Криминальный адвокат. Том второй

Yako Darrell

Главный герой, адвокат с прошлым разведчика, втянут в глобальный заговор, где каждая ошибка может стать фатальной. Балансируя между долгом и личными чувствами, он раскрывает противоречивую природу человеческой души, преодолевая личные утраты и сомнения. Тайны прошлого и тени предательства ведут его по пути, где каждое решение может изменить судьбу всего мира.Смелый и многослойный роман переносит читателя в мир, где каждая деталь имеет значение, а действие может стать началом новой угрозы.

© Yako Darrell, 2024

ISBN 978-5-0065-1430-0 (т. 2)

ISBN 978-5-0064-9143-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава четырнадцатая

Тихая и звёздная ночь распростёрлась над бескрайним пустынным ландшафтом Техаса, словно одеяло, усеянное светящимися кристаллами. Всё это казалось мне спокойным морем, укрытым тонкой вуалью солёной дымки, но с горьковатым привкусом пережженной пыли. Вокруг раздавались лишь глухие звуки природы и мягкий шорох шин, скользящих по песчаной дороге. Внедорожник плавно двигался по пустынному шоссе, наполняясь духом свободы, словно оставляя позади всё, что когда-то имело значение. Анна сидела рядом.

Её рука спокойно лежала на моих коленях. Но меня не покидало чувство, что под этой неподвижностью скрывалась хищная энергия пантеры, готовой в любой момент прыгнуть на свою добычу. Я видел её лицо, как неясный образ женщины, которую никогда прежде не встречал, но в нём было что-то знакомое — та самая, что была рядом всё это время. Её тёмно-рыжие волосы каскадом спадали на плечи, мягко колыхаясь в такт ночному ветру, а глаза, глубокие и проницательные, были полны дикого огня и неукротимой силы.

— Как думаешь, они оставили нас в покое? — прошептала она, не отрывая взгляд от дороги впереди. В свете фар дорога терялась в густом тумане, и казалось, что мир сжимается до узкого коридора, по которому мы двигались.

— Нет, — ответил я, крепче сжимая руль, чувствуя, как шероховатая поверхность кожи впивается в мои ладони.

— Такие люди не отпускают просто так.

Она кивнула, но её взгляд на миг смягчился. Я знал, что в этот момент она думала не о врагах, а о нашем следующем шаге — Нью-Йорк, город на побережье Атлантического океана, мерцавший как маяк надежды на горизонте. Мы оба знали, что это не просто место назначения — это был наш шанс на передышку, пусть и временную.

— До Нью-Йорка ещё около суток пути, — сказал я, чтобы разбить тишину, чувствуя, как капли дождя начинают барабанить по лобовому стеклу.

— Нам придётся остановиться несколько раз, отдохнуть, заправиться. Мы прибудем туда ближе к вечеру.

Анна провела рукой по своему оружию, как будто это был ритуал перед боем. Я услышал лёгкий скрежет металла о кожу, словно звук затихающей угрозы. Но затем её глаза смягчились, и она снова посмотрела на меня. В её взгляде я увидел не просто осторожность — это была любовь, тихая и неизменная. Она редко позволяла себе показывать это чувство, но в этот момент я увидел всё, что скрывалось за её хладнокровием — то тепло, которое она обычно прятала за тонкими слоями льда.

— В Нью-Йорке нас никто не ждёт, — её голос был чуть громче шёпота, но звучал так, будто каждое слово было отпечатано на стали.

— Но я знаю, что везде, где мы вместе, я чувствую себя в безопасности.

Я не сказал ей, что нас ждет дядя моего друга Джованни — Антонио «Тони» Мангано, консильери одной из крупнейших сицилийских семей Нью-Йорка — Ломбарди. Возможно, она бы почувствовала себя лучше, зная это, но пока, в темноте пустыни, это было бессмысленно.

Ночь укрывала нас своим бархатным плащом, звёзды сияли ярко, словно невидимые стражи, наблюдающие за каждым нашим шагом. Анна, сидевшая рядом, наконец расслабилась, позволив себе опуститься в мир сна. Её дыхание стало спокойным, почти мелодичным, когда её рука, легко касающаяся моей, ослабела и скользнула вниз. Она заслужила этот короткий отдых — после всего, через что мы прошли, сон стал для неё единственным пристанищем, где не было страха.

