Юное сердце на Розе Ветров

Алевтина Сергеевна Чичерова, 2020

Какая участь уготована двум мечущимся, пылким, враждующим сердцам? Их чувства и мысли подобны ветру, также необъяснимо меняется их направление, и также неукротим их жаждущий свободы дух. Что стоит за порогом многолетней ненависти, и насколько безумным представляется первый шаг к взаимопониманию? Я постараюсь рассказать об этом. Содержит нецензурную брань.

Сердце Принца. Часть I.

С самого детства Судьба была совершенно не расположена к нему. Будто бы проклятый самими Небом и людьми, он живет, окутанный тьмой собственных трагедий и неудач. Но он не склоняет смиренно головы, не плывет по течению жизни, а наоборот, взирая на всех свысока, продолжает гордо держать её, закрывая глаза на неудачи и прорываясь к свету так, как под силу только ему, жаждая его, рвется в другую сторону направленного потока. Цветок, не павший от бури, а только закаливший свой тонкий стебель и хрупкие лепестки, ставшие еще более прекрасными и возвышенными на одинокой вершине отвесной скалы, заметаемой снегами и обдуваемой грозными ветрами.

Слишком рано потерявший мать, не сумевшую оправиться после родов, но сумевшую бороться за жизнь еще полтора года, этот маленький принц лишился самого важного для каждого живого существа, явившегося на свет — тепла и нежности. Совершено осиротевшим он не остался, но одиночество надежно обосновалось в его душе, когда он утратил частицу самого себя. Пусть он не осознавал, что произошло в реальном мире, что мать оставила его навсегда, но он чувствовал. Чувствовал, что отныне потерял всё.

И никто не пожелал заполнить ту пустоту, заставить поверить, что он не один. Все вокруг были слишком черствы и зациклены на своих собственных бедах и до чужой, нежной, детской души никому не было дела. Отец был погружен в собственную печаль из-за потери любимой жены и на какое-то время будто бы забыл о нём. В свои два года Мика научился сам справляться со своей бедой, не полагаясь ни на кого, однако, чтобы полностью перебороть горесть утраты в одиночку, ему не доставало ни моральных, ни физических сил и, нуждаясь в отце как никогда, он тянулся к нему, а в ответ получал либо холод и отчуждение, вызванные трагизмом утраты, либо же улыбку и взгляды, исполненные боли, от чего становилось еще страшней. Ведь лицо и движения сына приносили огромные страдания человеку, который видел в них свою возлюбленную. В какой-то момент малыш даже ощутил отцовское нежелание видеть его рядом с собой. Испугавшись этого возникшего ложного чувства, он замкнулся в себе окончательно, осознав, что рассчитывать может только на самого себя.

Чтобы осмыслить это целиком, он был слишком мал, но тут вступила в ход детская интуиция, которая примечала окружающий мир и видела его таким, какой он есть, без фальши. И видела она отнюдь не утешающие картины. Взору представал Натан, погруженный в дела и пропадающий в своем кабинете наверху, забывший в своем горе, что у него остался тот, кто не меньше него нуждается в утешении и заботе. Он не понимал, что приставленная к ребенку молодая няня, выполняющая свою работу честно, но только без души, не может заменить малышу настоящий семейный очаг.

А потом случилось то, чего Микаэль никак не мог ожидать, и именно этот шаг стал роковым, чтобы оборвать и без того тонкую нить, связующую его с родителем и поселить в душе неверие и враждебность к людям.

Прижимая к груди плюшевого медвежонка, который был его единственным другом, четырехлетний мальчик стоит в прихожей. Он выглядит настороженным и взволнованным, находясь перед незнакомой женщиной, чьи глаза, несомненно, прекрасны и способны смотреть ласково, но доброта этих глаз напускная, ибо вся ее натура заключена в строгие рамки черствости и эгоистичной влюбленности в собственное отражение в зеркале. Второй незнакомый Мике человек, темноглазый мальчик лет двенадцати, — её сын. Он с безразличием оглядывает своего нового родственника, но мальчик чувствует, что от него исходит острая неприязнь ко всему вокруг, но более всего она направлена именно на него.

— Познакомься, Мика, это твоя новая мама, — слышится мягкая интонация отца, чувствуется его тяжелая рука, опустившаяся на плечо.

