Криминальный адвокат. Том второй

Yako Darrell

Главный герой, адвокат с прошлым разведчика, втянут в глобальный заговор, где каждая ошибка может стать фатальной. Балансируя между долгом и личными чувствами, он раскрывает противоречивую природу человеческой души, преодолевая личные утраты и сомнения. Тайны прошлого и тени предательства ведут его по пути, где каждое решение может изменить судьбу всего мира.Смелый и многослойный роман переносит читателя в мир, где каждая деталь имеет значение, а действие может стать началом новой угрозы.

Глава пятнадцатая

Я набрал номер Иосифа Абрамса, старого друга моего отца. Мы не виделись уже почти двадцать лет, и я не был уверен, вспомнит ли он меня. Сколько мне было тогда? Почти пятнадцать. Подросток с характером и вечным неприятием правил. Помню, как Иосиф пришёл в наш дом — слегка грузноватый, с пронзительным взглядом, крепким рукопожатием и необычным акцентом, который я тогда не смог определить. Я смутно помнил его, набирая номер, и ощущал лёгкое волнение — почему-то его присутствие тогда казалось мне значимым, словно он был не просто другом, а важным союзником моего отца.

Гудки длились всего несколько секунд, прежде чем на другом конце трубки раздался забытый голос со знакомыми обертонами — глубокий, уверенный, полный внутреннего спокойствия, как и положено человеку, вращающемуся в мире больших денег и драгоценных камней.

— Иосиф Абрамс слушает, — раздалось в трубке.

Я на мгновение замер, собираясь с мыслями. Моё сердце билось быстрее, как будто хотело выскочить из груди. Я сжал трубку сильнее, ощущая, как ладонь становится влажной. Потом решительно сказал:

— Здравствуйте, Иосиф. Это сын Валерия Буре. Помните моего отца?

Наступила короткая пауза, и в тишине я почувствовал, как внутри у меня всё сжалось, а воображение уже рисовало сцену отказа или недоверия. Затем голос на другой стороне стал чуть теплее, но всё ещё сдержанным:

— Валерий Буре? Конечно, помню. Мы с ним не раз пересекались. Как он? — спросил Иосиф с лёгким интересом, но в его голосе чувствовалась настороженность.

Я сглотнул и глубоко вздохнул, стараясь сохранять спокойствие и не показать, насколько тревожусь.

— К сожалению, не всё так просто. На него было совершено покушение. Он сейчас в больнице, но, слава Богу, жив. Врачи говорят, что он выживет, хотя рана серьёзная.

В этот момент я ощутил, как слова, которые я произносил, будто обжигали меня изнутри. Говорить об этом вслух было тяжело, но молчать — ещё хуже.

Иосиф помолчал, переваривая услышанное.

— Это тяжело, особенно когда страдают родные тебе люди, — наконец проговорил он, его голос был полон задумчивости.

— Держись. Твой отец сильный человек. Он справится.

— Надеюсь, — ответил я, чувствуя, как волна эмоций поднимается внутри.

На короткое мгновение я ощутил тревогу, словно всё, что происходило, вырывалось из-под контроля, становясь частью чужого сценария. Но я заставил себя сосредоточиться.

— Иосиф, я не буду ходить вокруг да около. Мне очень нужна ваша помощь.

Ювелир, хоть и сохранял формальный тон, явно заинтересовался:

— Чем могу быть полезен сыну моего друга?

Внутри всё сжалось. Каждое слово, которое я собирался произнести, было на вес золота. Это был шаг по тонкому льду, где любая неверная деталь могла обрушить всё. Внутри меня шла борьба. Если я ошибусь — последствия могут стать необратимыми. Я не хотел говорить прямо, особенно по телефону. В мире, где каждое слово может быть перехвачено, осторожность была моим единственным щитом. Я чувствовал, как напряжение сжимает грудь.

— Я понимаю, что вы не в курсе всех деталей, но по телефону раскрывать всё не буду. Скажем так: у меня есть информация и ресурсы, которые могут вас заинтересовать. Взамен мне нужно то, что может помочь восстановить справедливость для моего отца и вашего друга.

На другом конце провода повисла пауза. Тишина стала ощутимой, словно воздух в моей комнате стал тяжелее. Казалось, что всё вокруг замирает в ожидании его решения. Я знал, что Абрамс сейчас обдумывает мои слова, и каждая секунда этой затянувшейся паузы тянулась, как вечность. Я сжал трубку так крепко, до боли в ладонях, ощущая, как холод в каминном зале гостиничного номера пробирает меня до костей. В голове звучало эхо его слов, пока я пытался удержать себя от множества предположений. Всё зависело от того, примет ли он моё предложение.

— Ты хочешь встретиться лично, я так понимаю? — наконец прозвучал его голос, спокойный и выверенный, как обычно.

Я почувствовал, как моя тревожность слегка спадает. Его вопрос был сигналом готовности продолжить диалог, но это была всего лишь первая проверка на пути к решению.

— Именно. Думаю, это лучше всего. Я в Нью-Йорке и готов встретиться, как только вы назначите место.

Снова воцарилась тишина, но на этот раз она показалась мне зловещей, словно каждый звук мог предвещать неизвестное. Тихий шорох бумаг и приглушённые голоса, доносившиеся из трубки, заставили моё сердце биться чаще. Абрамс явно проверял что-то, готовясь к решению, но для меня каждый звук превращался в вопрос, каждый шорох — в возможную угрозу. Я сжал телефон сильнее, ощущая, как набежавшая тревога усиливается с каждой секундой. Я знал, что в такие моменты особенно важно сохранять хладнокровие, но ожидание истощало меня.

