Олигарх

Ак – патр Алибабаевич Чугашвили, 2018

Это лёгкая, ни к чему не обязывающая история мести. Свобода и ответственность, причина и следствие – категории, играющие главную роль в жизни героев этой книги…Содержит нецензурную брань.

2.

Я рухнул в офисное кресло, и утомлённо закатил глаза. Издав пару пошлых восклицаний, выражавших мою степень усталости от глупости окружающих, я схватил стакан с традиционным кофе, зажмурился, и сделал первый глоток. Выплюнув содержимое в раковину, я нажал на кнопку интеркома, — Леночка, зайди ко мне, пожалуйста.

Открылась дверь в приёмную, секретарша бодро процокала каблучками по полу, — Да, Борис Петрович?

— Откуда кофе? Кто привёз?

— Витя. Как всегда…

— Вызови его. Быстро.

За дверью послышался топот ног, затем в кабинет степенно, пытаясь придать себе солидный вид, вошёл Витя. Виктор. Сын моего однокашника Славика. Сдерживая сбившееся от быстрого бега дыхание, он шагнул вперёд, и замер в позе, выражающей оскорблённое достоинство. Я подошёл к нему впритык, и обнюхал. Сначала правое, затем левое плечо. От него исходил тонкий аромат какого — то стильного одеколона. Я обошёл его, и остановился у него за спиной. Минуты две, мы стояли в полной тишине. Затем, Витя повернул ко мне голову, и попытался что — то сказать. Я резко прервал его, — молчать!

Затем, совершенно нормальным, и даже ласковым тоном, я спросил, — как твои дела, Витенька? Тебе у нас нравится? Всё устраивает? Зарплата? Кабинет? Обязанности? Ботиночки твои, за пару штук евро, не жмут, нет?

— Борис Петрович, я…

— Перед собой смотри, не поворачивайся! Тебя, всё устраивает? Да, или нет?

— Да.

— Хорошо. Скажи, пожалуйста, чем отличается латте макиатто от латте?

— Ну,…э…там это…пенка другая…

— Допустим. Какой кофе пью я?

— Макиатто.

— Хорошо. Какой кофе купил мне ты?

— Макиатто.

— Уверен?

— Эээ…да!

— Ты! Купил мне! Латте! У меня от него изжога!

— Я…

— Заткнись! Заткнись! Ты — сын моего однокашника, я тебя здесь терплю, только поэтому! У тебя диплом MBA, а ты латте от макиатто не отличаешь! Тебя же учили, case study, и прочая параша, учили ведь?

— Да, я хочу сказать…

— Заткнись! Назови мне основные принципы менеджмента!

— Эээ…организация, мотивация…кк…контроль, и…

— Коррекция! Коррекция, Витя! Ты проконтролировал этого халдея, который кофе бодяжил? Проконтролировал?

–?!

— Нет! А если бы он туда плюнул, или нассал бы? А? А я бы выпил?

–?!

— Контроль, Витенька! Контроль! Чему вас там учат…вернее, учат, может и нормально, а применить эти знания вы не можете! А теперь, я проведу коррекцию. Учитывая, что твоя ценность для моей организации близка к нулю, я даю тебе две недели (всё в соответствии с законодательством!) на поиск нового места работы. Ты — свободный агент! Любишь футбол? Вот! Ищи себе новый клуб!

В глазах юноши стояли слёзы. Его рот искривился, он всхлипнул, и опустился на колени. Я с интересом рассматривал его лицо, искажённое гримасой боли. Крупная слеза быстро пробежала по гладкой, юношеской щеке, оставив на ней влажный след. Я ткнул указательным пальцем в этот след, и облизнул его. Затем, я достал из кармана платок с вышитой монограммой (две перекрещённые буквы «Б» — Борис Борзенков), и накрыл им лицо сопляка.

— Витенька, а ты уже бреешься?

Из — под платка донеслось сдавленное рыдание.

— Не слышу?

— Да!

