Выбор. Иное

Алекс Бранд, 2019

Фанфик – это произведение фаната, любящего автора и фэндом. Как назвать книгу – плод ненависти? Полемика с авторской идеей? "Американская трагедия" Драйзера – могли судьбы героев стать иными? Ответ – да.

Глава 11

Угасший было костер, приняв новую пищу, вспыхнул и выстрелил снопом искр. Слишком сильным для двух небольших свертков бумаги… Рука Роберты вздрогнула, я сжал ее крепче, удерживая. Она склонила голову к огню, глядя, как языки пламени пожирают листки бумаги и с ними слова. Слова радости, надежды, любви. Слова отчаяния, безысходности, одиночества. Все они, такие разные, сейчас были одним, соединенным огненным венчанием. Эти слова уходили в небытие, в прошлое. Очищающий огонь подводил черту подо всем.

Мы рука об руку стояли над угасающим костром. Роберта повернулась ко мне и заглянула в глаза, близко-близко, наклонив мою голову к себе.

— Милый, зачем?

Я ласково погладил ее по холодной на ночном ветру щеке.

— Эти письма — из прошлого. Огонь сжёг их, отправив в небытие. Мы же — останемся, вместе. Навсегда.

Бережно обнял и дальнейшие слова шептал, зарывшись лицом в каштановый аромат волос, шляпка куда-то упала, но я уже не обращал внимания. Роберта прижалась щекой к груди и слушала, слушала…

— Это страшные письма. Каково тебе было их писать… А каково их читать, если я — не он… А рядом — письма Сондры, такие радостные и беззаботные. И все это — твоя боль, милая моя девочка. И все это я решил предать огню. Здесь. Сейчас. Предать огню прошлое. Сжечь твое отчаяние, твое одиночество.

Слегка отстранил от себя Роберту и охватил взглядом всю её маленькую и беззащитную фигурку, волосы рассыпались. Внезапный порыв ветра разметал их в стороны, пальцы крепче сжались на хрупких плечах. Смотрю и не могу насмотреться…

— Твоя детская сказка сбылась. Из тьмы пришел совсем не принц, но тот, кто никогда не оставит тебя, никогда не отдаст. Слышишь?

— Слышу, любимый. И я никогда тебя не оставлю, обещаю. Не отдам… Не отдам тебя…

И ее губы уже не внезапным порывом отчаяния, а ласково и мягко нашли мои, руки обвились вокруг шеи и привлекли к ней. Время остановилось для нас и сколько его прошло, уже никто не замечал. Только слышно потрескивание погасшего костра, налетевший ветер развеял пепел сгоревших писем.

Мы медленно идем по тёмным безлюдным улицам и молчим. Осторожно посматриваю на ее улыбающееся лицо, о чем она сейчас думает? Старается привыкнуть к тому, что за знакомым обликом — кто-то совсем другой? Ей должно быть не по себе, вот так идти с незнакомцем, неведомо как здесь оказавшимся. Даже моего имени не спросила. Боится? Сколько же ещё вопросов, сколько сомнений… И их все затмевает чувство простого тихого счастья — она теперь знает. Не будет лжи, притворства, пусть с самыми благими намерениями — наша жизнь была бы тем самым сакраментальным адом, куда они ведут. Годы лжи… Их не будет. И это — главное. Роберта полюбила меня, не ушла, не прогнала, не испугалась. Она поверила мне, в меня. Все остальное — решаемо, мы справимся. Ладошка Роберты уютно устроилась в моей руке, она полюбила так ходить, жаль только, что это пока доступно лишь ночью. Мимо неспешно проплывают спящие дома, кроны высоких деревьев провожают нас тихим шелестом ветвей, шепчут вслед — вы не одни, мы смотрим, мы охраняем вас. Ничего не бойтесь. Элм-стрит. Вот и номер 34. Останавливаемся поодаль за группой деревьев, где я ждал Роберту прошлым утром.

— Домой? — почему-то более ничего не сказалось.

Роберта улыбнулась.

— А ты домой?

И мы рассмеялись, обнял её за плечи и потерся щекой о мягкие волосы.

— Да, пойду…

И не закончил фразу, смех оборвался. Домой? Серьезно?

— Клайд, что с тобой?

Берта встревоженно заглянула мне в лицо.

