Юное сердце на Розе Ветров

Алевтина Сергеевна Чичерова, 2020

Какая участь уготована двум мечущимся, пылким, враждующим сердцам? Их чувства и мысли подобны ветру, также необъяснимо меняется их направление, и также неукротим их жаждущий свободы дух. Что стоит за порогом многолетней ненависти, и насколько безумным представляется первый шаг к взаимопониманию? Я постараюсь рассказать об этом. Содержит нецензурную брань.

Сад сломанных роз моей души

« — Друзья…»

Мика презрительно фыркнул, когда мысленно повторил про себя это бесполезное слово и опустил тяжелый взгляд на землю. Он по-прежнему был один возле оранжереи. Ветер доносил до слуха смех и обрывки слов учеников, собирающихся в основном на заднем дворе школы неподалеку от входа. Шиндо не стремился к этому обществу, предпочитая ему спокойное уединение. Юичиро ушел некоторое время назад, а парня по-прежнему терзали его слова, касающиеся друзей.

Юу был так обеспокоен не столько тем, что Мика науськал на него громилу, сколько опасением, что из-за его действий пострадают его товарищи. Осознание этой вещи впивалось острым шипом в воспаленный разум, нежелающий смириться с этим фактом. Почему, почему он беспокоится за них так сильно? Кто они ему такие, чтобы бороться за них? Неужели он и впрямь считает этих людей своими друзьями?

Все они. Все здесь лицемеры. Говорят одно, а на деле поступают совсем иначе — подло и низко, и никто из них ни разу не дал Мике усомниться в том, что он сделал поспешные выводы. Все здесь одинаковые, и как Юу не видит этого? Даже Шинья с Гленом и те ничего не сто́ят.

Впрочем, что удивляться поступкам Юичиро? В этой среде он, должно быть, чувствует себя комфортно, ведь и сам далеко от них не отъехал. Такой же лицемер, как и все остальные. И все эти его якобы добрые побуждения только оскорбляют чувства Микаэля, которому хорошо известно, что на самом деле испытывает к нему Амане, а именно — ненависть. Такой слабый предлог, как то, что у Мики тоже не было полноценной семьи, не свернет Юу со своего старого пути, по крайней мере, не так быстро и резко. Он просто что-то задумал в тот день, когда ему об этом донесли и придумал какой-то план, чтобы подобраться к Мике, прикинувшись другом, а потом нанести удар, когда тот будет ожидать его меньше всего.

Нет. Мика не так глуп и наивен, чтобы поверить в такую низкосортную ложь и подпустить его к себе близко. И то, что Юичиро прикидывался доброжелательным все это время, только воспламеняло злость в душе Шиндо, заставляя его презирать Амане еще больше. А даже если предположить, что Юичиро действительно испытал к нему сочувствие, то жалость от врага, причинившему ему столько бед и ни разу не раскаявшегося в этом, не нужна ему и подавно. Она противна ему равно в такой же степени, как все эти лирические заискиванья так называемых друзей, которые все до единого питают свои мерзкие, грязные мыслишки лишь одним стремлением — использовать.

«Никого из них нельзя допускать к своей душе, никого. В противном случае, ее просто растопчут. Не задумываясь. Без жалости и сострадания»

Эти слова Мика принимал как догму и только так воспринимал мир и то, как нужно себя вести, чтобы выжить в нем и остаться более-менее не тронутым.

Что же касается его поступка с Юу, он понимал, что выглядит он довольно неприглядно, однако это был единственный способ отвадить от себя человека, доверия к которому у него не было, невзирая на его внешнюю благосклонность. Он пробовал объяснять Юу по-хорошему, но он не желал слушать, а тем временем Синго и его дружки продолжали прессовать и с каждым днем их нападки принимали все более серьезный оборот, а Мика не желал сносить этого ради человека, подобного Амане. Разумеется, он мог просто поговорить с Юичиро на этот счет и объяснить ему ситуацию, но Шиндо решил перекрыть Юу все возможные лазейки к себе и показать, что он никогда не верил и не поверит его действиям и это была контрмера, прежде чем Амане успел воплотить свой план в жизнь.