— В таком случае предлагаю встретиться в Алмазном районе. У меня есть офис на 47-й улице. Обсудим всё в деталях там, а потом, если захочешь, поужинаем в Le Bernardin. Это неподалёку. Ты ведь знаешь, что ради старого друга я готов рискнуть многим.

Его слова прозвучали с теплотой, как тёплый луч света сквозь тучи. Я ощутил облегчение, словно напряжение, накопившееся за последние минуты, внезапно ослабло. Он был готов пойти навстречу, и это было не просто шагом к следующей фазе плана, но подтверждением, что я сделал правильный выбор.

Я улыбнулся, понимая, что Иосиф всё понял.

— Отлично. Договорились.

— Завтра в полдень подходит? — спросил он рассудительно.

— Вполне, — ответил я, чувствуя, как напряжение слегка отпускает.

— Спасибо, Иосиф.

— Это не обсуждается, твой отец всегда был моим лучшим другом. До встречи, — коротко сказал он и отключился.

У меня был план? Не думаю. Всё, что я делал сейчас, было похоже на спонтанную мозговую атаку, подкреплённую знаниями, которые в меня вбивали в разведывательной школе. Новая роль и новый экзамен, замешанный на верности и крови.

Я вошёл в номер, где Анна полулежала на кровати, сосредоточенно вглядываясь в мерцающий экран ноутбука. Её стройное тело едва прикрывал лёгкий халат, очерчивая подтянутую фигуру. Когда дверь за мной закрылась, её внимание мгновенно переключилось на меня. Её зелёные глаза, с золотистыми искорками, будто искали что-то в моём лице, а губы коснулась загадочная полуулыбка — та самая, которую я знал слишком хорошо.

Анна не была просто красивой женщиной; в её взгляде и манере держаться чувствовалась врождённая уверенность и скрытая сила, словно она всегда была готова к действию. Каждый её жест — грациозный и уверенный — напоминал древнегреческую богиню победы Нику, в которой за красотой скрывалась сила и мощь её дворянских корней. Но за этим спокойствием я чувствовал её ожесточённость и внутреннюю драму, которые она умело скрывала от окружающих, но не от меня. Мы оба знали, что её внешнее спокойствие — лишь тонкая маска, скрывающая неуверенность в завтрашнем дне.

— Ну как всё прошло? — её голос был тихим, но внимательным, в нём пряталась искренняя заинтересованность.

— Встреча прошла великолепно, — бросил я, снимая пиджак.

Её глаза не отрывались от меня, когда я медленно расстегнул манжеты рубашки и снял наплечную кобуру. Мой «Зиг Зауэр» занял своё место на спинке стула, в пределах лёгкой досягаемости. Я заметил, как её взгляд едва заметно дрогнул, но она молчала, следя за каждым моим движением. Она знала: даже когда всё казалось спокойным, я был всегда готов к любому повороту событий.

Я присел на край кровати, ощущая её пристальный взгляд. Она казалась спокойной, но я видел, как её пальцы медленно касались одеяла, чуть сжимая его край — мелкий жест, который выдавал её настороженность.

— И что это значит для нас? — её голос был мягким, но я уловил в нём едва скрытую тревогу, которую она тщетно пыталась скрыть.

Проведя рукой по её тёмно-рыжим локонам, я слабо улыбнулся. В этот момент я вспомнил наш первый совместный выезд, когда мы оказались в западне в Женеве. Я тогда впервые понял, что за её внешним спокойствием скрывается безрассудная смелость. Мы были окружены, и мне не оставалось ничего, кроме как прикрывать отступление. Но когда я оказался под перекрёстным огнём, Анна, рискуя собой, вышла из укрытия и потянула меня за собой в укромный угол. Мы тогда едва выбрались, и я навсегда запомнил её твёрдый взгляд и короткое: «Доверяй мне». Это было больше, чем просто слова. Мы оба балансировали на грани — тогда и сейчас. Мы знали, что за каждым из этих вопросов скрывалось больше, чем просто интерес.

— Теперь мы можем дышать чуть свободнее. Ломбарди обеспечили нас поддержкой, что значит, полиция и местные банды нам больше не помеха. Они обещали помощь даже в Канаде — мафия полностью на нашей стороне.

Анна приподнялась на локтях, её длинные огненные волосы мягко спадали на плечи. Она внимательно слушала, но я заметил, как её взгляд стал напряжённым. Она умела читать между строк, как и в тот раз в Швейцарии, когда догадалась, что нас могли предать свои.

— У них в Канаде хорошие связи с политиками, силовиками и местной мафией, — продолжил я, приглушив голос.

— Но, несмотря на это, я не могу не задумываться о рисках. Сегодня они помогают, завтра могут выставить счёт. Такие сделки редко бывают бескорыстными.

Я замолчал, ожидая её реакции. Внутри всё сжалось. Она снова смотрела на меня своим спокойным, изучающим взглядом. Но что она на самом деле думает? Что если она больше не доверяет мне, видя, как я сомневаюсь в их планах и связях? Или, возможно, она действительно подозревает, что наши союзники могут в любой момент предать нас, и проверяет мою уверенность? Мне было сложно понять её намерения, и это ощущение медленно подтачивало мою уверенность.

Анна чуть усмехнулась и приподняла одну бровь. Она выдержала паузу, её глаза задержались на мне, словно оценивая мою реакцию.