Я взглянул на её лицо, освещённое мягким светом приборной панели. В этом свете исчезала её суровость, её упрямство, и передо мной была просто женщина — моя Анна, моя спутница, которая прошла со мной через огонь и воду. Её вспыльчивый характер, её неукротимая страсть и готовность к бою спасали нас снова и снова, но сейчас, когда её черты смягчились, она казалась такой хрупкой, почти невесомой. Впервые за долгое время я видел её такой беззащитной.

Мысли метались, как тени под фонарями. Что будет дальше? В моём воображении всплывали образы будущего — возможно, нашего дома, тихой и мирной жизни, о которой я когда-то мечтал. Но эти картинки казались далёкими, словно миражи на горизонте, когда что-то тяжёлое оседало внутри моего сознания. Я вдруг понял: свобода — та самая свобода, которая всегда была моей главной ценностью, — теперь могла быть под угрозой.

С Анной я всегда чувствовал себя на краю пропасти. Её любовь была как огонь — горячая, обжигающая и опасная. Я боялся, что её страсть поглотит меня, отнимет то, что всегда определяло меня — мою независимость. Но с каждым днём, каждым испытанием, которое мы проходили вместе, я всё отчётливее понимал: без неё я — ничто. Возможно, даже если это значит пожертвовать своей свободой ради неё.

Но реальность снова и снова возвращала меня на землю. В нашем положении любые мечты о будущем были не просто бесполезны — они были опасны. Пока враги не прекратили погоню, пока за каждым поворотом могла поджидать опасность, планировать будущее казалось детской игрой. Всё, что у нас было, могло рухнуть в одно мгновение, превратив мечты о мирной жизни в ещё один пустынный мираж.

Я вздохнул, сильнее сжал руль, и мои глаза снова уткнулись в бесконечную чёрную ленту дороги. Жизнь бросала нам новые вызовы, и сейчас у нас была лишь одна цель — добраться до Нью-Йорка. Всё остальное могло подождать. Но глубоко внутри я знал: где-то впереди нас ждёт момент истины, когда придётся выбирать — между свободой и её любовью.

Солнце давно опустилось за горизонт, когда мы наконец пересекли черту Нью-Йорка. Город, погружённый в полусон, простирался перед нами, его фонари отражались в мокром асфальте, как глаза невидимых стражей. Мы двигались по окраинам, избегая оживлённых улиц, чтобы не привлечь лишнего внимания. Город выглядел дремлющим гигантом, скрывающим свои отточенные когти в темноте.

Мои мысли сами собой перешли на будущее. Я начал представлять, что могло бы быть дальше. Мы могли бы построить что-то вместе — новый дом, спокойную жизнь. Но при мысли о будущем я почувствовал, как что-то тяжёлое осело внутри. Эти образы казались такими далёкими и нереальными. Я подумал о себе как о волке, пойманном в капкан. Свобода — моя самая ценная вещь, что у меня была, — теперь могла оказаться под угрозой.

С Анной рядом я всегда чувствовал себя так, словно балансировал на грани. Её любовь была сильной, почти разрушительной. Я боялся, что она может захватить меня полностью, отнять то, что всегда было моей сущностью — свободу. Но с каждым днём, с каждым испытанием, через которое мы проходили вместе, я всё больше понимал, что не могу без неё. Даже если я рискую потерять свою свободу ради неё.

Но затем я снова вернулся к реальности. В нашем положении строить планы на будущее было не только опасно, но и бессмысленно. Пока враги продолжают нас преследовать, пока мы находимся под постоянной угрозой, любое планирование могло оказаться лишь иллюзией. Под ударами обстоятельств всё может рухнуть в один момент, и тогда мечты о спокойной жизни превратятся в очередной песочный мираж.