Опять же, если с Юу начать говорить и объяснять ему всю ситуацию как полагается, без негативных оттенков, он может посчитать, что Мика вынужден не контактировать с ним из-за чужого воздействия и, если бы не это, Мика с распростертыми объятиями принял его. А этого юноша допустить не мог. Таким образом, он показал, что их контакт не возможен никоим образом, и дело даже не в том, что его заставляют отказаться от общения (о котором Амане, к слову, ничего не знает и не узнает никогда), а исключительно в его личном нежелании подпускать близко к себе Юу.

— А, вот, ты где прячешься.

Скрипучий голос, вырывает Микаэля из плена его мрачных рассуждений, заставляя возвратиться в не менее отвратительную реальность.

Он поднимает хмурый взгляд на Нагашиму, который стоит и смотрит на него с этой мерзкой ухмылочкой на губах. Темные глаза сверкают. В этом злом блеске отражена все та же единая эмоция, что сопровождает любой его контакт с Микой — восхищение, перемешанное с безумной похотью. Шиндо, не открывая рта, терпеливо ждет, что будет дальше, хотя интуиция настойчиво твердит, что надо уходить. Мысли этого кретина слишком очевидны, чтобы позволить ему приблизиться к себе еще ближе. Ведь тогда можно не успеть убраться. Но в то же время любопытство и чувство собственного достоинства, которое держит и не позволяет вот так вот просто оставить место столкновения, удерживают его на месте, позволяя спокойно взирать на спортсмена.

— Я уж думал, ты теперь до конца дня не покажешься на глаза. — Кота усмехнулся, — Должен сказать, ловкий ход, я сначала не понял.

— О чем ты? — изогнул бровь Микаэль.

— Только не делай такие удивленные глаза, — парень подошел к Шиндо и стал рядом. — Решил моими руками разделаться со своим врагом?

— Чушь! — фыркнул Мика и отвернулся, якобы не желая признавать собственную затею. Но Нагашима хоть и был спортсмен, да все же немного рассуждать умел, а тем более, когда дело касалось низких и мелких поступков.

— Чем он тебе насолил-то? — усмехнулся Кота, поглядев на парня, который продолжал решительно молчать.

— Как бы там ни было, — он развел руками, — а хоть ты и подставил меня в какой-то степени, я на тебя обиды не держу.

Мика не успел ничего сообразить, как оказался прижатым к толстому стеклу оранжереи, а прямо перед ним красовалось отвратительное лицо игрока.

— Более того, — продолжил говорить тот, наслаждаясь вмиг исказившимся от возмущения лицом Микаэля, — ты стал нравиться мне еще больше.

— Отпусти, — сдержано, со сталью в голосе произнес Мика, ощущая, как его плечи сжимаются в тисках чужих ладоней.

— Как же мне нравится твой дерзкий взгляд, — ухмыльнулся Кота, осматривая безупречное, белое тело под расстегнутой рубашкой и переводя взгляд на лицо беспомощного парня. — Прекрати сопротивляться, — он провел ладонью по шее, — я же остаюсь на твоей стороне даже после того, как ты так провел меня. А ведь мог бы обойтись с тобой куда хуже, а так прошу лишь малость, — он произнес эту фразу уже почти около лица Микаэля и тот моментально скорчился, ощутив неприятный запах чужого дыхания. Прежде, чем Кота успел накрыть губы расслабившегося, как ему показалось, Мики своими, последнего резко обуяла ярость.

— Отпусти! — закричал Микаэль, с силой отпихивая от себя Нагашиму и ловко выбираясь из его объятий. — Ненавижу, когда ко мне прикасаются такие, как ты, — с ожесточением, прошипел он, оборачиваясь через плечо к парню. — Я сказал, между нами ничего не будет!