Слова звучат как удар, мгновенно вызывая в душе смятение и неприятие.

Она не та, нет, не она… Кто она? Пусть уходит… Это не его мама. От нее нет тепла. От них обоих нет тепла. Есть только холод, опасность, страх…

Только эти обрывистые мысли набатом стучат в голове, когда Мика вскидывает несчастный взгляд на родителя, надеясь, что сейчас он улыбнется только ему и заставит уйти этих ужасных людей из их дома, но тот стоит и смотрит на эту женщину с улыбкой. И вот тогда Мика понимает, что они не уйдут, а останутся здесь, с ними.

Переводя взгляд на своего теперь уже брата, он содрогается, крепче сжимая игрушку, когда ловит на себе его желчный взгляд. Эндзай, а именно так звали его сводного брата, был жесток и непримирим. Решение матери выйти замуж, он принял только потому, что та объяснила ему преимущества этого брака с финансовой точки зрения. Только доводы, что его жизнь станет куда благоустроенней, если они станут частью этой семьи, заставили корыстного мальчика изменить точку зрения. Он понимал, что для того, чтобы добиться некоторых привилегий, нужно будет стелиться перед новым папой и угождать ему во всем, поэтому, будучи полностью готовым к этому заранее, он явился в новый дом с самой простодушной и вежливой улыбкой, на которую только был способен мальчик его возраста и склада ума.

Но поскольку необходимостью было располагать к себе только Натана, а не его сына, то на Мике можно было отыгрываться сполна, тем более, ангельский и прекрасный лик младшего брата сразу пришелся ему не по душе, зародив недобрые намеренья в его уме.

— Запомни одно, — как-то раз сказал Мике Эндзай, впоследствии частенько повторяя эту фразу оставаясь с ним один на один. — Своему отцу ты до лампочки. Он любит мою маму и делает так, как она ему скажет, а мама сделает то, что скажу ей я. Если я пожелаю, тебя вышвырнут отсюда. Ты здесь никто и ничто. Поэтому, если хочешь продолжать тут жить, а не шляться по подворотням, где тебя сожрут голодные, одичавшие псы, молчи и слушайся меня.

И Мика слушал и помалкивал, хотя все его естество противилось вынужденной покорности и он не знал, почему продолжает терпеть нападки. Он поверил словам о том, что не нужен отцу, имея доказательства собственного опыта, что могло бы заставить его сбежать из дома, где он все равно никому не нужен, но и страх, что он окажется на холодной, кишащей, страшными дикими зверями улице, проболтайся он отцу о том, что его бьет, оскорбляет, унижает старший брат, пока никто не видит и не слышит, был непомерно силён. Но даже невзирая на страх, Мика боролся в меру своих сил, сбегая от своего мучителя и стараясь держаться поближе к взрослым, ведь под защитой старших Эндзай не осмеливался причинять ему вред, зато потом, оставаясь наедине с ним, Мика получал вдвойне.

Когда Мике было пять лет, его определили в детский сад, поскольку ситуация дома усложнилась и его приемная мать вынуждена была временно пойти работать. Шиндо это вполне устроило, он был рад оказаться вне дома и появляться там только вечером, когда отец будет ехать домой и заберет его. Хоть и в саду было несладко, один мальчик постоянно докучал ему, но это было куда лучше, чем сидеть дома с братом, возвратившимся из школы. Да только и это счастье продлилось недолго, ибо спустя всего пару недель Эндзай вдруг изъявил желание самостоятельно заботиться о своем младшем братике, которому плохо в саду, где над ним издевается одногруппник. И тут Мика не смог воспротивиться. Отец был только рад, что мальчики дружны и Эндзай искренне желает заботиться о Мике. Он любящий и заботливый брат для его сына, который всегда печется о его благе. Но он был обманут детской коварностью, равно как и все прочие, и только Мика знал, что представляет из себя этот человек на самом деле — это жестокий, бездушный монстр, лапы которого навсегда сомкнулись на его шее и не выпустят, пока в его теле будет теплиться хоть какая-то жизнь.