Я вздохнул, крепче сжал руль и посмотрел вдаль на тёмную ленту дороги. Жизнь продолжала бросать нам вызовы, и сейчас наша цель была одна — добраться до Нью-Йорка, оставив всё остальное на потом. Но глубоко внутри я знал, что где-то впереди нас ждёт момент, когда придётся сделать выбор. Между свободой и её любовью.

Солнце уже опустилось за горизонт, когда мы въехали в Нью-Йорк. Улицы погружены в сумерки, свет фонарей блестел на влажном асфальте, а город казался дремлющим, как гигантский зверь, скрывающийся в тени. Мы ехали по окраинам, избегая многолюдных центральных районов, где риск оказаться замеченными был выше.

— Почти приехали, — сказал я, бросив взгляд на Анну, которая смотрела в окно, словно пытаясь найти в темноте нечто, что успокоит её.

— Слава, я так устала. Я просто мечтаю, чтобы это всё поскорее закончилось, и мы вернулись вместе домой, — её голос был мягче обычного, словно все силы были потрачены на это признание.

Внедорожник плавно свернул к небольшой гостинице, едва различимой за густыми зарослями кустарника. Скромная вывеска еле мерцала в темноте, как будто не спешила привлекать внимание окружающих. Гостиница выглядела простой, но уютной — именно то, что нужно было после долгого и опасного пути. Семья Ломбарди, старая сицилийская мафиозная династия, с которой у нас были крепкие связи, организовала нам это укрытие. Место находилось вдали от центральных улиц — мы знали, что здесь нас не будут искать.

— Остановимся здесь?! — спросил я и не дожидаясь ответа направил машину на стоянку, покрытую мелким щебнем. Двигатель заглушил последние звуки шуршащих шин по гравию, и безмолвие незнакомой улицы заполнило все пространство вокруг нас.

— Да, пора привести себя в порядок и отдохнуть, — Анна устало кивнула.

Её тёмно-рыжие волосы обрамляли лицо, освещённое приглушённым светом фар. В этом свете её утомленные глаза выглядели глубже, словно скрывали за собой целый мир тревог и ожиданий.

Сухо щёлкнул входной замок, и мы вошли в номер, проклиная неторопливого администратора, чьи бесконечные ночные заботы добавляли нам ненужной нервозности. Как только дверь закрылась, ощущение умиротворенности обрушилось на нас, словно тёплое, мягкое одеяло, укрывая от внешнего мира. Гостиная была залита мягким полумраком, и лишь приглушённый свет настольной лампы, как островок уюта, заполнял пространство вокруг нас. На мгновение мне показалось, что все наши опасения и тревоги остались по ту сторону двери.

Анна, закрыв за собой дверь, осторожно прижалась ко мне в поисках защиты. Она смотрела на меня и ее взгляд был наполнен, как древний колодец в пустыне водою, невысказанными эмоциями. В них как в древней книге было все: усталость, любовь и нечто большее, почти первобытное, скрытое за её спокойствием. Она отстранилась и неторопливо прошла в центр комнаты, поправляя разлетевшиеся по сторонам свои густые волосы. Оглянувшись по сторонам, моя валькирия, присела в неглубокое кресло около дивана и с нескрываемым блаженством вытянула ноги, скинув на пол осточертевшие ей кроссовки. Её лицо, чуть осунувшееся от усталости, всё равно сияло своей силой и решимостью. Этот долгий путь оставил на нас свои следы, но только здесь, вдали от всех глаз, я видел её такой, какой она была на самом деле — искренней и любящей, без масок и защиты.

— Давай немного расслабимся и приведём себя в порядок, — сказала она, её улыбка была едва уловимой, но тёплой.

Анна медленно направилась в ванную, её силуэт исчез за дверью, оставив меня в ожидании. Я наблюдал, как она скрывается в полутьме, и впервые за долгое время ощутил, как волна спокойствия мягко окутывает меня. Пусть это временно, пусть завтра снова придётся бежать, но этот короткий миг тишины и близости был важнее всего.