— У тебя есть доступ к полутора миллиардам долларов, — заметила она с лёгким намёком на иронию. На мгновение её голос стал чуть тише, и она опустила взгляд.

— Этого более чем достаточно для независимости. Или ты забыл?

Я почувствовал, как внутри поднялась волна сомнений. За её словами стояло больше, чем просто напоминание о финансах. Она могла либо ставить под сомнение мою уверенность, либо проверять, способен ли я доверять её интуиции, как это было в Швейцарии. Сомневается ли она в наших планах или просто проверяет меня? Я не мог понять. Я выдержал её взгляд, пытаясь найти в нём ответ, но её лицо оставалось непроницаемым, точно так же как в Женеве.

— Возможно, ты права, — произнёс я, чуть нахмурившись.

— Но деньги — это одно, а контроль и влияние — совсем другое.

Анна чуть наклонила голову, её полуулыбка вернулась, но в глазах мелькнуло что-то, что я не мог расшифровать. Она знала это не хуже меня, но её способ указывать на мои ошибки всегда был тонким, почти незаметным. Я вздохнул, понимая, что впереди ещё много решений, и каждое из них потребует такой же осторожности, как и сегодня.

— Да, у нас есть деньги, — признал я, вставая и направляясь к окну, через которое открывался вид на ночной Нью-Йорк.

— Но мне нужны именно наличные. Я не хочу, чтобы любое движение на счетах привлекало ненужное внимание контролирующих органов и спецслужб. Особенно меня волнует внимание ЦРУ к моей персоне, и к твоей тоже, — я мягко улыбнулся и взял её руку.

— Мы уже в логове врага, и каждая мелкая ошибка может дорого стоить.

Анна кивнула, её глаза сузились, словно она начинала понимать глубину проблемы.

— Значит, нам нужны деньги, которые невозможно отследить, — подвела она итог.

— Именно, — ответил я, повернувшись к ней.

— Завтра я встречусь с Иосифом Абрамсом. Возможно, он сможет помочь с этим вопросом.

Анна откинулась назад, задумчиво глядя в потолок.

— Ты уверен, что можешь доверять ему?

Я подошёл ближе, опустившись на край кровати рядом с ней.

— Насколько это возможно в нашем мире, — ответил я с ухмылкой.

— Но в любом случае, ни он, ни кто-либо другой не узнает всех деталей.

Анна прикрыла глаза на мгновение, а затем вновь посмотрела на меня, её голос стал мягким:

— Я верю в тебя.

Офис Иосифа Абрамса находился на 15-м этаже одного из старинных зданий в Алмазном районе Нью-Йорка, на 47-й улице между Пятой и Шестой авеню. Здание выделялось элегантной архитектурой начала XX века, его фасад был отделан тёмным мрамором, а большие окна отражали окрестные небоскрёбы, подчёркивая статус и важность каждого, кто переступал его порог.

Я вошёл внутрь и оказался в роскошном холле с массивными люстрами и полированными мраморными полами, которые наполняли пространство атмосферой власти и истории. Лифт поднял меня к офису ювелира, и когда двери открылись, я сразу ощутил контраст между величественным зданием и строгой элегантностью самого офиса. Тёмные деревянные панели, мраморные полы и несколько витрин с редчайшими драгоценными камнями создавали впечатление величия и вкуса.

Элегантный мужчина в темно-синем твидовом костюме сидел за массивным столом, разглядывая меня как алмаз через призму увеличительного стекла. Его седые волосы светились в мягком свете настольной лампы. Он поднялся с кресла, когда я вошёл, и на его лице появилась дружеская улыбка, но в глазах мелькнула нотка грусти.

— Валера… сын Валерия Буре, — его голос был глубоким, но неуверенным, как у человека, который внезапно оказался перед призраком прошлого.

Я на мгновение замер, но решил поправить его с лёгкой усмешкой, стараясь скрыть напряжение:

— Не Валера,

— А Вячеслав. Но да, я его сын. — произнёс я, протянув для приветствия руку.

Ювелир мягко посжал ее и повернулся к окну, словно забыв о мем присутствии. Его искренняя улыбка, подаренная мне при встрече, медленно угасла, как последний уголек в топке камина. Он отвёл взгляд, будто его накрыло волной воспоминаний, и на мгновение комната словно замерла в тишине. Когда он снова посмотрел на меня, в его глазах промелькнула едва заметная боль.

— Прости, — сказал он тихо, и его голос дрогнул.

— Столько лет прошло… — он снова протянул руку, и я заметил, как его пальцы едва заметно дрогнули, прежде чем коснуться моей ладони.

В новом скупом рукопожатии, я неожиданно почувствовал силу и искренность, которые он первый раз пытался скрыть. Несмотря на возраст, Абрамс всё ещё внушал уважение, но я чувствовал, что он борется с внутренними демонами, которые вернулись к нему вместе со мной.

— Сегодняшний день был непростым, — продолжил он, на его лице появилась тень усмешки, но в голосе слышалась усталость.

— Иногда воспоминания мешают сосредоточиться на настоящем.

Я выдавил улыбку, но внутри напряжение только росло. Всё, что происходило здесь, казалось, было окутано туманом прошлого, который я не мог развеять. Возможно, я был для него напоминанием о чём-то, что он предпочёл бы забыть.

— Чай, кофе или что покрепче? — Иосиф попытался сменить тон, жестом указывая на мини-бар в углу комнаты.