— Кгхм. Не похоже. Лицо у тебя, как у евнуха. Ладно. Ты не расстраивайся, устроишься куда — нибудь на завод, научишься водку пить, заматереешь, батя приятно удивится, или в макдаке картошечку пожаришь пару годков, глядишь, чему — нибудь и научишься…

— Пызлста…

— Чего? Это, ты на каком сейчас, на испанском?

— Пршшу…

— Всегда любил испанский, португальский, так много шипящих звуков…

Платок слетел на пол, Витя умоляюще смотрел на меня своими телячьими глазами, — не увольняйте меня, Борис Петрович…папа этого не перенесёт…вы же знаете,…он инвалид…мы же с голоду умрём…

Я отвернулся к окну, для того, чтобы скрыть торжествующую, злорадную усмешку — мне ли не знать!

Насладившись отражением своей злобной гримасы в оконном стекле, я резко развернулся на каблуках, подошёл впритык к Вите, и вкрадчиво произнёс, — ничего не могу поделать Витенька, ты получаешь слишком большую зарплату, а у нашей фирмы тяжёлое финансовое положение… ты же хочешь, чтобы фирма процветала, хочешь?

Витя покорно кивнул головой, чем вызвал ещё один слезопад, солёная влага пролилась на грудь юноши.

— Мы даже бухгалтерской прибыли не получаем, я уж не говорю об экономической… впрочем, у тебя есть один вариант…

— Какой? — в глазах мальчишки промелькнула надежда.

— Умоляй меня. На коленях. Нет, не на коленях, на пузе! Ползи на брюхе, и лижи мне ботинки (я тут в одной польской порнухе видел, главный герой говорит: лижь мне боту!), лижь мне боту! Давай!

Парень сморгнул, прокашлялся, затем вскочил на ноги, отряхнул пиджак, и (патетически выставив вперёд правую руку) срывающимся голосом прокричал, — да пошёл ты… старый… пердун! Увольняешь меня, — и хрен с тобой! Но…чтобы я полз, и твои вонючие ноги целовал? Не дождёшься! Вот! Выкуси! — он практически упёр свой кукиш в кончик моего носа. Я бросился к парню, и попытался обнять его. Он выставил какой — то блок (наверное, занимается единоборствами), и враждебно смотрел мне прямо в переносицу. На его лбу выступили крупные капли пота, он тяжело дышал, а ещё, его заметно потрясывало.

— Вооот! Вот! И достоинство появилось, и гордость! Всё в тебе есть! Так почему же ты всё это прячешь, и позволяешь обходиться с тобой так, словно ты — тряпка половая? А? Витенька, ты мне как сын, и я желаю тебе только добра, но ты отчаянно сопротивляешься всем моим попыткам привести тебя в чувство…

Парень растерянно заморгал своими огромными глазами, и робко произнёс, — так… вы не увольняете меня?

— Конечно же, нет! Приди в себя, старичок! Как я могу уволить сына моего лучшего друга, и по совместительству самого способного менеджера фирмы? Да и туфельки твои мне нравятся…

Юноша не мог поверить своему счастью, слёзы ещё блестели на его щеках, а губы уже кривились в неуверенной, дурацкой, но счастливой улыбке. Я обнял его за плечи (по — отечески), и негромко (с доверительной интонацией в голосе) сказал, — всё, что не убивает тебя, делает тебя жирнее! Кто это сказал?

— Ницше?

— Ватель, повар Людовика четырнадцатого, умерший от асфиксии — пончик в горле застрял. Так вот, Витенька, не уподобляйся этому пончику, не застревай у меня в глотке, я — не Ватель, я тебя просто выхаркну. Понял? Хорошо. Иди, и помни про основные принципы менеджмента.

Витя вышел из кабинета, а я остался, и радостно потирал руки — день начался просто прекрасно: сначала Вассуя, а теперь Витя… Что может быть приятнее, чем причинить боль ближнему своему?

Я взял со стола стакан со своим макиатте, закрыл глаза, и (с наслаждением) отхлебнул.