Она оставила дверь ванной приоткрытой, и мягкий свет лампы залил пространство, очерчивая её фигуру плавным сиянием. Вода зажурчала, и я наблюдал, как Анна медленно снимает одежду, обнажая своё роскошное, желанное тело. В каждом её движении было что-то завораживающее, грация и чувственность, словно она знала, что её взгляд прикован ко мне, и использовала это, превращая каждое действие в откровенный и изысканный ритуал. Её жесты были изящными, почти театральными, и при этом естественными, как у хищницы, играющей с добычей.

Я сидел в кресле напротив, вглядываясь в её отражение через приоткрытую дверь. Её тёмно-рыжие волосы, распущенные и слегка влажные, мягкими волнами спадали на плечи, создавая контраст с её обнажённой кожей. В свете лампы её фигура казалась живым воплощением мистики и соблазна. Каждый изгиб её тела, от стройных бедер до груди, источал силу и женственность, это было зрелище, от которого невозможно было оторваться. В тусклом свете и завихрениях пара её тело выглядело как ожившая статуя — гладкая, словно мрамор, но тёплая и живая, манящая и зовущая к себе.

Вода стекала по её плечам и спине, каждая капля блестела в свете, оставляя на её коже тонкие дорожки, словно драгоценные россыпи. Её движения были медленными и уверенными, и, казалось, что каждая часть её тела подчиняется лишь её собственной воле. Анна выглядела так, словно наслаждалась этим моментом, позволяла мне смотреть, зная, что её тело — оружие и соблазн одновременно.

Она обернулась и встретила мой взгляд, полный страсти и вызова. В этот момент напряжение внутри меня достигло предела, и я почувствовал, как меня тянет к ней, как будто между нами существовала невидимая сила, которой я не мог противостоять. Её глаза, горящие в тусклом свете, словно гипнотизировали, обещая забыть обо всём на свете, кроме нас двоих.

Когда она вышла из ванной, её кожа, покрытая каплями воды и облаком пара, сияла в полумраке, и каждое её движение было словно вызов — она знала, чего хочет. Она шла ко мне, её обнажённое тело было воплощением магии и силы. В каждом её шаге ощущалась уверенность и страсть, которые покоряли меня снова и снова. Каждое движение говорило о притяжении, о том, что близость неизбежна, и сопротивление — бессмысленно.

Мы оказались вдвоём в этом небольшом, замкнутом пространстве, где страх и угрозы остались за пределами стен. Здесь были только мы, тёплый свет лампы, который мягко ложился на её кожу, и напряжение, обещающее ночь, полную страсти и забвения.

— Ты наблюдаешь? — её голос был низким и бархатистым, в нём звучала игривая нотка, которая словно прикоснулась ко мне и обожгла. Она знала, что делает, и играла этим знанием, наслаждаясь моментом.

Я не мог оторвать взгляд от её обнажённого тела. Она подошла ближе, и её глаза полыхнули, словно в них запылало неукротимое пламя. В этот момент весь мир сузился, оставив только её одну. Она выглядела как амазонка, готовая не только к любви, но и к битве за то, что ей дорого. В её каждом жесте была скрытая мощь, и это будоражило.

Каждое движение Анны, её прикосновения, были полны страсти и желания. В этом мгновении мы забыли обо всём — о врагах, о мире за пределами этих стен. Эта ночь была только нашей, и мы погружались в неё с головой, словно в пучину, предаваясь каждому мгновению, каждой эмоции, что чувствовали друг к другу.

От возбуждения и нетерпения её объятий я стремительно рванул в ванную, ледяные струи воды обдавали моё тело, но я не замечал холода. Только страсть к моей любимой была незримо осязаема, как магнит, притягивающий к ней. Вода смывала усталость долгих дней борьбы, но мысли оставались о ней — о её манящем наготою теле, о том, как её взгляд и её прикосновения разрушают последние границы моего самообладания.

Я выскочил из ванной, не теряя ни секунды, и замер у двери, наблюдая, как Анна стоит у кровати. Её тёмно-рыжие волосы мягкими волнами спадали на плечи, её кожа сияла в свете лампы, словно у древнегреческой богини, сошедшей с небес. Она была воплощением силы и женственности — как амазонка, готовая к бою. Но сейчас её оружием была страсть.

— Ты долго, — прошептала она, её голос был наполнен вызовом, как тихий рык хищника, готового к прыжку.