— Ты так замолчал… Что-то случилось? Клайд, не пугай меня! Ну, пожалуйста!

— Шш, перестань!

Встряхнул ее легонько за плечи, ну что ты с ней будешь делать…

— Чего испугалась?

— Ты стал такой… Такой…

— Просто мне туда нельзя.

Роберта поняла сразу. Широко раскрыла глаза и прижала ладонь ко рту.

— Там все принадлежит ему, все им пропитано. Я был там, Берта, чувствовал, это прямо давит. И я не хочу туда идти.

— А если пойдешь, что произойдет? Он вернется? Вернется? Боже…

Берта поникла, отвернулась, сразу став маленькой отчаявшейся девочкой наедине с опять обманувшим ее надежды миром. Как же я хочу посчитаться с ним за нее, с миром, со всеми… Резко повернул ее к себе. Лицо к лицу. Глаза в глаза. Медленно произнес, чеканя каждое слово.

— Я не отдам ему тебя. Поняла?

Ее лицо зарылось мне в грудь, плечи затряслись.

— Не хочу… не хочу… Не отдавай меня…

Тихие всхлипывания заглушили отчаянную мольбу.

— Не отдавай… Не уходи… Не иди туда…

Решение пришло вместе с огромной досадой, напугал ее, да и себя самого… А все ведь просто.

— Берта, я останусь у тебя сегодня. Можно?

Роберта удивленно и радостно вскинула на меня глаза, быстрым движением отерла уже выступившие слезы. Как же все оказалось просто…

— Милый, конечно оставайся, я тебя туда не пущу!

— Не бойся, я уйду раньше, чем все встанут. Уйду тихо, никто не услышит и не увидит.

— Страшно только… — Берта протянула совсем по-детски, — а если мы проспим?

Я только усмехнулся.

— Не проспим, я умею просыпаться когда надо.

Роберта с забавным сомнением посмотрела искоса, ой ли? Я с притворной озабоченностью закусил губу, стараюсь ее отвлечь, развеселить этой шутливой пикировкой. Нагнали тут драматизма…

— Нет, я могу, конечно, пойти куда-нибудь под забором пристроиться, дорогая…

Произношу это с нарочитым смирением, хотя могу и там, без особых проблем. Но под крышей и рядом с Робертой — лучше. А вот на Джефферсон я не пойду. Берта решительно указала на свое окно.

— Нет, милый, никаких «под забором», мы идём ко мне. Только будем тихо, хорошо?

— Конечно, Берт, тише мыши. Так, никого… Тсс! Я первый, давай за мной!

И мы шмыгнули к окну, как помянутые мыши. С невольной улыбкой отметил, что она и не подумала входить через дверь. Бесшумно открыл ставни и перемахнул подоконник, даже не коснувшись его, Берта не сдержала тихого восхищённого возгласа. Меня обнимает гостеприимный полумрак комнаты, такой домашний запах… Разворачиваюсь и принимаю руки Роберты, подхватываю подмышки.

— Колено на подоконник, забыла?

— Ну, Клайд… Я не умею…

— Учись, тютя!

И мы вваливаемся в комнату. На часах около двух, времени отдохнуть полно, вздыхаю с облегчением, быстро задергиваю занавески. Поворачиваюсь к Роберте, улыбаюсь и спрашиваю так просто, как будто и не было мрачного разговора пару минут назад.

— Спать или чай сначала? Предлагаю чай, я уже вижу, что мы оба любители.

Она улыбнулась в ответ и пошла хлопотать, уютно зашипел примус, через несколько минут мы снова сидим друг против друга за столом в жёлтом круге неяркого света. Смотрю на Берту, согревая ладони чашкой. Она смотрит на меня, держа свою так же, мы оба это заметили и тихонько рассмеялись. Как же хорошо… Медленно провожу ладонью по скромной зелёной скатерти, оглядываю комнату. Теперь можно не делать вид, что все тут знаю. Так уютно. Взгляд неторопливо скользит по столу, по фаянсовому чайнику с отбитым носиком, простеньким светло-голубым блюдцам и чашкам. Коричневые обои, такие же занавески. Старые и выцветшие, но аккуратные половички. Вазончики с цветами висят на стенах. Речной пейзаж в рамке под стеклом. Кровать… Отвел взгляд, вижу, что Роберта с улыбкой смотрит на меня, поняв мои мысли. Шепнула, обведя рукой комнату, ее глаза таинственно блеснули в свете тусклой лампы.