— Кем ты себя тут возомнил? Принцем? — услыхал он насмешливый голос Коты, в котором чувствовалась сдерживаемая ярость. — Ты здесь никто и ничто, тебя все ненавидят. А я… — Нагашима стал за спиной Микаэля и обхватил его за плечи, — несмотря на твою холодность и пренебрежительное поведение, все равно люблю тебя. Так будь благодарен…

Мика вздрогнул, когда ощутил, как рука, скользнувшая по его животу вниз, сдавила член.

— Нет! — ощутив приятную волну, вскрикнул он. — Не смей!

— Брось, тебе же нравится, — прошептал ему на ухо Нагашима, продолжая сминать орган и слышать сдавленные стоны, вырывающиеся из груди жертвы. — Прекрати корчить из себя недотрогу. Ты же хочешь…

— Не прикасайся ко мне! — выпалил Мика в отчаянье.

— Черт, да не вопи ты так, чтоб тебя! — разозлился Кота и, развернув парня к себе, попытался заткнул ему рот поцелуем, но этого Мика уже точно стерпеть не мог и что было сил, ударил того по лицу.

— Урод чертов, не приближайся, — Шиндо отскочил в сторону, как только хватка ослабела. — Кретин, никогда этого не будет! — усмехнувшись, добавил он и уже было развернулся, собираясь удрать, но его схватили за руку. Мика с испугом обернулся, но сразу же испуг сменился яростью.

— Стой, — Кота удерживал его, не давая возможности скрыться. — Ладно, что уж. Погорячился, извини.

Мика с недоверием покосился на него, сожалея, что не сумел убежать.

— Убери руку, — холодно проговорил он, испытывая футболиста. Его голос заметно дрожал.

— Извини, — Нагашима отпустил его и отошел на почтительное расстояние. — Я понимаю. Не убегай, я ничего тебе не сделаю.

Потирая покрасневшее от хватки запястье, Микаэль хмуро и недоверчиво глядел на Нагашиму. С чего это он вдруг одумался? Такой шанс, поблизости никого нет, а он стушевался, хотя донимает его буквально с первого дня поступления в эту дьявольскую школу. Или это уловка? Да, скорее всего. Нужно быть осторожнее.

— Я шел сюда не за этим, — произнес тем временем Нагашима. — Сорвался просто.

Мика закатил глаза к небу, якобы ему от этого признания становилось легче.

— И зачем же ты шел сюда, если не для того, чтобы напасть на меня или же поквитаться за подставу? — ухмыльнулся он.

— Что тебе сделал Амане? — серьезно осведомился Кота, но Мика только отвел взгляд в сторону. — Не скажешь?

Длинная пауза.

— Хорошо, не хочешь не говори, — сдался парень, видя, что Микаэль не намерен объясняться.

— Осуждаешь? — прищурился Микаэль. — Понравился он тебе?

— Нет, скорее наоборот, — усмехнулся Кота. — Он мне совсем не по нраву. Раздражающий какой-то. И я могу понять твою неприязнь к нему.

— У меня нет к нему никакой неприязни, — резко бросил Шиндо.

— Пускай так, — согласился школьник. — Могу понять почему он тебя раздражает, назови как хочешь, суть одна. Ты его рядом с собой видеть не желаешь.

— И что из этого? — сдвинул брови Микаэль.

— А то, если будет уж слишком назойливым, обращайся ко мне.

— Мне не нужна ничья помощь, если мне кто-то не по душе, я сам от него избавлюсь, — твердо заявил Шиндо.

— Вот он ты, не принимающий никакой помощи. Этим и влечешь тут всех, — улыбнулся парень.

— Чего? — ощетинился Шиндо.

— Да ничего такого, — махнул рукой Кота. — Просто хочу сказать, что окажу тебе любую помощь, не требуя ничего взамен. Тот твой ход многое сказал о тебе.

— И? — изогнул бровь Микаэль.

— И я был поражен, — ответил Нагашима. — Короче, можешь больше не опасаться меня. Я принимаю твои правила игры.

Выслушав признание, Мика фыркнул и, гордо тряхнув головой, развернулся и ушел, так ничего и не сказав в ответ.

— Сколько же спеси-то, а? — усмехнулся сам себе Кота, провожая парня взглядом.