Её глаза встретились с моими, и в них я увидел не просто страсть — я увидел безграничную любовь, готовность отдать всю себя и потребовать того же в ответ. Я не мог больше ждать.

Я приблизился к ней, чувствуя, как моё сердце бешено стучит. Её тело было воплощением совершенства — восхитительно гладкая кожа, освещённая мягким светом, где каждая линия была идеальна. Я коснулся её, и наши губы встретились в страстном, неукротимом поцелуе, который уже невозможно было остановить.

Я приближался к ней снова и снова, ощущая, как всё внутри меня закипает от страсти. Анна отвечала на мои прикосновения с той же пылкостью. Её нежные руки скользили по моей спине, обвивая меня. Она как будто боялась, отпустив меня, потерять этот волшебный момент. Амазонка отдалась мне полностью, не сдерживаясь, не уклоняясь от чувств. Мы больше не были двумя отдельными людьми, которые пережили столько испытаний вместе — мы сливались в единое целое, и мир исчезал, оставив только нас и наши чувства.

— Я так ждала этого момента, — прошептала она, едва отрываясь от моего лица, её дыхание было тяжёлым, губы горели. — Каждое мгновение с тобой было как подготовка к этому.

Её слова вспыхнули в моей душе, как искра, разжигающая пламя и вызвали во мне ещё больший прилив страсти. Я прижал её ближе к себе, чувствуя, как мы растворяемся друг в друге. Каждый изгиб её нагого тела словно был создан для моих ласк и прикосновений. Она была одновременно нежной и сильной. Как валькирия на поле боя была готова принять любое испытание, и это притягивало меня ещё больше. Её присутствие опьяняло, и я ощущал, как теряю контроль с каждым её поцелуем.

— Ты не представляешь, как сильно ты сводишь меня с ума, — прошептал я ей на ухо, слегка касаясь губами её шеи.

Я ощущал, как она содрогается от моих слов, и это ещё больше разжигало во мне огонь.

Анна сжала мои плечи, её пальцы оставляли легкие следы на моей коже, и я чувствовал, как она выгибается, отдаваясь полностью в мои руки. Мы упали на кровать, и всё вокруг исчезло, кроме нас двоих, в этом мире любви, боли и скорби.

— Я хочу тебя… — её голос был полон желания и дрожал от страсти, её глаза горели огнём, который не угасал, а только разгорался сильнее.

Я ответил ей без слов, позволяя нашим телам говорить за нас. Каждое движение было полным одержимости и силы, и каждый момент, казалось, длился целую вечность. Я чувствовал, как она откликалась на каждый мой жест, каждое легкое касание, и это только разжигало моё желание сильнее.

Она была воплощением женской силы, амазонкой, которой невозможно было сопротивляться. Её тело двигалось в такт со мной, и казалось, что всё, что было до этого, не имело значения. Вся наша история свелась к этому моменту, где мы могли отдать друг другу всё, что копили внутри.

— Ты мой, — прошептала она, её голос звучал уверенно и властно, и в этот момент я знал, что больше не смогу уйти или сбежать от неё. И это ощущение свободы и плена одновременно поглотило меня, и я сдался этому чувству.

Анна посмотрела на меня своими сверкающими глазами, в которых была не только страсть, но и глубокая привязанность, что казалась непреодолимой. Её ногти скользили по моей спине, оставляя следы, как огненные полосы желания и чувственности. Я внимал тому, как моё тело откликается на каждое её движение, на каждый вздох. Она была не просто амазонкой, она была моей стихией, мощной и неукротимой, но готовой отдаться мне целиком.

— Ты знаешь, — её голос звучал хрипло и обжигающе,

— Я могла бы сражаться с тобой всю ночь.

— И кто победит? — усмехнулся я, чувствуя, как её тело дрожит от нетерпения и страсти.

— Это зависит от того, кто сдастся первым, — в её голосе была игривость, смешанная с вызовом.

