горьковатый аромат. Все хорошо. Налила стакан воды и залпом выпила, теперь еще один. Муж сказал — нужно много пить. Я — послушная жена. Теперь — кухня. У нас тут шкафчик, маленький столик для готовки, плитка и примус. Все вымыть, вычистить, протереть. С удовольствием раскладываю по местам посуду, продукты. К вечеру Клайд не узнает нашу квартиру… И что там у дяди, это его дело, а дома будет ждать ужин. За всеми хлопотами проголодалась, сейчас приготовлю себе яичницу с ветчиной, перекушу и немного отдохну. Потом займусь готовкой, хочу, чтобы к приходу Клайда ужин был на столе. Смотрю в окно, в сторону фабрики, на сердце вдруг становится тоскливо. Как там он, все ли хорошо… Клайд, я с тобой, слышишь? Я знаю, что слышишь…

16.45

Настроение странное. С одной стороны, все хорошо, Йордис и Марта не подвели. Выработка выросла более чем в полтора раза, Лигет уже в неприкрытом восторге, а он — пусть и неточное, но зеркало Гилберта. Сижу за столом, передо мной клочок бумаги, на нем — большой вопросительный знак. Поднимаю от него взгляд и вижу, что Ольга смотрит в мою сторону. Сегодня вышла на работу, а Берты уже нет. Десять минут назад мне на стол вместе с двадцатью тремя кольцами легла эта записка. Ловлю Oльгин взгляд и еле заметно киваю, вопрос понял. Ответная записка уже написана. Вышел в цех, постоял пару минут возле наших испытательниц, и начал неторопливое движение, через несколько мгновений на колени Ольге падает свёрнутая бумажная трубочка. Там написано коротко «де Кальб, 45». Она поймет. Убеждаюсь в этом, сделав круг и проходя обратно, Ольга коротко кивает, продолжая невозмутимо штамповать. Слегка качаю головой, снова заняв своё место за столом, вспоминаю Олбани, ее властность и уверенность. Ее таинственный кузен, носящий что-то в кармане пальто, сходу раскалывающий противника и виртуозно бросающий томагавки. И простая штамповщица в текстильном цеху. Да полноте, простая… Никакой простоты, никакой забитости или неуверенности. Был Олбани, теперь Ликург, а Ольга — осталась Ольгой. Если честно, я ей написал адрес с прицелом — может, она согласится побыть с Бертой, пока буду у дяди, не хочу оставлять ее одну на ночь глядя. Ольга потом может у нас переночевать, комнат две, в крайнем случае могу на лужайке подремать в кресле. Не захочет остаться, провожу до Стоктон-Хиллз, свет не ближний, а что делать… Посмотрим. Звонок.

— Клайд?

— Да.

— Гилберт. Зайди.

Короткие гудки. Что-то мой дорогой братец иногда слегка переигрывает, мне кажется. Втягиваю воздух сквозь стиснутые зубы, не думаю, что речь пойдет о производстве. Пишу ещё одну записку Ольге, она подробнее, я не знаю, когда сюда вернусь, а скоро гудок. Скидываю ей и быстро выхожу из цеха, дорогу к кабинету Гилберта я уже знаю, хотя внутри ещё не бывал. Табличка «Гилберт Грифитс. Секретарь». Два удара в дверь.

— Войдите.

Холодный жёсткий голос. Открываю дверь и не торопясь захожу, оглядываюсь. Неизменное окно на реку, много полок с книгами и конторскими журналами. Солидный двухтумбовый стол тяжёлого темно-коричневого дерева. Гилберт стоит у окна и смотрит куда-то на тот берег реки. Терять даром время он не стал.

— Клайд, речь пойдет не о производстве, с этим все ясно.

Подхожу к столу и кладу руку на спинку стула.

— Позволишь сесть, Гилберт?

Он кивнул и сам сел напротив меня, сцепив руки и устремив мне в лицо пристальный взгляд.

— Гилберт!

— Слушаю.

— Что ты с ним сделал, ты, чудовище?!

— Сондра, почему ты позвонила мне? Что я мог с ним сделать, с твоей тенью, с твоей верной собачкой…

— Замолчи!