Идиот, неужели подумал, что Мика верит в эту чушь? Направляясь по дорожке в сторону школы, Шиндо размышлял над случившимся. Ему не нужна помощь, особенно от таких, как этот Нагашима. Он и сам со всем справится, в конце концов, ему не привыкать к одиночной борьбе. Мика ведет ее с малых лет и привык к этому. И теперь, набравшись достаточно опыта, ему и подавно не нужны такие помощники, словам которых веры нет, даже если они звучат правдоподобно.

Школьный день оканчивается и Мика возвращается домой. Особых событий не случилось, а посему он мог продолжать думать о всех тех произошедших ранее вещах.

Уже поздно. Вечер. Темная одинокая гостиная, озаренная лишь светом работающего телевизора, перед экраном которого сидит Микаэль. На столике перед ним испускает пар чашка недавно налитого кофе. Еще один вечер, который он коротает сам, потому как отец никак не может расстаться со своей любимой работой и в последнее время приходит позднее обычного.

Вполне уже можно отправиться спать, что он обычно и делает, однако сегодня Мика упрямо продолжает сидеть на своем месте, вставая лишь для того, чтобы приготовить себе еще кофе, дабы не уснуть от скучной, дешевой мелодрамы наподобие той, от которых обычно заливаются слезами слишком мнительные и сентиментальные домохозяйки. Впрочем, трагедии тамошних персонажей мало занимают его мысли. Он сконцентрирован на собственных размышлениях, а посему, то, что идет по телевизору, не имеет для него никакого значения.

Подаваясь вперед, Мика берет со стола чашку и подносит к губам, снова откидываясь на спинку дивана.

Много всяких мыслей одолевают его, но в основном они сосредоточены вокруг Амане. Потому как, пусть даже Шиндо считает свой поступок верным, что-то внутри все равно травит его. Он не может действовать иначе, обстоятельства складываются против него, однако то, что он сотворил, не делает ему чести, и Мика понимает это. Также он понимает, что у него не было выбора. И эти два чувства сцепились воедино и не дают примириться с самим собой. Ему едва ли удается отогнать от себя эти противоречивые чувства, как в следующий миг снова в голове звучит заветное слово, упомянутое Юичиро, от которого внутри юноши все болезненно сжимается.

Друзья…

Прикусывая губу, Микаэль крепче сжимает чашку в ладонях. Он вспоминает Юу, которого частенько видит веселым и болтающим с друзьями, у которого сложились хорошие отношения с командой, с некоторыми одноклассниками, и не понимает, как ему это удалось. Он тут не так давно, всего каких-то пару недель и уже завоевал сердца многих, в то время как Мика абсолютно одинок. Ему не так легко сойтись с человеком, поверить ему, он предпочитает замкнутость, но от нее же страдает. Разумеется, не без причин он избрал такой путь, в прошлом, да и в настоящем у него были неплохие учителя, буквально силой заставившие его осознать, что доверять кому не попадя опасно.

— Юу, как тебе это удается? — прикусывая большой палец, Мика с тоской глядит перед собой, невидящим взглядом. — Почему все тебя любят? Ты же…

Горький комок подступает к горлу, топя дальнейшие слова. Голос обрывается и стихает. Мика подносит чашку к губам, делая несколько глотков.

Темная комната, единственный голос, звучащий в ней, — это внутренний голос разума самого Микаэля и шум телевизора. Одиночество съедает сердце того, кто беспомощен перед ним. Кто не может разбить связывающие оковы и вырваться на свет из глубокой тени, в которой он уже увяз безвозвратно. Никто, никто не хочет прийти и вытащить его из этой ямы, помочь облегчить душу. Даже психологи не могут найти ту нить, что вытянула бы его в жизнь и заставила позабыть о собственной боли, что как жирный, мерзкий червь пожирает его изо дня в день. Что говорить об отце, который, терзаясь своей собственной болью, совсем позабыл о нем и о том, что Мике нужна помощь не меньше чем ему, ведь это именно он пострадавший, именно он сгорал в аду, моля о пощаде, но в ответ ему только смеялись и причиняли еще больше страданий, пока все вокруг жили своей жизнью и не замечали, как он мучается. Видя отчужденность отца в какой-то момент Мика сам ощутил отчуждение, что в итоге привело к потере той слабой связи между ними, полностью отдалив их друг от друга.