Наши тела двигались в едином ритме, и с каждым моментом становилось ясно — эта ночь навсегда останется с нами. Анна обвила мои плечи, её пальцы вжимались в мою кожу, будто она хотела стать частью меня, и я чувствовал, как её тепло проникает внутрь. В этот момент я перестал существовать отдельно — мы слились в единый порыв, две стихии, которые наконец обрели гармонию. Её тело, такое гибкое и сильное, двигалось со мной в едином ритме, и это заставляло меня терять контроль. Она была огнём, который я хотел удержать, но он охватывал меня всё сильнее.

Её губы прикасались к моим, с каждым разом настойчивее и требовательнее. Я чувствовал, как её дыхание сливается с моим, как наши сердца бьются в унисон. Её кожа была горячей, и каждое прикосновение напоминало электрический разряд, проходящий через нас, заставляя забывать о реальности. Мы двигались, не в силах остановиться, погружаясь всё глубже в наш страстный танец.

Анна прикусила мою нижнюю губу, её глаза сверкнули диким огнём. Она откинула голову назад, её волосы касались подушки, обрамляя её лицо, словно огненный нимб. Её тело извивалось подо мной, как будто пыталось вырваться на свободу, но её каждый вздох говорил о том, как сильно она хочет этого момента. Я смотрел на неё и видел не только свою возлюбленную, но и свою богиню, ту, которая способна свести меня с ума одним лишь взглядом.

— Я хочу больше, — её голос дрожал от желания, и я чувствовал, как её тело трепещет подо мной, словно струна виолончели, готовая издать свой самый чистый звук.

Она обвила мою шею руками, и наши губы снова встретились. Поцелуй был глубоким и жадным, как если бы мы искали друг в друге спасение. В этот момент всё было возможно, и мы не сдерживались. Анна двигалась с решимостью воина, как валькирия, готовая захватить свою добычу. Её прикосновения были вызовом, словно она проверяла, смогу ли я выдержать её страсть, и я отвечал ей тем же.

Её ногти снова оставляли следы на моей спине, и я чувствовал, как моё желание усиливается. Она извивалась, подчиняя меня своему ритму, дикому и неукротимому. В этот момент я знал — я больше не хозяин ситуации. Она захватила всё, и я был готов отдаться этому полностью.

— Ты мой, — её голос прозвучал уверенно и властно, и я понял: больше нет пути назад. Я принадлежу ей.

Она приподнялась, её грудь коснулась моей, её дыхание становилось всё быстрее, её глаза горели, словно пламя, которое невозможно погасить. Она провела мою руку по своему телу, её кожа была горячей и гладкой, и я ощущал, как её дыхание становилось прерывистым. Я отвечал ей без слов, мои руки скользили по её наготе, и каждый её отклик только усиливал наше слияние.

— Скажи мне, что ты мой, — её голос был полон страсти и уверенности, когда она прижалась ко мне.

— Я твой, — выдохнул я, чувствуя, как её движения становятся всё быстрее и увереннее.

Каждое прикосновение, каждый поцелуй были как удары молота, разжигающие огонь. Мы были единым целым в этот момент, неразрывно связанным. Её сила, её желание и страсть полностью захватили меня, и я не мог больше ждать. Она была всем, что я хотел и о чём мечтал, и этот момент принадлежал только нам.

Эта ночь осталась только нашей.

Раннее утро в Нью-Йорке было тихим, несмотря на глухой гул мегаполиса, который никогда не спит. Свет мягко проникал сквозь плотные шторы, окрашивая комнату в розовые и золотистые тона. В полумраке номер казался уютным, но всё моё внимание было сосредоточено на одном — на ней.

Анна лежала рядом, свернувшись клубком, словно дикая кошка, отдыхавшая после ночной охоты. Её тёмно-рыжие волосы рассыпались по подушке, словно солнечные лучи, мягко касаясь её лица. Она выглядела одновременно хрупкой и сильной, как настоящая тигрица, которая сегодня ночью украла моё сердце. Каждый её вздох был лёгким, ровным, словно после боя, который она выиграла.

Я не мог оторвать от неё взгляда. В ней сочетались женственность и страсть, но также и неукротимая сила. Её спокойное лицо, слегка приоткрытые губы и тело, окутанное остатками ночной близости, выглядели совершенными. В такие моменты я понимал, что больше не смогу жить без неё. Она была тем человеком, который заставлял меня чувствовать себя живым.