— Незнакомо все?

Улыбнулся в ответ, пожал плечами.

— Уже немного знакомо, Берт.

Она посмотрела на меня, подперев ладонью подбородок, снова шепнула.

— Как тебе тут, милый?

— Это дом. Так чувствую, — твердо повторил, глядя ей в глаза, — это дом.

— Да, Клайд. — Роберта накрыла ладонью мою руку, ласково погладила, — ты дома. Хочешь ещё чаю?

— А рулета больше нет? — жалобно так спрашиваю.

Берта рассмеялась и показала язык, вот ведь смешная…

— Ты все съел, обжора!

В ответ делаю умильное лицо раскаивающегося Робин Бобин Барабека, Берта смеется еще веселее. Отходит, слава Богу…

— И конфеты съели…

— Все съели и спать теперь хочу, — она сладко зевнула, прикрыла рот ладонью.

Увидев это, я тоже внезапно ощутил, насколько устал… Адреналин схлынул, захотелось тишины и покоя, и Роберта чтобы мирно сопела рядом, положив голову на плечо. А она посмотрела как-то странно, пальцы затеребили платок, глаза нерешительно забегали по комнате.

— Спать идем?

— Клайд, я…

Берта оглядывается, беспомощно и робко, на угол, где кровать. Второй в комнате нет. Дивана нет. Кресла тоже нет. А она, такое впечатление, ждет, что они сейчас из воздуха появятся. Ее пальцы оставили платок и начали бесцельно перебирать бахрому скатерти… Лицо очень сосредоточенное стало, серьезное, подбородок заострился. Милая ты моя… Накрываю ее руку ладонью, остановив. Почувствовал, что она слегка вздрогнула, вот медленно высвободилась. Шепнул.

— Берт, что с тобой?

— Клайд, я…

— Боишься чего-то? Из-за кровати? Я на полу лягу и ничего страшного. Хорошо?

Роберта только головой качнула, глаза подозрительно заблестели. Молчит.

— Солнышко, ну что с тобой? Если в этом дело, то…

— Отвернись, пожалуйста, — и ее щеки заливает густая краска.

Не говоря больше ни слова поворачиваюсь к окну, пряча улыбку. Хотя это не смешно, она сейчас одна с незнакомцем и ситуация, что ни говори, на грани абсурда… Ей сейчас нелегко приходится.

— И не поворачивайся, пока не скажу, — в комнате гаснет свет и до меня доносится характерный шелест снимаемого платья. Делаю шаг к окну. Шелест испуганно затихает…

— Берта, ты же просила не поворачиваться, я и не повернусь, пока не скажешь.

Подхожу к окну и раскрываю занавески.

— Клайд, закрой!

Тональность шелеста из жесткой стала мягкой, саржа явно сменилась шелком.

— Не бойся, у нас же темно, снаружи видно только черное стекло. Не спать же с закрытыми занавесками, как в коробке.

Не отвечает, и мягкий шелест устраивается под чем-то толстым, негромко скрипнуло.

— Поворачивайся.

Занавески распахнуты, в комнату проник уютный серебристый свет дальних фонарей, тени причудливо исказили привычные очертания мебели, стен. Кровать в дальнем углу, в ней лежит Роберта, спрятавшись под толстым одеялом, натянутым до подбородка. Смутно белеет серьезное лицо и глаза блестят, смотрит на меня внимательно и немного настороженно. Ей сейчас не очень спокойно тут со мной, не по себе, возможно, и просто боится… Но пора и мне располагаться, вот, как раз под окном будет хорошо и от кровати подальше. Взялся за край ковра, намереваясь сложить его вдвое и просить Роберту поделиться подушкой. Не проблема, скоротаю до утра, бывало куда хуже… И только выпрямился, из угла донёсся громкий шепот.

— Иди сюда.

Роберта откинула край одеяла, отодвинувшись к стене. Я замер, не веря тому, что увидел и услышал. Берт… Ну, не надо, не сейчас…

— Я правда могу на полу, все в порядке.