Мика лишился такой необходимой ему поддержки в самый важный момент, а если вспомнить, что отец привел ему однажды двух совершенно незнакомых людей и назвал чужую женщину его новой мамой, которая вовсе не была ему матерью и никогда не могла стать ею, то поддержки от отца он фактически никогда не имел. Отец изначально пренебрег им, попытавшись вновь обзавестись семьей, которая причиняла Мике только моральные страдания. Но отец упорно не хотел замечать эти страдания, ведь утаить происходящее было невозможно, но он упорно делал вид, что у них в семье все хорошо, лишь бы только у его сына была мать и он ничем не отличался от остальных детей.

Вероятно, испытав предательство отца, который, вместо того чтобы быть с ним, решил обзавестись новой семьей, теперь Микаэлю было так трудно довериться кому-либо, поэтому он толком никогда не имел друзей, опасаясь подпускать их к себе слишком близко, тем самым порождая в них недоверие и, естественно, их контакт был непрочным, а поверхностным и слабым. Но Мика ничего не мог поделать со своей душой и натурой, которая отказывалась так легко доверять людям, не раз причинявшим ему боль. И теперь он просто страдал в своем одиночестве, в своем доме, в котором по большей части он пребывал сам, в удушающей тишине, которую могли бы нарушать звонкие голоса верных друзей или мягкий голос любимого человека.

От всех этих внезапно нахлынувших чувств Микаэль дрожал, как осенний лист на ветру. Его разрывала мрачная тоска, разрушала собственная беспомощность, давило осознание, что рядом никого нет и никому он не нужен, ведь его предали все. Все, кто когда-либо окружали его, выбросили Мику из своей жизни и сейчас либо откупались, либо совсем забывали. Даже Юичиро обзавелся этими проклятыми друзьями, которые стали для него настолько важными, хотя он ничего о них не знает. Он видит их впервые, но уже принял. Он верит им, а они верят ему. Почему? Почему сам Мика не умеет быть таким? Возможно, веди он себя как Юу, не случись в его прошлом этой трагедии, оставившей глубокий след в его сердце, сейчас бы он не умирал от своего одиночества, сидя в большой, холодной гостиной, дожидаясь возвращения человека, который предал его, заменил новой женой и ее ублюдочным сынком, а потом бросил в самый важный момент, увезя за границу и спихнув на попечение всевозможных психологов и врачей, вместо того, чтобы быть с ним самому. А потом по возвращении (хотя Мика предпочел бы навсегда остаться в Амстердаме и никогда больше не видеть этот треклятый Киото) определил в эту чертову школу, где Мика не ощущал покоя по сей день, вынужденный вести постоянную борьбу с теми, кто желал его и ненавидел за отказы.

Когда в замке повернулся ключ, Мика вздрогнул и обернулся к двери. А затем, отставив чашку, встал и неторопливо прошел в прихожую, озарившуюся светом лампы. Он остановился на пороге, как раз в тот момент, когда отец снял обувь и собирался уже подняться наверх.

— Привет. Ты еще не спишь? — увидев сына, с удивление воскликнул Натаниэль, ибо во всем доме не горел свет и он был убежден, что его сын уже давно видит сны.

— Нет, — приглушенно ответил младший Шиндо, с грустью взирая на родителя.

— Так иди ложись, уже очень поздно, тебе рано вставать, — взглянув на старые часы, служившие им ранее и теперь приведенные в действие, после смены батарейки, строго проговорил мужчина.

— А тебе? — опустив голову, глухо поинтересовался Мика, когда отец прошел мимо него.

— Что мне? — развязывая галстук, переспросил мужчина, обернувшись к сыну.