— Кофе, — ответил я, ощущая, что мне потребуется немного бодрости перед предстоящим разговором.

Иосиф нажал на кнопку на своём столе, и через мгновение дверь тихо отворилась, впуская в комнату стройную креолку — его секретаря. Её кожа была тёмного, насыщенного кофейного оттенка. Она двигалась плавно и уверенно, как хищница, знавшая, что её появление всегда вызывает эффект. Её бёдра чуть покачивались при каждом шаге. Узкое платье в тон ее телу, обтягивала грудь и фигуру так, что казалось, ткань сейчас лопнет, так и не справившись с задачей. Она была совершенством — изящное, но опасное.

Когда она подошла к столу, её глаза встретились с моими на краткий момент, будто оценивая меня, затем, чуть опустив взгляд, она вернулась к Иосифу. В её движениях и взгляде читалось то, что сложно назвать профессиональным интересом. Я уловил, как её взгляд задержался на нём чуть дольше, чем это принято в офисе. Секретарь склонилась чуть ближе, чем нужно было для простого диалога, и её губы, подкрашенные блеском, застыли в полуулыбке.

— Кофе, сэр? — её голос был сладким и тёплым, как хороший коньяк, и казалось, что она вкладывает в этот вопрос больше, чем просто предложение напитка.

— Да, Лорен, кофе, — ответил Иосиф, и его взгляд чуть ласковее потеряв всю свою серьёзность. Было видно, что он борется с эмоциями, скрывая за деловым тоном нечто настолько большее. Мне казалось, что его сорока пушечный парусный линкор вот-вот сядет на мель или разобьется о неприступные скалы сексуальности его секретарши.

Я отметил, как его глаза задержались на её руках, когда она протянула чашку — движения были медленными, почти театральными. Казалось, она наслаждалась каждой секундой этого внимания, играя роль не просто секретаря, а женщины, которая контролирует ситуацию.

— Лорен всегда знает, как создать атмосферу, — смущаясь моего внимания, пробормотал Иосиф.

Ювелир с лёгкой улыбкой пригубил кофе, и кинул заинтересованный взгляд на свою пантеру. Его слова, вырвавшиеся непроизвольно, прозвучали немного иронично. Она улыбнулась и молча кивнула, а на её милом лице мелькнула искра вызова и самодовольства.

Я видел эту динамику между ними — контраст между официальностью и скрытым подтекстом. Для меня это было ясным сигналом: в этом офисе, за этой строгой обстановкой, скрывалось что-то гораздо более личное и сложное.

Иосиф, казалось, знал, что я понял, но предпочёл не углубляться. Он снова принял свой привычный вид, жестом приглашая меня вернуться к разговору. Атмосфера, которая казалась мне айсбергом напряжённости и недосказанности, начинала постепенно таять, выплескивая наружу тайные знаки и нерешенные вопросы.

Она поставила передо мной чашку кофе, а затем бокалы с виски для нас обоих. Я вдруг осознал, что между ними определённо что-то было. Её взгляд, её манера двигаться — всё выдавало эту уверенность в своей привлекательности и нескрываемую симпатию к своему боссу. «Настоящие мужчины, — подумал я про себя, — ценны в любом возрасте, если они умеют быть сильными и желанными».

Абрамс, заметив мой взгляд, лишь слегка улыбнулся, принимая бокал с виски из её рук и кивая ей в знак благодарности.

— За дружбу и за дела, — проговорил он, поднимая бокал.

Виски был великолепен. Это был один из лучших американских виски — Pappy Van Winkle’s Family Reserve. Хотя он и не был таким мягким, как Macallan, но выделялся своим богатым вкусом, длительной выдержкой и статусом. Он символизировал роскошь и знатоков, к которым явно принадлежал Иосиф.

Мы сели напротив друг друга, и я первым нарушил тишину:

— Иосиф, спасибо, что нашли время. Знаю, у вас всегда много дел.

Абрамс усмехнулся, откинувшись на спинку стула:

— Для сына моего лучшего друга всегда найдётся время. Как твой отец? Ты упомянул в разговоре, что на него напали.

Я кивнул, чувствуя, как напряжение вновь подкрадывается:

— Нападение было серьёзным. Отец в больнице со сквозным ранением в грудь, но врачи говорят, что он выживет. Они устроили атаку прямо в его доме, но отец не дал им лёгкой победы.

Абрамс нахмурился, прислушиваясь к каждому моему слову:

— Твой отец… настоящий боец. Я помню, как он всегда выходил из любой передряги с поднятой головой. Вспоминаю, как мы в молодости провели несколько недель на алмазных приисках в Намибии. Жара, пыль, опасности на каждом шагу. Но твоему отцу всё это было нипочём.

Я улыбнулся, пытаясь представить отца в его молодые годы — сильного, бесстрашного, полного энергии. Но в то же время, внутри у меня зарождалось странное чувство. Те рассказы, которые я слышал от него самого, всегда были сдержанными, почти с оттенком дисциплины и чёткого плана. Здесь же Абрамс описывал их молодость как череду авантюр, наполненных безрассудством и страстью к риску. Я начал задумываться, насколько сильно эти два человека, которых я считал лишь строгими и серьёзными, отличались от того образа, который я выстроил в своей голове.

— Он рассказывал об этом путешествии. Сказал, что вы вдвоём там подняли неплохую прибыль, — продолжил я, всё ещё обрабатывая услышанное.