Как только мог, он лишал Микаэля свободы и всего того, что было ему дорого…

«Где же? Где ты? Я же оставил тебя здесь» — маленький Мика уже который раз заглядывает под кровать, надеясь отыскать возможно упавшую за нее заветную игрушку — единственное, что осталось ему на память от матери. Этот медвежонок когда-то принадлежал ей долгое время, и даже в больнице он стоял у изголовья её кровати. Он был пропитан ее запахом, хранил тепло ее рук, и когда Мика наткнулся среди вещей матери на этого медвежонка, сам того не осознавая, но видимо чувствуя в нем ту частичку доброты и заботы, что исходила от него, вцепился в игрушку и не выпускал его из рук практически круглосуточно.

И теперь медвежонок бесследно пропал, хотя, выходя из комнаты Мика надежно спрятал его, памятуя неоднократные попытки Эндзая отобрать у него игрушку. Обыскав везде, где только можно, Шиндо забрался на кровать и уткнулся лицом в колени. Он понял, что уже не найдет своего друга. Можно и не спрашивать ни у кого. Брат наконец-то добрался до него, пользуясь моментом, когда младшего не было в комнате.

Боль потери, расставание чуть ли не с самым близким ему существом рвали маленькое, трепещущее сердечко, отчаянно бьющееся в груди, точно у маленькой птички. Он как будто снова потерял мать, причем уже окончательно. С этой игрушкой ушло чувство присутствия мамы.

— Мика, спускайся немедленно, время завтрака! — строго позвала женщина, рассыпая по тарелкам еду. Мужа она выпроводила рано утром на работу, осталось только покормить детей и отправить старшего в школу. — Эндзай, — мягко обратилась она к сыну, с удовольствием поглощаущему рис, — почему он там сидит?

— Медведя своего профукал, сидит оплакивает всё утро, — с усмешкой бросил ей сын. — Я проходил мимо комнаты, обратил внимание.

— А ты его нигде не видел?

Эндзай только пожал плечами, одновременно отрицательно покачивая головой.

— Господи, да что же за ерунда! — бросив на стол полотенце, сварливо поглядела в сторону Микиной комнаты женщина и быстро направилась наверх. Она застала Микаэля съежившегося под стеной на постели, уткнувшегося лицом в скрещенные на коленях руки. За все время он не проронил не слезинки, в тишине переживая свою скорбь от еще одной утраты.

— Ты не слышал, я же звала тебя? — строго смотрела на него мачеха, но Мика будто не видел и не слышал ее, он сознавал только свою потерю. — Прекрати немедленно и спускайся завтракать. В противном случае останешься до обеда голодным, — пригрозила она и снова пошла на кухню.

Мальчик не обратил на ее угрозы внимания. Ведь что такое голод в сравнении с потерей лучшего и единственного друга? Прах…

Микаэль не вышел к столу и, как пообещала приемная мать, а в этом случае она была хозяйкой своего слова, он остался без пищи.

Когда отец вечером, удивленный тем, что Мика сидит за столом мрачный и не держит в руках своего медвежонка, спросил об этом жену и старшего сына, ему сказали, что мальчик потерял его на улице и не может вспомнить, где и как, а все поиски были тщетны, Мика не возразил против их лжи.

— Он теперь с мамой, — единственное, что произнес он вполтона и, спрыгнув со стула, ушел к себе в комнату.

Обреченное существование, неподвластное изменению… Вот она, страшная участь потерявшего защиту маленького существа, остающегося несломленным.

Невзирая на тяготы своей жизни, в душе он был очень добрым и отзывчивым. Когда он лишился игрушки, любовь к животным проявилась в нем с большей силой, теперь они стали его друзьями. Все местные кошки и собаки, даже птицы, которых он прикармливал, тянулись к нему, ведь Мика был ласков с ними, всегда подкармливал голодных животных. Тихонько, пока никто не видит, он стягивал со стола свою еду и прятал, чтобы потом отдать очередному пушистому страдальцу, уже ожидающему его у ворот.

Взамен медвежонка Натан предлагал взять сыну щенка или котенка, видя, что тот увлечен зверьем, но Мика категорически отказывался каждый раз, жутко боясь, что участь его любимой игрушки постигнет и несчастное животное. Таким образом, Эндзай фактически принуждал Мику добровольно отказывать себе в том, что могло бы принести его душе покой. Соседские коты, гуляющие по улицам бездомные собачонки, только на них мог позволить утолять свою нерасходованную нежность мальчик, не боясь, что они пострадают. Даже уже учась в младшей школе, он продолжал общение со своими мохнатыми и единственными друзьями.