— Иди…

И она плотнее завернулась в одеяло. Ну что, подождать, пока в третий раз позовет? Так ведь в итоге и на пол отправит. Это додумываю, уже снимая пиджак… брюки… Поглядываю на Роберту, надеясь угадать по ее реакции, когда надо остановиться. Отвернулась… Оставил рубашку и, разумеется, все остальное. Медленно подошёл к кровати, вижу, как ее пальцы сжали край одеяла, словно стараясь ещё плотнее его натянуть. Тихо скользнул к ней. Оба вытянулись в паре сантиметров друг от друга, молчим. И как же трудно преодолеть эти сантиметры так, чтобы без страха, без стыда, без сомнений и тревог. Лежим такие близкие… И пока далёкие, оба словно ждем чего-то. Кончики пальцев коснулись ее руки, почувствовал, как она чуть вздрогнула. Замер… Заберёт? Оставит? Может, не надо? Пальцы не слушают голос разума, медленно находят ее ладонь, касаются… Маленькая, теплая… Чувствую, как ее пальцы несмело, осторожно сжали мои, переплелись с ними. Прикрыл глаза, напряжение ушло, стало тепло, спокойно. Ее рука в моей… Нежное, ласковое прикосновение…

— Как твое имя?

А ведь я ждал этого вопроса.

— Скажу тебе его, обязательно скажу.

— Но не сейчас? Почему?

— Ты можешь случайно меня им назвать при других, а этого допустить нельзя. Ведь для всех, кроме тебя, я — это он… Ты все узнаешь, Берта, обещаю, только… Дай нам время… Немного времени…

Слышен вздох и в нем чувствуется многое — она немного разочарована, обижена. Ей любопытно и страшно. Да, она немного боится меня и это естественно. Угадываю даже облегчение в этом вздохе, потому что назови я имя — и это позволение спрашивать дальше. Она боится и отступила. Пока отступила, а ведь еще не все опасные вопросы заданы. Самый главный, боюсь, впереди. Она задаст его, когда-нибудь. Хорошо бы лет через десять…

— Обними меня… Клайд… Только… Только обними…

И она, решившись, повернулась ко мне, робко прижалась, положив голову на плечо, такая теплая и домашняя. Никаких мыслей о чем-то большем, не сейчас, ещё не время. Я подожду, сколько нужно, мы подождем. Вот легонько и ласково поцеловала, затихла, успокоившись. Под моей ладонью — гладкий шелк рубашки, ее ладонь — на моей груди и щека — на плече. И глаза близко-близко. Дыхание смешивается с моим… Щекочущее прикосновение волос… Мы — одно, так будет всегда. И горе тем, кто посмеет помешать. Шепнул ей.

— Что не засыпаешь?

Она заворочалась, устраиваясь удобнее, обнял ее немного смелее. Почувствовал, как и она немного расслабилась, прижалась доверчивее.

— Не засыпается, милый… Скажи…

— Что?

— Здесь, у меня… Ты ничего не чувствуешь? Страшно… А если… — она замолчала и уткнулась лицом в мое плечо, — страшно так… На миг обрести счастье и…

— Тсс… — положил палец ей на губы, остановив, — перестань, не чувствую я ничего. Тут — только мы, ты и я. Здесь — наша крепость, дом. Пусть пока вот так, украдкой по ночам, но… Дом.

Роберта задумалась, помолчала. И медленно кивнула, ее глаза на миг осветились странным огоньком.

— Значит, ему ничего здесь не принадлежит, — она остановилась, ее пальцы слегка сжались на моей груди, — и не принадлежало по-настоящему…

Да, она права. И снова — все сказала сама. Какой же она может быть сильной… Решившись, идёт до конца. Не умеет ни лгать, ни кривить душой. Невольно прислушался — ничего. Ни эха, ни зова. Ничего. Ему нет здесь места, оно — наше с Робертой. Она принадлежит мне, а я — ей.

— Да, Берт. Ему здесь больше ничего не принадлежит. Он не вернётся. Никогда.

— Обещай мне это.

— Обещаю. Веришь?

— Да. Обними меня крепче… Хочу чувствовать даже во сне, что ты рядом.

Усталость и все пережитое взяли свое — ее глаза закрылись, послышалось тихое спокойное дыхание. И еле слышно, шепотом, не просыпаясь — ''не отдавай…''

Роберта заснула. Еще долго смотрел на ее лицо, ставшее детски безмятежным. Когда последний раз она спала так спокойно? Бог весть… Спи, солнышко. Спи, а я еще на тебя посмотрю…