Музы светлого Дома изящной словесности

АВ Романов, 2023

Творческим людям необходимо вдохновение. Оно генерируется Музами. Писатели, например, могут заключить с ними союз в Доме изящной словесности.Серафима – оператор творец-машины, которая распределяет Муз и Музов по авторам. Ей же самой предписано счастье только с чёртом. А они в светлой литературе – редкость. Она вроде и примирилась со своей участью, уже перестала надеяться… Но её чёрт уже рядом! Сумеет ли он завоевать суровую Серафиму и объяснить необходимость их союза? А что будет с другими Музами и авторами, которым тоже необходимо счастье? Вот об этом эта история…Стёб. Неформат. Романтично.

Глава IV. Опять этот чёрт!

Пойманный парень был брошен на землю перед крыльцом. Он извивался и тряс головой, пытаясь что-то сказать, но рот его был заткнут куском его же рубашки.

— Кто это? — спросила Серафима. — Что случилось?

— Мы шли, никого не трогали, — плаксивым голосом пожаловалась Лёля, прячась за спину негра. — А тут выскакивает эта редька и ка-а-ак заорёт!

— Какая редька? — удивилась Серафима.

— Он в образе Злого Овоща был, — пояснил Лулу. — Я не понял, что он хотел. Я ему сразу в лоб дал.

— Ага, — Серафиме ничего ясно не было, но она кивнула Ухрюп-яге. — Вынь кляп, послушаем, что этот злоумышленник сам скажет.

Парнишка, едва получив возможность говорить, немедленно закричал:

— Вы чего, мужики, охренели?! Зачем дерётесь?

— А ты сам не охренел? — вспылил негр. — Зачем девочку испугал?

И он замахнулся, как будто желая ещё раз ударить парня. Тот вжал голову в плечи, но ответил достаточно нагло:

— Кто кого пугал? Я пошутить хотел. Прикольно же — выскакивает вдруг на тебя Злой Овощ…

— Пошутить! — возмутилась Лёля. — Да я от страха чуть не описалась! Ой… Извините.

— Вот, — сказал негр и ещё раз замахнулся.

— Так, — строго сказала Серафима. — Ты кто? Автор? Новенький?

— Конечно, — ответил парень. — Джером К. Джером. Писатель.

— Кто это там Джером?! — громыхнул сзади голос Аделаиды. — Ты-ы?! Ты себя в зеркале видел, чучело малиновое?

Парень бросил на Аделаиду затравленный взгляд снизу вверх, впечатлился, видимо, и, изменив голос с мальчишеского на взрослый бархатный баритон, сказал рассудительно и солидно:

— Ваша правда, мадам. Я хотел сказать, что свой псевдоним я придумал по аналогии с известным писателем. Он — Джером К. Джером. Я — Чувак К. Чувак. Не более.

— Хороший псевдоним, — тихо-тихо оценила Валентина Ивановна.

— Новенький? — настойчиво повторила свой вопрос Серафима.

— Да, — подтвердил парень. — Ничего в вашем Доме ещё не знаю.

— Понятно, — задумалась Серафима. — Здесь у нас так себя не ведут. Извините, Лёля. Извини, Лулу. Это недоразумение. Он будет наказан.

— Всё понятно, — сказала Лёля. — Мы пойдём?

— За что? — с недоумением опять мальчишеским голосом завопил парнишка. — Напали, избили, наказать хотят…

— Прокрастинация на недельку? — с надеждой злорадно спросила Аделаида.

Серафима хотела уже согласиться с ней, но вдруг заметила Вита. Он шёл к Приёмной творца. Вид у него был решительный и серьёзный.

— Конечно, идите, Лёля, — мягко сказала она. — Вам надо о многом поговорить. Извините ещё раз. Подобного больше не повторится.

— Ага, — согласилась Лёля.

Она уже успокоилась, взяла огромного негра за руку, и они пошли прочь.

— Ты всегда будешь меня защищать? — слышался её голос…

— Как наказывать будем? — поинтересовалась Аделаида.

А Серафима, наблюдая за Витом и одновременно делая вид, что не заметила его, вдруг подумала, что ей надоело быть жёсткой. «Я поступаю неправильно», — осудила она себя и сказала, обращаясь к связанному юноше:

— Ты понял, что нельзя так себя вести? Пообещай, что больше не будешь.

— Обещаю, — с готовностью сказал парень, — что больше не буду наряжаться Злым Овощем и напрыгивать на людей.

— Хорошо. Ухрюп-яга, развяжи его. Тебя тут спрашивали, кстати.

— Да, — выступила вперёд Валентина Ивановна. — Это опять я, Ухрюп-яга. Вы обещали помочь. Посоветовать.

— Помогу, доча, помогу, раз обещал, — произнёс Муз, распутывая верёвки.

— Я свободен? — Чувак К. Чувак встряхнулся.

Вит остановился недалеко от их компании и чего-то ждал. Серафима по-прежнему делала вид, что она его не заметила.

— Абсолютно, — процедила она.

— Жаль! — высказалась Аделаида, уходя в дом.

Серафима тоже начала подниматься по ступенькам.