— Бери. Почему же ты не ешь? — Микаэль подталкивает поближе к котенку кусочек солонины. — Или уже не голодный? — мягко усмехается он. — Лучше съешь, ты маленький, а тебе нужны силы, чтобы постоять за себя, когда ты встретишься с большими котами.

Котенок словно понимает его слова и принимается за еду.

— Вот так, молодец, — улыбается Шиндо, наблюдая за животным.

— Кормишь котов?

Мика вздрагивает и оборачивается. За его спиной стоит такой же мальчик, как и он и улыбается во весь рот. Мика знает его, он живет через три дома от них, только он не понимает, как тот умудрился подойти к нему так, что Мика даже не заметил.

— Иногда.

— Я тоже. И собак. У меня под двором иногда их целая куча собирается. А отец с матерью все ворчат, что я еду разбазариваю, но не ругают, — склоняясь, упираясь руками в колени, весело говорит мальчик Мике, вместе с ним наблюдая, как увлечено поедает мясо бездомный кот.

— Я видел, — уголком рта улыбается Мика, припоминая, что после подкормки у соседнего двора, животинки его еду встречают уже с меньшим удовольствием.

— Тебя как зовут? — спрашивает у Шиндо сосед.

— Мика! — раздается голос брата, вышедшего со двора, от которого у Мики мурашки идут по телу, ибо он слышит эти недовольные нотки. А недовольство старшего брата может обратиться плохим исходом.

— Ты чего делаешь? — удивляется мальчик, когда Мика вдруг начинает шикать и гнать кота. Встречая пугающую реакцию человека, котенок шипит и убегает.

Тем временем развязной, покачивающейся походкой Эндзай подходит к двум мальчикам.

— Ты что здесь делаешь? — он хмурит брови, грозно взирая на соседского ребенка, который сразу теряется в присутствии того, кто старше него лет на десять. — Пошел вон отсюда! — надвигает Эндзай всей своей массой на щупленького малыша, который, пугаясь, бежит прочь. — Вали, и чтобы я тебя больше у своего двора не видел, а то огребешь! — кричит ему вслед Эндзай, отбивая у мальчика последнее желание приближаться к этому дому и к людям, которые тут живут.

— А ты опять из дома еду воруешь? — с угрозой оборачивается Эндзай к Микаэлю, в котором тотчас напрягается каждая мышца, готовая получить привычный удар. — Смотри, еще раз увижу, получишь, а потом еще и отцу расскажу, он тебе мозги вправит. И еще, — приобнимая Мику за плечи, он ведет его обратно к дому. Усмешка на его круглом лице зловеща, а дружеский жест — всего лишь обманка. Микаэль прекрасно знает, чем заканчиваются такие братские объятия и разговоры — несколькими днями удушающей боли.

— Что это за сопляк к тебе лез?

— Не знаю, мне все равно. Я сказал ему уйти, — приглушенно проговорил Шиндо.

— Правильно, Мика, не говори ни с кем, не дружи, они все уроды.

— Он сказал, подкармливает животных, — неуверенно проговорил Мика, как аргумент против.

— Ха! — усмехается Эндзай. — Ты глупый, ничего не знаешь о жизни. А я вот видел, как твой дружок сначала этих котов прикармливал вместе со своими друзьями-малолетками, а потом швыряли в них камнями. Одному даже в голову попали и полностью башку размозжили. Кровищи было.

— Прекрати! Он мне не друг! Я ненавижу его! — с жаром воскликнул Мика, не имея сил перенести такое потрясение спокойно. Его всего трясло, как в лихорадке от мысли, что этот тихий с виду мальчик, способен на такое. Но по правде сказать, он уже давно не питал иллюзий насчет людей, однако для детского ума это все равно был шок.

— Правильно, Мика, не верь никому, все лицемеры. Не надо ни с кем дружить, — одобрительно улыбается словам младшего семилетнего брата Эндзай, заходя вместе с ним в калитку. — Ты мой и верить должен только мне и тогда я защищу тебя от всех… Ты только мой… Запомни это хорошенько.