Абрамс усмехнулся, его глаза блестели озорством воспоминаний:

— Это было время… Драгоценные камни, их поиски, каждый день — приключение. Мы с твоим отцом были как братья. После Намибии мы отправились на Карибы… — он рассмеялся, вспоминая, как они сбежали от жён.

— Взяли на прокат яхту и устроили себе недельный отдых на Сент-Люсии. Солёный ветер, ром и молодые девушки — рай на земле.

— Он отхлебнул из хрустального бокала и, улыбнувшись, добавил:

— Помню, как мы однажды так напились на пляже, что решили устроить ночное купание. Представь картину — два взрослых мужика, голые, бегут по песку, а за ними толпа смеющихся девушек, освещённых только лунным светом. Это был настоящий хаос!

Он наклонился к столу, будто делясь самой большой тайной:

— Одна из этих мулаток, Летиция, была… как тебе сказать, настоящая богиня. Твои глаза сами бы за неё зацепились. Мы с твоим отцом тогда даже спорили, кто из нас сможет привлечь её внимание первым. Естественно, я выиграл, — Абрамс лукаво подмигнул и рассмеялся, добавив:

Абрамс наклонился ближе, будто делясь сокровенной тайной:

— Твой отец всегда был на шаг впереди. У него было то обаяние, которое притягивало людей. Но вот на следующее утро, когда мы стали искать свои вещи по всему пляжу, оказалось, что удача была не на нашей стороне. Твой отец нашёл только трусы и, не смущаясь, пошёл обратно на яхту. А вот мне достались одни неприятности — остался без плавок, без рубашки, но зато с одной шляпой, которую я еле нашёл среди песка. И то — её вернула одна из тех девушек, при условии, что я заслужу её обратно.

Он рассмеялся, и в его глазах промелькнуло озорство:

— Представь себе: я стою, прикрываюсь этой шляпой, а вокруг хохочут девчонки. Никогда не забуду, как мы поднимались на борт — твой отец в одних трусах, а я — без ничего, но с шляпой, которую удалось-таки заслужить.

Я не мог сдержать улыбку, эти истории заставляли меня видеть отца с новой стороны. Он казался не только строгим и принципиальным, каким я его знал, но и человеком, способным наслаждаться жизнью, рисковать и смеяться над собой. Этот контраст заставлял меня задуматься: возможно, я упрощал его образ, упуская многие его стороны.

Абрамс наклонился ближе, его взгляд стал серьёзным.

— И сейчас мы тоже команда, Слава. Что бы ни случилось, я всегда на твоей стороне. Так чем я могу помочь?

Я глубоко вдохнул, чувствуя вес того, что предстояло сказать:

— У меня есть камни — бриллианты, Иосиф. Контрабанда. Редкие, крупные. Я хочу их продать. И мне нужны наличные. Много наличных.

Абрамс на мгновение замер, его лицо оставалось спокойным, но я уловил, как его глаза слегка прищурились. Он медленно опустил руку на стол и пальцами коснулся подбородка, словно оценивая услышанное. В его взгляде читалась настороженность, смешанная с осторожным интересом.

— Понимаю. Камни — это всегда надёжная валюта, — произнёс он, будто взвешивая каждое слово.

— В век цифровых технологий это один из немногих активов, который трудно отследить. Но контрабанда — дело серьёзное. Цена буден ниже рынка! Ты уверен, что хочешь их продать?

Я кивнул, ощущая, как внутри всё напрягается.

— До хочу! Цена меня не очень волнует. Не стесняйся и заложи свой процент. Эти деньги мне нужны срочно для одного… дела. Детали я предпочту оставить в тени. Но ситуация серьёзная. Я должен отомстить тем, кто устроил нападение на моего отца.

Абрамс вновь задумался, его взгляд на мгновение отвлёкся, как будто он взвешивал возможные последствия. Затем он снова посмотрел на меня, его глаза были сосредоточены и внимательны.

— Хорошо, — сказал он после паузы, его голос был тихим и твёрдым.

— Принеси камни, я всё устрою. У меня есть связи, которые помогут обменять их на наличные быстро и без лишних вопросов. Тебе понадобится определённая сумма?

Я на мгновение задумался, осознавая всю серьёзность своего запроса.

— Чем больше, тем лучше, — ответил я.

— Но минимум — несколько десятков миллионов. В операциях подобного рода мне нужна свобода действий.

Абрамс кивнул, и на этот раз его лицо смягчилось, но взгляд оставался сосредоточенным.

— Я всё сделаю, Слава. Ты можешь на меня рассчитывать, как твой отец когда-то. С твоими союзниками и моей помощью мы решим этот вопрос.

Мы с Иосифом вошли в Le Bernardin, и на пороге нас уже ждал хозяин ресторана — Пьер Рено, человек лет шестидесяти с изысканной осанкой, тонкими чертами лица и умиротворённой улыбкой, которая говорила о том, что он видел и слышал многое за свою долгую карьеру. Его густые, седые волосы были аккуратно зачёсаны назад, а его строгий чёрный костюм идеально сидел, подчеркивая его стиль и статус.

— Иосиф, как же приятно тебя видеть, mon ami! — сказал Пьер, протягивая руку. Его голос был глубоким, но мягким, словно пропитанным многолетней практикой общения с самыми разными людьми.

— Пьер, старый друг, — ответил Иосиф с искренней улыбкой, пожимая руку хозяина.

— Как всегда, ты держишь своё королевство на высоте.

Они обменялись дружескими взглядами, полными уважения, как старые боевые товарищи, которые разделяют множество секретов и событий из прошлого.