— Так вы, Валентина Ивановна, — спросила она у пожилой писательницы, — злодейство вместе с Ухрюп-ягой задумали?

— Никакого злодейства, доча, — заверил её Ухрюп-яга.

— Да, — подтвердила и писательница. — Мне просто нужна творческая консультация.

Они, тихо переговариваясь, пошли по направлению к Авторской площади, рифмобару, Доброму скверу, другим развлечениям для авторов и их Муз.

— А тут прикольно, — заявил освобождённый парень. — Избили, связали, а ничего не болит. И рубашку порвали, а она уже целая.

И он аккуратно заправил в штаны свою ярко-малиновую рубашку.

— Зато душевная боль у нас настоящая, — заметила Серафима, уходя в дом вслед за Аделаидой.

Вит остался стоять на месте.

Зайдя в помещение, Серафима спросила у Аделаиды:

— Чего они задумали, как ты считаешь? Ухрюп-яга и Валентина. Заинтриговали. Что может их объединять? Зачем он ей нужен?

— Ну а что, если ей надоело писать сказки, — предположила Аделаида. — Задумала она совсем другую историю. Про то, например, как влюбился злой волк в бабу Ягу и захотел угостить её шашлыком из трёх поросят. С чесноком, ежевикой и специями. И нужна ему для этого одолень-трава, чтобы папашу поросят, здоровенного кабана-людоеда победить. Взял он доброго коня, три мешка овса, старину Кощея и пошёл к Хохочущему болоту, где эту траву жаба-царевна-змея охраняет. А Кощей-то наш был не только любитель кофе и пиццы, но и из арбалета пострелять мастак. Вот и выпало ему целовать царевну…

— Ты серьёзно? — озадачилась Серафима. — И ради создания этого шедевра она решила вместо Бабы Маши объединиться с Ухрюп-ягой?

— Да не знаю я, — созналась Аделаида. — Выдумываю. Тоскливо просто. Вдохновить хочу кого-нибудь.

— Согласна, — печально подтвердила Серафима и начала движение в сторону кабинета с творец-машиной.

— Кто следующий? — громко спросила Аделаида.

— Я.

Голос ожидаемо показался Серафиме очень-очень знакомым. Она обернулась.

— Опять? Ты?!

— Я, — виновато подтвердил Вит Волков, нарисовавшись в дверном проёме. — Я позже должен был подойти, но со мной очередью поменялись.

— Хотите подать заявку? — глядя прямо ему в глаза, спросила Серафима.

Она отчаянно вслушивалась в себя — что он задумал, зачем пришёл? Неужели Серафима поверила словам, что она его Муза? Творец против, но этот автор ей так отчаянно симпатичен… И он — чёрт…

Вит сопел, но молчал.

— Проходите в кабинет, — пригласила Серафима.

Развернулась сама и пошла, громко стуча каблуками по деревянному полу. Вот точно таким же был звук её шагов и тогда…

…тогда, когда она давным-давно, устав от ожидания, сама пришла на приём к творцу. Музы обычно приходили к нему вместе с авторами. Очень редко Муза приходит одна.

Она устала ждать. Один писатель умер, другой — спился, третий оказался обманщиком. А Серафима честно ждала своего автора… Единственного. Которому нужна она и только она. Но такого автора, наверное, нет на свете. Но кому это знать, как не творцу? Она много времени провела в келье, но ей надоело ждать. Устала! Она — Муза! Её призвание — вдохновлять. Пусть ей назначат автора. Любого…

«Прошу устроить мою жизнь!» — именно таким был текст её просьбы.

Творец откликнулся немедленно: «Личную или творческую?»

Серафима даже задохнулась от негодования. Это было хамство. Всем известно, что у светлых Муз творческая жизнь является также и личной. Об этом никто никогда не говорит, это подразумевается, как само собой разумеющееся. Или творец намекает, что она нарушила табу, запятнала себя, смешала личную жизнь с творческой? Да, она виновата! Она пожалела этого дурака, который оказался даже не автором, а, скорее, скульптором. Да, она уступила, сжалилась, поверила красивым словам и красивым, вроде бы как, поступкам… Но она ни о чём не жалеет! Теперь она знает, что с появлением личной жизни у Муз вырастают крылья. Конечно, их никто не видит. Но они чувствуются. Потому что вдохновение, которое отныне может подарить Серафима, стало качественно иным… Это не может быть никому не нужно!

Она хотела так и написать: «Я не отделяю личную жизнь от творческой!», но творец опередил её следующим вопросом:

«С кем вам хотелось бы устроить личную и творческую жизнь?»

«Да хоть с чёртом!» — поспешила ответить Серафима.

Потом она десять тысяч раз пожалела, что поспешила. Вердикт творца обескуражил:

«Предписываю Музе Серафиме наладить личную и творческую жизнь с автором, душа которого является чёртом. В написании имён автора должен присутствовать огонь. Всё».

Это было жестоко. Авторы с душой чёрта забредали в их светлый Дом очень редко, у них обычно не было склонности к высокой литературе, у них был свой собственный литературный ширпотреб, свой тёмный Дом изящной словесности с местными тёмными Музами. Именно там такие авторы обычно и тусовались.