— И повесить трубку?

— Нет… Нет… Подожди… Гил, я не…

— Что случилось, Сан? Где ты сейчас?

— На Двенадцатом, я только что получила письмо. Я прочитаю тебе…

Гилберт снял с шеи цепочку, на которой висел ключ, им он открыл ящик стола, повозился внутри, открывая ещё что-то. И молча положил передо мной смятый листок бумаги.

— Читай.

Осторожно беру, расправив его. Резкие, словно изломанные страданием буквы, слова.

«Пора прекращать эту затянувшуюся ошибку. Мою, не твою. Гилберт.»

Очень медленно кладу письмо на стол, по спине прокатился озноб. Чем-то очень мрачным повеяло от этой короткой строчки.

— Это письмо я написал ей за полгода до твоего появления здесь. Помнишь мой рассказ о ее первом пудельке?

— Помню, Гил. Рассказ был о тебе.

Он дёрнул уголком рта, услышав это, кивнул.

— Обо мне. Теперь же ты написал ей практически такое же письмо. Как, Клайд?

— Что?

— Как так могло получиться?

Я шумно вздохнул, переводя дыхание. Оглянулся.

— Что ты ищешь?

— Гил, выпить есть? Такой, знаешь, симпатичный гранёный графинчик, а в нем односолодовый лет двадцати…

Братец удивлённо приподнял брови, подумал… И поставил на стол помянутый сосуд, вытащив его откуда-то снизу, рядом звякнули два стакана толстого стекла. Приглашающий жест.

— Я не знаю, Гилберт. Просто совпадение. Она играла с тобой… Потом со мной…

— Прочитав письмо, она решила, что я тебе рассказал о нашем прошлом и показал это.

Он кивнул на листок, все ещё лежащий на краю стола. Я придвинул его ближе к Гилу.

— Почему оно оказалось у тебя?

— Она вернула его тогда, кинула в лицо на глазах у всех, со смехом. Смех был сквозь слезы.

— Понятно… — сказал я, чтобы сказать хоть что-то.

Чуть пригубил холодный жгучий напиток, Гил задумчиво смотрит на свой стакан, не отпивая.

— А мне не понятно, Клайд.

Молчу. Мой черед смотреть на игру темного напитка.

— Ты ведёшь себя… Не как Клайд.

Последние слова он выговорил с усилием. Я приподнял брови, скрывая за этим секундное замешательство. Сердце заколотилось… Не молчать.

— Но я — тут.

Он усмехнулся, небрежно махнув рукой.

— Это ты можешь сказать бедняге Лигету или…

Гилберт осекся и широко раскрыл глаза.

— Вот оно что… Если кто и знает ответ, так это…

Острие карандаша упёрлось Гилберту под подбородок, медленно нажало. Глаза в глаза. Он застыл, не мигая. Не дыша. Мой тихий голос.

— Убью. Прямо сейчас. Тихо выйду отсюда и мы с ней успеем покинуть город до того, как кто-то чтo-то сообразит. Понял? Если да, мигни.

Веки медленно опускаются. Карандаш не двигается.

— Роберта — неприкосновенна. Ни слова, ни звука, ни вопроса. Нигде. Никем. Никогда. Понял?

Движение век повторяется.

— И, да — она знает ответ. Она смотрит прямо в душу, Гил. Понимаешь, о чем я?

Карандаш убран. Гилберт усмехается очень паскудно и извлекает руку из-под стола, в ней все это время был компактный ''зауэр'', направленный мне в живот, он был готов стрелять через тонкую перегородку. Мы молча переглянулись, оценив друг друга.

— Почему не стрелял?

— Почему не ударил?

И оба практически одновременно пожали плечами. Гилберт оттянул пальцем воротничок, осторожно пощупал под подбородком, покачал головой. Весьма сноровисто вернул пистолет обратно в кобуру, я положил карандаш обратно в стаканчик. Мысленно чертыхнулся, послала же судьба брата-акробата… Чуть не угробили друг друга. После паузы Гилберт невозмутимо продолжил, словно ничего не случилось.