Принадлежность кому-либо претила вольной душе, рвущейся ввысь, и Микаэль жестоко платил за свой непокорный характер, время от времени восстающий против тирании старшего брата. Однако какая-то часть его сознания поддавалась влиянию. Он осознавал безвыходность своего существования под чужим гнетом и понимал, что зависит от воли старшего брата. Мика ненавидел его всей душой, ведь он издевался над ним всю его сознательную жизнь, лицемерил перед отцом, губил всё, что Мике было дорого, а главное — он растоптал его самого, уничтожал изо дня в день. Но не подчиняться ему мальчик не мог, он был слишком мал, чтобы тягаться с взрослым парнем, которому исполнилось 17 лет, который был крепок, силен и имел много друзей.

Время шло и ангельская красота белокурого, голубоглазого мальчика, становилась все ярче. Он и сам не понимал, насколько красив и насколько опасна для него дарованная небом такая пленительная нежная и страстная красота.

Эндзай стоит в дверях и с ухмылкой смотрит на брата. Шиндо мрачный и серьезный, вытаскивает из сумки книги и тетради на стол. На его лице сверкают новые ссадины, полученные от одноклассника, борьба с которым ведется еще с детского сада. Амане Юичиро — надоедливый, глупый, вспыльчивый остолоп, но у Мики, которого ничего ни с кем никогда не связывало, этот бешенный кретин занимает какое-то особое положение в душе. Юу единственный назойливый тип, который не оставляет его в покое, и даже когда Мика гонит его от себя, остается где-то поблизости. Это не любовь, не привязанность, это то, что держит тебя с этим миром не позволяя сойти с ума.

— Мика, — сводный брат подходит и грубо касаясь пальцами побитого лица, разворачивает его к себе, пристально рассматривая. — Он тебя чё, опять отделал, или кто другой пристроился? — ухмыляется он.

Микаэль отводит глаза в сторону и сдавленно произносит:

— Он. Никого нового не было.

— Разберись уже с ним наконец, — презрительно фыркает Эндзай никчемности младшего. И пускай он говорит эти слова, но на самом деле то, что у Мики есть тот, кто периодически избивает его, выгодно самому парню. Ведь когда Микаэль приходит домой побитый одноклассником, никто не вдается в подробные расспросы о том, какой синяк и когда получен, а главное — кем нанесен. Это и без того всем понятно. Благодаря этим удачным обстоятельствам он уже много лет удачно скрывает следы собственных издевательств над младшим братом.

Но потом его губы расплываются в гадкой ухмылке. Рука опускается между ног мальчика и сминает член.

— Разве это не только моя привилегия, оставлять на тебе метки, а?

— Нгха, — выдыхает Микаэль, содрогаясь всем телом, прикрывая глаза, видя перед собой только мерзкое похотливое лицо Эндзая, и тогда злость мгновенно обуревает его.

— Не твое дело, ясно?! — огрызается он, резко отстраняясь от брата.

— Ах ты дрянь, как ты смеешь со мной так разговаривать! — со всей силы ударяя Мику по лицу, гневается старшеклассник. Нанесенная Юу ссадина на губе снова начинает кровоточить от нового удара, но Мика не теряет духа. Ехидная улыбка озаряет его лицо, в синих глазах вспыхивает игривый блеск.

— Если ты и с Каори также по-свински себя вел, как со мной, неудивительно, что она ушла от тебя.

На мгновенье по лицу Эндзая скользнуло удивление такой осведомленности младшего о его личных делах, но потом, будучи высмеянным и поддернутым этим сопляком, он уже не мог сдержать гнева. Неутоленные желания, унизительное заявление налили кровью его глаза, и он бросился на брата, изрыгая проклятья. Однако верткий, хрупкий Шиндо извернулся от грузной туши своего брата и выскочил из комнаты. Эндзай ринулся следом, готовый растерзать его на мелкие куски.

Сбежав по лестнице вниз, Мика бросился к входной двери. Страх прошелся мощным разрядом по телу, когда ручка отказалась поддаться. Дверь оказалась заперта.

— Не надейся, не сбежишь, — сбивчиво дыша и грязно усмехаясь проговорил Эндзай, стоя посреди пролета. — Я тебя знаю и предпринял меры. А теперь немедленно поднимайся обратно.

— Нет! — в отчаянье крикнул Мика и помчался в сторону кухни, где было распахнуто окно.