— Твоя поддержка всегда была для меня бесценной, Иосиф, — продолжил Пьер.

— Как дела? Как бизнес?

— Всегда в движении, — с лёгкой улыбкой ответил Иосиф.

— Как и ты в этом месте. Каждый раз, когда я здесь, чувствую себя как дома. После всего, через что мы прошли вместе, приятно знать, что у меня есть друзья, которым можно доверять.

— Для тебя всегда найдётся лучший стол, mon ami, — с подчеркнутым уважением произнёс Пьер, переводя взгляд на меня и, казалось, одобряя моё присутствие.

— Это сын Валерия Буре, если ты помнишь! — и ювелир представил меня хозяину ресторана.

— Как же отлично помню. Особенно ваш совместный визит после Намибии. Правда, когда это было?! — он взмахнул рукою, отодвигая нахлынувшие на него воспоминания, и, вежливо повернувшись ко мне, продолжил,

— Вы очень похожи на вашего отца. Я бы сказал одно лицо. — он улыбнулся и добавил, мягко пожимая мне руку,

— Вам стоит гордиться вашим отцом. Он великий человек. И, кажется, сын пошёл по его стопам. — Пьер повернулся к Иосифу и приобнял его.

— Мой милый друг, всегда рад тебя видеть.

Искренние слова хозяина тронули нас с ювелиром обоих. Я кивнул в ответ на комплимент, но внутри меня пронзила лёгкая тревога. Каждое упоминание об отце вызывало во мне смешанные чувства — гордость и страх одновременно. Все вокруг словно ждали, что я оправдаю его репутацию, и каждая ошибка могла обернуться для меня неудачей, которой я не мог позволить. Я старался не показать своих сомнений, но давление от сравнения с отцом, от его легендарного статуса, всегда ощущалось тяжёлым грузом на плечах.

Пьер, заметив моё замешательство, мягко улыбнулся и, с изяществом настоящего хозяина, показал нам путь к столику. Мы прошли через зал ресторана, утопавшего в мягком свете и негромких звуках бесед. Аромат свежеприготовленного лобстера и тонкие нотки соусов витали в воздухе, а приглушённая мелодия скрипки и рояля, доносившаяся из угла, придавала залу спокойное величие. Деревянные панели на стенах добавляли месту благородства, а свежие цветы на столах завершали атмосферу элегантности.

Среди клиентов — утончённые деловые люди и элегантные пары — наслаждались блюдами и тихо беседовали. На мгновение я ощутил, как атмосфера уюта контрастирует с моим внутренним напряжением. Несмотря на этот мимолётный комфорт, впереди меня ждал серьёзный разговор, и этот ужин был лишь предисловием к нему.

— Я помню это время и наш с Валерием визит к тебе, — тихо сказал Иосиф, приобнимая своего давнего друга.

— Твой ресторан только начинал свой путь.

— Да, было время! — Пьер мечтательно закатил глаза.

После короткой паузы, когда мы уселись за стол, Пьер коротко кивнул нам:

— Господа, не буду вам мешать. Наслаждайтесь кухней и общением.

Как только он отошёл, Иосиф быстро оглядел ресторан, его взгляд на мгновение задержался на каждом углу огромного зала. Затем он расслабился, придя к выводу, что можно говорить свободно.

— Le Bernardin тогда ещё не был таким популярным, но у Пьера всегда был талант. Мы с твоим отцом бывали здесь часто, — он усмехнулся, словно вспоминая что-то особенное.

Официантка принесла меню и винную карту, но Иосиф даже не стал её открывать, делая заказ. Через минуту на нашем столе стояли лучшее вино и виски, отражая в блестящих боках лампы ресторана.

— Так что же с нашим делом? — спросил он, посмотрев на меня поверх бокала с вином.

— Ты говорил про наличные.

— Да, — подтвердил я. — Мне нужны деньги в долларах — американских и канадских — и немного в евро.

Иосиф задумчиво кивнул, глотнул вина и, откинувшись в кресле, произнёс:

— Ладно. Я позабочусь о том, чтобы получить деньги в наличной форме. Электронные переводы сейчас — слишком большой риск, ты прав.

Мы отложили разговор, когда к нам подошли официанты с блюдами. Аромат наполнил воздух: лобстер в сливочном соусе, устрицы и чёрный морской окунь были приготовлены так, что казались произведениями искусства.

— Передай своему отцу мои наилучшие пожелания, — сказал Иосиф, поднимая бокал.

— Было бы приятно снова его увидеть. Пусть поправляется быстрее.

— Передам обязательно, Иосиф, — ответил я, поднимая бокал в ответ.

— Спасибо за помощь.

— Пока не за что, — ювелир мягко улыбнулся.

Мы сделали несколько глотков, и Иосиф неожиданно перешёл на более личную тему.

— А как у тебя с личной жизнью, Слава? Ты так молчишь об этом, но я знаю, что мужчины твоего возраста не остаются без внимания женщин.

Я чуть улыбнулся, чувствуя, как этот вопрос выводит меня из равновесия. В последнее время мои чувства стали спутанными, как дикие лианы во влажном лесах Амазонки. Казавшиеся такими ясными симпатии, начали рассыпаться на части, как мелкий песок Сахары бесследно исчезая, скользя сквозь пальцы. Я никак не мог понять какими были эти отношения. Наносными и временными? Или каждое из них, имело свою глубину и смысл?