— На ужине будет Констанция. Помнишь ее?

— Смутно, мы почти не виделись. Кто она?

Гилберт помолчал.

— Она моя Роберта, Клайд. Умеет смотреть прямо в душу. Если понял, мигни.

Он с усмешкой посмотрел на меня. Я невозмутимо опустил веки.

— И вот что… Белла мне звонила вчера утром, с Двенадцатого. Сондра пыталась покончить с собой, перерезать вены куском стекла.

— После разговора с тобой?

— Да.

— Что ты ей сказал?

— Где он, Гил? Я просила Харлея заехать к Клайду, он там больше не живет!

— Вот как?

— Ты издеваешься?

— Нет, Сан…

— Не смей меня так называть!

— Как скажешь… Но просто послушай…

— Гил, прошу тебя… Не мсти мне так, пожалуйста… Я же люблю его… Не можешь меня простить, не прощай. Но…

— Его нет, Сондра. Клайда больше нет. Того Клайда, который был твоей верной тенью, который мечтал о счастливой жизни с тобой — его нет. А от того, который есть — держись подальше.

— Я не понимаю. Я приеду… Найду его… Мы поговорим…

— Ты найдешь его не одного.

— Что? С кем? Кто она? Боже… Кто?!

— Я кладу трубку, Сондра. И… Клайд прав, как прав был я — это ошибка. Пора ее исправить.

— Ненавижу тебя… Вас обоих ненавижу…

За окном сгущаются вечерние сумерки, за дверью тишина. Мы с Гилбертом молчим.

— Ты не мог найти других слов?

— Каких? Что ты соблазнил свою подчинённую, заделал ей ребенка, потом хотел ее бросить и жениться на Сондре? А потом внезапно решил стать порядочным и благородным, бросил Сондру и женился на девочке с фермы? Кстати, так это и выглядит, Клайд. И Сондра все узнает. Я просто немного оттянул время этими туманными словами. И вот ещё о чем подумай…

— О чем?

— О том, что скажешь сегодня отцу. Пусть узнает от тебя, чем от черт знает кого. Клайд…

— Что?

— Может, вам просто уехать?

— Нет.

— Почему?

— Потому что эта девочка никогда не будет убегать и прятаться. Так я решил, брат.

— А если она не хочет войны, которую ты затеваешь?

— Нам не нужна никакая война, Гил. Все, что мы хотим — жить тихо, спокойно, никого не трогая. Но и нас трогать — не советую. Если Констанция действительно умеет смотреть в душу, пусть сегодня заглянет в мою. И если ей доведётся увидеть Роберту — пусть и в ее душу заглянет.И если она твоя Роберта — она сумеет найти верные слова и объяснит тебе так, чтобы ты мигнул.

Встаю и иду к двери, открываю ее и оборачиваюсь, Гилберт молча смотрит мне вслед.

— Когда мне быть к ужину?

Он подумал.

— Могу за тобой заехать.

Покачал головой.

— Сам приду.

— В девять вечера. Иди сейчас домой, в цеху закончат без тебя.

20.15

Роберта поправляет на мне галстук, отряхивает невидимые пылинки, приглаживает волосы. И отчаянно борется с волнением, бледная, пальцы, касающиеся меня, дрожат. Незаметно вздыхаю, может, Гил прав? Может, уедем? Нет. Мы — справимся. Мы уже столько прошли, мы — вместе. И сегодня я заявлю об этом во всеуслышание. Перевожу взгляд на Ольгу, когда я пришел, она уже была тут, прочитав записку, в которой была просьба побыть с Бертой и план, как дойти сюда от фабрики. Она останется до утра, спасибо ей за это. Снова смотрю на Берту, солнышко мое, все будет хорошо. Взгляд скользит по комнате, умничка, все сегодня вымыла, убрала, красиво расставила. К моему приходу дом благоухал аппетитными запахами, ужин ждал на столе. Дом… Здесь — наш дом. Так мы решили. Так будет. Целую Роберту в губы, смотрим друг другу в глаза, стараясь передать силу и поддержку.

— Иди.