Но дела не терпели отлагательств. Я тихо встал с кровати, стараясь не разбудить Анну, и подошёл к столу. Мои мысли мгновенно переключились на более серьёзные вопросы. Я включил ноутбук, связанный с закрытыми каналами и сервером даркнета, и погрузился в чтение документов и сообщений.

Одно письмо привлекло моё внимание. Оно было зашифровано, и ключ этого шифра был только у меня и моего отца. Я дождался загрузки файла и ввёл встречный код, чтобы расшифровать его. Когда шифр был принят, сообщение открылось передо мной, и моё сердце учащённо забилось.

«Твоя семья в серьёзной опасности. Сегодня ночью трое неизвестных совершили дерзкое нападение на дом твоего отца. Он оказал отчаянное сопротивление, защищая своих близких. В короткой, но жестокой перестрелке двое нападавших были убиты на месте, но один выжил. Под пытками он признался, что приказ на ликвидацию отдал лично Майкл Донован, директор ЦРУ.

Твой отец, защищая Яну, получил тяжёлое сквозное пулевое ранение в грудь. Пуля прошла опасно близко к сердцу, но его состояние сейчас стабильно. Он находится в больнице под усиленной охраной, но остаётся слабым. Медики говорят, что его чудом удалось спасти. Прикрепляю фото из палаты.

Ты должен срочно выйти на связь. Время работает против нас.» К письму было прикреплено фото из больницы.

На снимке отец лежал на больничной койке, его лицо было бледным, но сохраняло привычное суровое выражение. Его короткие волосы, чёрные, как уголь, и аккуратная борода создавали образ человека, который даже в такие моменты не сдаётся. Я всегда знал, что он тайком красил волосы, но это никак не уменьшало его силу и авторитет.

Рядом с ним сидела Яна. Её светлые, почти золотистые волосы падали мягкими волнами до пояса, обрамляя бледное, напряжённое лицо. Её руки нежно, но крепко сжимали руку отца, словно она пыталась удержать его здесь, не дать уйти. В её глазах светилась тревога, и я мог заметить, как она едва сдерживала слёзы. Её любовь и забота были осязаемы — она была рядом, как ангел-хранитель, отчаянно пытающийся сохранить его жизнь, не отпуская его, как будто её присутствие могло защитить от опасности.

На фоне холодного больничного света и мониторов, фиксирующих состояние отца, Яна выглядела как последний оплот тепла и света, отчаянно старающийся удержать его на этом свете.

Каждое слово, которое я прочитал, каждый образ, что я увидел, врезались в мой разум, словно холодный нож. Отец… ранение… покушение. В моём сердце росла тёмная ярость. Этот Майкл Донован — улыбчивый лицемер, директор ЦРУ. Я уже знал, имея на руках доказательства, что он был замешан в грязных играх, связанных с нашей страной. Теперь он перешёл черту. Он тронул самое святое — мою семью.

Я почувствовал, как кровь закипает в жилах. В голове начали складываться кусочки мозаики. Это нападение было не просто актом личной мести — это был стратегический шаг на пути к чему-то большему. Донован хотел убрать отца, как ключевого свидетеля, который мог бы разоблачить его планы. Всё это укладывалось в парадигму подготовки переворота в моей стране — новой цветной революции, спланированной снаружи. Но они напали на нас, не учтя одного — я знал, как действовать и защищаться. Донован и его люди просчитались.

Я поднялся с кресла и подошёл к окну, глядя на утренний Нью-Йорк, залитый первыми лучами солнца, отражавшимися в окнах высоток и разбивавшимися на тысячи световых бликов. В голове уже начали выстраиваться планы мести. Я не позволю этому остаться безнаказанным. Донован заплатит за каждое преступление. Его агенты, его связи — я выведу их на чистую воду, даже если для этого придётся пройти через ад.

Я развернулся к Анне. Она ещё спала, её лицо было спокойно, но я знал — как только она проснётся, она будет рядом со мной в этом деле. Её страсть к бою была столь же сильна, как и моя жажда справедливости. Вместе с нею я был уверен в нашей победе и готов был идти до конца.