Я метался между ними в попытке найти ответы на эти вопросы. Но каждый мой шаг терял опору при попытке узнать которая из женщин действительно та единственная, которая подходит мне. Слова словно застряли в горле, но я понимал — не поделиться этим с Иосифом было бы упущенной возможностью. Он, как никто другой, знал, что значит идти по жизни с грузом ожиданий и выбора.

— Есть три женщины, и с каждой из них у меня свои чувства. Но выбрать одну я не могу.

Иосиф поднял брови, заинтересованный.

— Три женщины? Звучит, как классическая дилемма. И кто они?

Я коротко задумался, как объяснить ему ситуацию, и, немного поколебавшись, описал каждую из женщин. Анна, с которой меня связывали наши яркие приключения — её выдержка и решимость всегда вдохновляли меня. Бьянка, с братом которой — Джованни — у нас было много общего, и, возможно, в моих чувствах к ней было чуть больше огня, чем следовало бы. И Надежда, та, что осталась на расстоянии, но сохраняла своё место в моих мыслях — для неё я был кем-то вроде героя, и с ней я всегда чувствовал себя нужным.

И вдруг я понял — этот выбор важнее, чем я себе позволял признать. Это не просто выбор партнёра. Эти отношения значат слишком многое: за каждым именем стояла своя судьба, своё будущее. Одна ошибка, один неверный шаг — и всё может рухнуть. Казалось, с каждым словом, которым я описывал этих женщин, груз ответственности становился лишь тяжелее, давя на меня так, что оставалось только надеяться, что Иосиф сможет помочь.

— Сложность в том, что они все невероятны, и с каждой из них у меня свои связи, свои чувства, — признался я, пытаясь скрыть волну сомнений, охватившую меня.

— Но сердце разрывается между ними.

Иосиф, слегка улыбнувшись, кивнул, погружённый в свои мысли. На мгновение он замолчал, словно размышляя о своей жизни, прежде чем ответить.

— Я тебя понимаю, Слава. В молодости я тоже был перед похожим выбором. Но в конце концов, я выбрал ту, кто была ближе сердцу. Это не всегда самый разумный путь, но иногда это единственный правильный.

Я внимательно слушал Иосифа, понимая, что его слова значат для меня гораздо больше, чем я готов был признаться даже себе. Мне самому казалось почти невозможным сделать этот выбор. Каждая из женщин представляла для меня будущее, но ни одна не давала окончательного ответа. Его совет прозвучал, как простая, но неотвратимая истина. Честная, почти болезненная истина бытия, от которой просто нельзя было уклониться. В этот момент я осознавал, что за этой простыми словами стоял не только опыт, но и искренняя попытка помочь мне не повторить чужих ошибок. Я пристально смотрел на него и видел не просто друга, но и наставника, человека, который передавал мне мудрость, добытую непростой жизнью. Его совет весил больше, чем слова: в нём был голос того, кто видел мир и хотел направить меня на правильный путь, уберечь меня от ошибок.

— Иногда кажется, что каждая из них может быть той самой, — тихо сказал я, позволив мыслям наконец озвучить то, что так долго крутилось у меня в голове.

Иосиф с отцовской теплотой посмотрел на меня внимательно, его взгляд смягчился, но он не спешил с ответом. В зале, казалось, все замерло на мгновение, и это тишина будто поглотила звуки ресторана. Он задумчиво перевёл взгляд на бокал, пальцы медленно скользнули по его краю, и, сделав глоток, он поднял глаза на меня, словно раздумывая, какими словами поделиться.

Эта пауза наполнилась чем-то важным, как будто он собирал все свои пережитые знания и опыт, чтобы найти единственно верные слова. Наконец, он слегка улыбнулся и сказал:

— Главное, сынок, — не торопись. Жизнь подскажет тебе правильный выбор. А пока просто наслаждайся моментом.

На следующее утро я сидел в мягком кожаном кресле в роскошном офисе Иосифа Абрамса. Атмосфера помещения источала величие и достаток — тёмное дерево, мраморные полы, несколько картин в золотых рамах. Однако моё внимание невольно возвращалось к стройной креолке, плавно разливавшей напитки. Её движения были настолько грациозными, что она напоминала танцующую на ветру лиану — гибкую и сильную, излучающую естественную красоту и уверенность. Глубокие глаза, полные губы и лёгкая улыбка подчёркивали её обаяние, а аромат французских духов оставался в воздухе, как легчайший след.

Погружённый в это мимолётное очарование, я на мгновение забыл о главной причине моего визита. Но стоило мне открыть кейс с драгоценными камнями, как я мгновенно вернулся к делу. Бриллианты, доставшиеся мне от албанского клана Бериш, сверкали в ярком свете офисных ламп.

Эти камни казались частью меня самого, напоминанием о тех рисках и союзах, что пришлось пережить и принять. Иосиф, вытянув руку, начал осматривать драгоценности: его пальцы ловко двигались по камням, увеличительное стекло осторожно фиксировало каждую деталь огранки, ловя игру бриллиантового света. В этом была профессиональная уверенность человека, который посвятил свою жизнь этим крошечным шедеврам природы.

— Камни впечатляющие, — заметил он, не отрываясь от осмотра одного из крупных бриллиантов.

— Но если мы хотим продать их быстро, цена будет чуть ниже рыночной.

На мгновение он замер, словно взвешивая каждый аспект сделки, и затем медленно откинулся на спинку кресла. Его взгляд был спокойным, уверенным, но в глазах мелькала едва заметная тень расчёта.