— Тебе разве завтра не рано вставать, так почему ты так задерживаешься? — глухо повторил мальчик и поднял взгляд на отца. В этом взгляде таилась обида и злость за то, что тот продолжает оставлять его одного так надолго.

— Ты прекрасно знаешь, какая у меня сложная работа. Мой рабочий день не нормирован, а сегодня как назло свалилась целая куча дел, — устало ответил Натаниэль.

— Вчера она тоже свалилась? — хмыкнул Мика. — Никого там часом из ваших трудоголиков не пришибло?

— Мика, сколько раз я тебе повторял, не смей говорить со мной в таком тоне! — прикрикнул на него отец, но для Микаэля это не послужило поводом для того, чтобы остановиться, он сделал это по иной причине. — Я делаю так, как считаю нужным и если я задерживаюсь в офисе, значит так надо, ты меня понял?

«Как ты не понимаешь, дурачок, что я стараюсь не ради себя, а ради тебя»

Мика только повел плечами и отвернулся, скрестив руки на груди. Неизвестно выражал ли тот жест его согласие со словами родителя или же показывал безразличие к сказанному.

— Извини, что вспылил, но я очень устал сегодня, — более мягко проговорил мужчина. — Я хочу лечь спать, ты тоже иди. Действительно поздно уже.

— Если вдруг надумаешь поесть, твой остывший ужин на столе, — с безразличием глядя перед собой, проговорил Мика.

— Что? — изумился старший Шиндо, поглядев на сына. Не в диковинку был этот поступок для него, но только сейчас он подумал о том, что Мика не просто так дождался его возвращения, а теперь всем своим видом показывает обиду в свойственной ему манере.

— Мика, ты ждал меня? Ты хотел о чем-то поговорить? — мягко задав вопрос, он с волнением ждал ответа. Не часто за последние года, Мика давал ему возможность понять, что он что-то хочет от него. Быть может, именно сегодня мальчик решил раскрыться, что-то сказать ему, попросить, поделиться. Мужчина так долго добивается этого, делая все возможное, дабы вернуть сына к нормальной жизни и обычному человеческому общению. Но кажется, он опять упустил этот важный момент.

— Может, ты хотел, чтобы мы поужинали вместе? — предположил отец, но Микаэль отрицательно покачал головой.

— Мика, — он подошел к мальчику и опустил руку на его плечо. — Ты ведь обычно спишь, когда я возвращаюсь. Скажи, что ты хотел? — глядя в отчужденное лицо сына, осторожно проговорил он.

— Хотел сказать, что вредно так много работать, жизнь мимо пролетит, оглянуться не успеешь, — вдруг резко сменив настроение, засмеялся Микаэль и, высвободившись, быстро направился к лестнице.

— Мика! — окликнул его отец.

— Ничего, папа, все нормально, я спать. Спокойной ночи, — и с этими непринужденными словами взвинченный юноша взбежал вверх по лестнице, а через пару секунд раздался стук захлопнувшейся двери.

— Мика… — глядя вслед сыну, тихо произнес мужчина и обреченно вздохнул. «Как же с тобой тяжело».

Подростки… с ними всегда трудно, а тем более с такими, как его сын, не желающий идти на контакт и ведущий себя довольно несдержанно, порой даже грубо.

«Я понимаю, тебе тяжело вдвойне, но я постараюсь дать тебе то, что так необходимо каждому ребенку»

Микаэль забежал в свою комнату и, быстро сняв с себя всю одежду, бросился на постель.

«Почему так трудно дышать, почему все вокруг так давит на меня?» — сжимая руками подушку и жмурясь, думал он, ощущая, как горькая обида и боль лижут своими языками каждую клеточку в его теле.

Может он и хотел. Может он хотел многое сказать, многим поделиться, попросить совета, но того не было так долго, что он успел позабыть обо всем том, о чем намеревался сказать. А теперь бесполезно. Все напрасно. Уже нечего говорить, все растаяло, как мираж в пустыне, осталась только голая, высохшая почва. Слова стерлись, а вслед за ними ушла надежда. Ничего не осталось, кроме пустой, темной комнаты и запертой в ней трепещущей, израненной души.