«Где же я возьму подходящего чёрта?» — написала растерянная Серафима.

«Жди! — ответ творца был категоричен. — А пока ты его не встретила, поработай моим заместителем по распределению Муз, Серафима Андреевна».

«Опять ждать, — подумала Серафима. — Поменяла шило на мыло. Только теперь и надежды никакой нет… Но кто я такая, чтобы отвергать волю творца? Теперь я стала не просто Серафимой, а ещё и Андреевной. Это типа Старшая Муза, изменение в статусе, признание заслуг…».

А ещё она оглянулась и поняла, что теперь этот кабинет станет местом её вечной работы.

— Проходите, присаживайтесь, — пригласила Серафима.

— Спасибо, — ответил Вит.

Повисла пауза.

— Ну? — Серафима нарушила затянувшееся молчание. — Кого вы на самом деле хотите себе в Музы?

— Вас, — непреклонным голосом заявил Вит.

— Но творец будет против, — мягко произнесла Серафима. — Даже если у вас будет моё согласие…

Но заявление Вита, его упорство ей очень понравились, а тот вдруг всем телом подался к ней.

— Я не понимаю — почему, Серафима? — сказал он. — Объясните. Знаете, там, в жизни, вне нашего мира, вне Муз и литературы, с людьми происходят самые разные вещи. Приятные или отвратительные. Но всегда всё можно объяснить. Я же нормальный. Я постараюсь понять. И если это действительно невозможно, то я попытаюсь принять, смириться…

У Серафимы опять, уже который раз за этот день, на глаза навернулись слёзы.

— Творец, — прошептала она, — ну как я могу ему всё объяснить?..

Творец-машина внезапно ожила, загудела. Из неё вылезла очередная бумага. Взгляды Серафимы и Вита перекрестились на напечатанном тексте.

«Не надо никому ничего объяснять!

Вениамину Волкову рекомендуется не спешить с выбором Музы.

Музе Серафиме рекомендуется присмотреться к Вениамину Волкову».

— Что-о-о?!! — голос Серафимы задрожал. — Это как? Это почему?..

Внезапно она поняла, что не знает — куда деть свои руки. И ноги…

— Что значит — присмотреться? — спросил Вит.

— Этого не может быть, — обречённо сказала Серафима. — Это ошибка. Глюк!

Правая рука Серафимы машинально потянулась поправить причёску.

— Разве творец может глюкнуть? — удивился Вит.

— Да. Нет. Я не знаю. Теперь я уже ничего не знаю…

Опять повисла пауза. В голове Серафимы закрутился хаотический калейдоскоп мыслей.

— Серафима! — настойчиво повторил Вит. — Что значит: присмотреться ко мне?

— Это…

Серафима вскочила с удобного кресла и забегала по маленькому кабинету.

— Это значит…

Вит терпеливо ждал.

«Но ведь раньше, — метались мысли Серафимы, — когда был другой чёрт… У него даже огонь в имени был, Огнерубов у него был псевдоним… С ним было нельзя… А теперь, когда даже огня нет…».

— Это значит, — растерянно улыбнулась Серафима, — что ты ждёшь меня вечером около рифмобара…

— Хорошо! — обрадовался Вит и встал, собираясь уходить.

— Нет! — воскликнула Серафима.

«Его нельзя отпускать! Исчезнет! Я должна стать красивой! Мне нужно новое платье!» — в мыслях у Серафимы по-прежнему был полый хаос.

— Что — нет? — переспросил Вит.

— Ты никуда не пойдёшь! — заявила Серафима. — Сядь вон туда, к окну. Там, где твои цветы.

— Хорошо, — согласился Вит.

Около окна был устроен уютный оазис для уединения. Там, рядом с цветочной вазой и неизбежной геранью, располагался маленький журнальный столик и небольшой стульчик. Именно туда Серафима усадила Вита.

— Сиди здесь! Пиши! — она вручила ему несколько листов бумаги.

— Что писать? — удивился Вит.

— Роман! План нашего произведения! Что хочешь! — говорила Серафима, мечась по комнате.

— Но ведь это сон, — сказал Вит. — Я же не смогу унести записи с собой.

— Очень даже сможешь, — Серафима ухватилась за возможность говорить о чём-то конкретном. — Просто положи их в карман, и, когда проснёшься, ты будешь всё помнить. Откуда, ты думаешь, взялись легенды о том, что сюжет романа приснился ночью? Что встала она утром, и осталось ей только записать слова, рождённые во сне? Всё так и есть. У многих авторов основные эпизоды их романов рождаются здесь, в светлом Доме. А в своём мире они просто воспроизводят уже придуманное.

— Хорошо, — согласился Вит. — Дай, пожалуйста, ручку.

— Что? — переспросила Серафима.

— Ручку, — повторил мужчина.

Серафима смотрела на него, широко открыв глаза. «Какая она красивая!» — ещё раз поразился Вит.

— Мне нужно переодеться, — сказала Серафима. — Сиди здесь!

И она ушла.

— Сижу, — растерянно проговорил ей вслед Волков.