— Э! Куда! — почуяв опасность, что мальчишка сбежит, Эндзай бросился ему наперерез. Ухватив Микаэля за тонкое запястье, он рванул его на себя.

Испуганный вскрик и новый хлесткий удар по лицу.

— Нет! Нет! Отпусти, отпусти меня! Я не хочу! — вырывая руку, со слезами и страхом в глазах смотрит на него Шиндо, уже чувствуя еще одну свою погибель.

Еще удар, еще и еще. Стаскивая рубашку, оголяя белоснежное хрупкое тело вырывающегося брата, Эндзай валит его на пол, заламывая за спиной руки.

— Заткнись, не смей орать! Убью! — шипит он на ухо, брыкающемуся мальчику.

— Нет, нет, пожалуйста, пощади, — обреченность, неизбежность уже сковывают тело, заставляя его повиноваться, но протест не угасает в душе. Отчаянная мольба звучит в срывающемся, тихом голосе. Но этот голос не слышат.

Одежда полностью снята.

Еще одну попытку вырваться, пресекает мощный удар, доводя до полубессознательного состояния разум.

— Спасите… кто-нибудь… — шепчут в пустоту дрожащие, бледные губы. Сдавленные руки, сжимаются в кулаки, губа прикусывается, чтобы удержать всю ту боль, что рвется наружу, пока разрывают на части его тело, врываясь в него раз за разом.

Но никто ни разу не пришел на этот зов, не откликнулся, не протянул руку, чтобы спасти от того ужаса, что мальчик стал испытывать не так много времени назад.

Когда животная похоть была утолена, тяжело дышащая туша неуклюже сползла с усыпанного новыми следами насилия изящного тела.

— Почему ты делаешь это со мной? — лежа на полу, безжизненно глядя в потолок, тихо спрашивает Микаэль. Сидя рядом, натягивая футболку и сопя, Эндзай молчит. После соития он совсем не желает думать и уж тем более отвечать на глупые вопросы брата.

— Это же неправильно, так не должно быть.

— Много чего не должно быть, но так есть. Почему ты должен становиться исключением, когда со всеми происходит что-то дерьмовое, м? — не оборачиваясь, говорит Эндзай. — Родители будут поздно и я пригласил к нам моих друзей.

От этих слов Мика содрогается похлеще, чем, когда понимает, что дверь заперта и спасенья ему нет.

— Ты знаешь, что это значит, — криво усмехается Эндзай, бросая короткий взгляд на распростершегося на полу Микаэля, в чьих глазах вспыхивает жуткий страх. — Вот-вот. Поэтому иди наверх, можешь пока поесть, а мы потом к тебе зайдем.

Старшеклассник тяжело поднимается с пола и уходит, но прежде, чем покинуть комнату, говорит:

— И только попробуй сбежать, найдем… — он сжимает кулак. — Ну ты сам понимаешь…

Да, Мика понимает. Прекрасно понимает. Он уже привык к тому, что не только его брат забавляется с ним, но и его лучшие друзья. Если к такому вообще можно привыкнуть. Благо вечера, когда его брат приглашает к себе друзей, бывают в их доме нечасто, иначе Мика бы уже просто умер, но и этих редких визитов хватает, чтобы впасть в безумство.

Мерзкий смех друзей, их домогательства. Когда все уже наиграются с его телом, кого-то посещает мысль сфотографировать измученного, находящегося почти без сознания Мику, а иногда это делают в процессе. Почему-то им доставляет особое удовольствие потом разглядывать эти фото и грязно комментировать.

Вспышки слепят Шиндо, смех оглушает, а конвульсивные движения внутри выжигают пламенем и тело, и душу, а после всё сваливается на Микину драку в школе. Так никто не догадывается о том, что творится в доме Шиндо на самом деле. Даже мать не ведает, кого она воспитала.

Что касается Микаэля, то обойтись с тем же Амане по-хорошему, не позволить причинять себе боль и наносить новые увечья, которыми потом обязательно воспользуется старший брат, мальчик тоже не может. Ведь отыгрываясь на Юу, он словно мстит своему брату, которому не в силах дать отпор, от которого он зависим, потому что он старше и сильнее и от него нет спасенья.

Познавший ненормальную любовь своего старшего брата, в один день решившего, что Мика должен быть его, мальчик потерял еще одну часть своей изорванной в клочья души…