— Сто двадцать пять миллионов долларов, — сказал он после короткой паузы.

— Это максимальная сумма, которую я могу предложить за них наличными.

Сумма была значительной, и, хотя мне хотелось большего, я знал — обстоятельства требуют гибкости. Подобные сделки всегда несут свою цену, и я осознавал, что компромисс с ним, вероятно, наилучшее решение сейчас. Я лишь коротко кивнул и протянул руку.

— Согласен, — произнёс я, подавляя сомнение, что сделка могла бы быть более выгодной при других обстоятельствах.

Иосиф крепко пожал мою руку, затем сделал глоток виски, и, похоже, был доволен тем, как завершилось обсуждение.

— Ты упоминал, что тебе нужны доллары — американские и канадские, а также часть в евро. Всё будет так, как ты просил. — Иосиф снова отпил виски и, с улыбкой повернувшись ко мне, добавил:

— Деньги доставят в сейф к твоему приезду в новый дом. Всё будет готово сегодня вечером.

— Что за дом? — спросил я, вглядываясь в лицо Иосифа, стараясь уловить, куда он ведёт.

Он не заставил себя ждать и выложил на стол ключи.

— Дом моего друга, который в отъезде на полгода. Это крепость с надёжной системой безопасности, видеонаблюдением, встроенным сейфом и специальной комнатой для защиты. — его голос был низким, спокойным, и я ощущал, что это не просто предложение, а нечто вроде наставления — Иосиф видел в этом решение моего положения, как заботливый друг.

— Это место подходит, чтобы обдумать следующий шаг.

Я взял ключи и на мгновение задержался, ощущая холод металла в ладони. Всё складывалось в одну цепочку событий, но в этом решении чувствовался необратимый поворот. Принять его значило сделать шаг за черту.

— Спасибо, Иосиф, — сказал я, испытывая чувство сыновьей благодарности, хотя сам удивился, насколько облегчённо это звучало.

Иосиф, снова наклонившись к виски, улыбнулся:

— В любое время, Слава. Дом надёжен. Ты можешь сосредоточиться на своих задачах, не беспокоясь о тылах.

Он взглянул на меня, но медлил с последними словами. На мгновение в зале воцарилась тишина, и в этой паузе я почувствовал, что для него это больше, чем просто сделка. Иосиф словно собирался передать нечто большее, чем укрытие или деньги. Его глаза вновь остановились на мне, он обвёл пальцем край своего бокала, будто решая, как лучше выразить то, что витало в воздухе.

— Главное, сынок, — наконец сказал он, его голос был низким и тёплым,

— Не теряй рассудка в этом деле. И помни, что жизнь сама подскажет тебе, как поступить дальше.

Слова звучали просто, но за ними чувствовалась глубина прожитого. Я смотрел на Иосифа и ощущал, что этот совет — не просто слова, это часть его жизни, которую он слепо доверял мне. Он видел во мне не просто друга, а, возможно, своего наследника — человека, которому можно передать частичку своего опыта. Я почувствовал, что для него это — словно оставить след, передать что-то важное.

Мы обменялись коротким, почти ритуальным рукопожатием, и я покинул его офис, зная, что сделка была заключена.

Я стоял на улице, окунувшись в свежесть прохладного дня. Город проснулся и встречал меня чистым и прохладным ветерком, пропитанным чуть уловимым ароматом кофе и свежей выпечки, доносившимися из ближайших кафе. На мгновение я задержался, рассматривая улицу, словно видел её в новом свете впервые. С чувством удовлетворения я делал глубокий вдох и направился в сторону своей машины, припаркованной в двух кварталах от места нашей утренней встречи.

Небо было бледно-синим, с тонкой паутиной дымки, тянувшейся к горизонту извилистыми ручейками. Солнце только начинало подниматься над крышами, его тёплые лучи робко пробивались сквозь стеклянные стены небоскрёбов, заливая улицы позолотой света и серебром тени. Утренний воздух пробегал по моему разгорячённому лицу, принося едва уловимый запах прелой листвы и мокрого асфальта.

Нью-Йорк жил своей неспешной жизнью, скрытой от незнакомцев под завесой шума и суеты бесконечного движения. Осыпаясь с веток деревьев, пожухлая листва медленно кружилась в завораживающем танце, словно не решаясь упасть. Осенняя круговерть, сорванная набежавшим бризом, мягко стелилась на тротуарах и вертелась вихрем под колёсами стремительно проносящихся мимо меня автомобилей.

Я шагал вдоль улицы, ловя каждое движение, каждый звук: едва слышное воркование голубей на проводах, шелест страниц газеты у киоска, тихий, но настойчивый гул стройки вдалеке. Всё это на какое-то мгновение слилось в единое ощущение, почти осязаемое, словно город обнимал меня, незаметно подсказывая направление, как будто его ритм совпал с моим собственным.

Теперь я чувствовал: каждый шаг, каждый вдох, который уводил меня от безмятежности и приближал к неизбежности выбора между жизнью и смертью, был наполнен весом принятых решений. Эти почти недостижимые цели начинали преследовать меня. Под покровом этого утреннего света мне казалось, что весь мир был только началом — переломным моментом судьбы. С холодом утреннего воздуха я почувствовал, что стою на пороге чего-то неумолимого и неизбежного. Уходя от безмятежности офиса к этим улицам, я ощущал, что город становился лишь первым испытанием на пути, где каждый выбор будет несущей конструкцией моей судьбы.