Майкл Донован должен умереть, чего бы мне это ни стоило.

Внезапно раздался мелодичный звонок телефона, нарушив утреннюю тишину. Я взял трубку, и мягкий голос портье сообщил, что меня уже ждут внизу.

— Вас ожидают, сэр.

Я бросил взгляд на Анну, которая ещё сладко дремала рядом. Наклонившись, я нежно поцеловал её в лоб, затем чуть ниже — в её мягкие губы. Её дыхание стало глубже, она чуть приоткрыла глаза.

— Я на встречу, — прошептал я.

— Вернусь к обеду.

Анна лениво потянулась, её тело мягко выгнулось на кровати, как у грациозной кошки. Она медленно протянула мне одну соблазнительную ногу, обнажив упругую грудь под простыней, и её хитрая улыбка не могла оставить меня равнодушным.

— Может, останешься? — её голос был тягучим и липким, словно мёд.

— Поиграем?

Я едва удержался от того, чтобы не вернуться на кровать, но быстро взял себя в руки.

— Нет, милая, не могу, — ответил я с лёгкой усмешкой,

— Кое-что случилось серьёзное. Вернусь и всё расскажу.

Не дожидаясь её ответа, я выскользнул из комнаты, зная, что если задержусь хоть на секунду дольше, её обаяние может заставить меня передумать. В голове уже крутились мысли о предстоящей встрече.

Антонио «Тони» Мангано забрал меня из гостиницы ранним утром. Его фирменная ухмылка и идеально сидящий деловой костюм подчёркивали статус опытного консильери, чья роль в семье Ломбарди была ключевой. В его манерах ощущалась уверенность человека, который держал в руках слишком много тайн.

Мы сели в чёрный лимузин, который стоял у входа в гостиницу, и машина плавно тронулась по улицам Нью-Йорка. По дороге Тони не мог скрыть своего восхищения:

— Ты, парень, действительно заставил всех говорить о себе. Бериш — это не просто союзники. То, что ты стал названным сыном Адриана Бериш, меняет многое. Мы давно знаем друг друга, и для семьи Ломбарди это важная новость. Не каждый день кто-то становится частью албанского клана.

Машина двигалась по знаменитым улицам Нью-Йорка. Мы проезжали по Пятой авеню, где высились небоскрёбы с прозрачными стеклянными фасадами, отражавшими утренний свет. На углу Парк-авеню виднелись дорогие бутики, доступные лишь тем, у кого бездонные карманы. Вдали мелькнули знаменитые башни Эмпайр-стейт-билдинг, сверкающие в первых лучах солнца.

— Влияние мафии на этот город, — продолжил Тони, — не всегда видно на первый взгляд, но поверь, каждый камень в этом месте чем-то связан с нами. Мы не правим, как раньше, но у нас всё ещё сильные корни. Банки, стройки, клубы, даже политика — мы везде.

Свернув с Бродвея, мы направились в более тихие районы, скрытые от глаз туристов. Здесь, в затенённых узких улицах Бруклина, где здания выглядели более старыми, а атмосфера — угрюмой, ощущалась подлинная суть Нью-Йорка. Тони оглядывал улицы, словно показывая мне неофициальный Нью-Йорк, город под покровом теней.

— Мы приехали, — сказал Тони, остановив машину перед старым кирпичным зданием.

— Я знаю о нападении на твоего отца. Весь Нью-Йорк об этом шепчется. Этот Донован, он сделал большую ошибку. Мой босс в курсе. Он знает об этом инциденте. И ещё кое-что… в доме тебя ждёт сюрприз.

Его лицо исказилось в полуулыбке, но в глазах было нечто большее — скрытая угроза и предупреждение. Я ощутил холодок по спине и напряжённо всмотрелся в его лицо, готовясь к тому, что меня ждёт внутри.

— Ты, конечно, молодец. Адриан Бериш в долгу перед тобой, и это многое значит для нас. Но не забывай — мир мафии всегда полон неожиданностей, — Тони закрыл дверь машины, жестом приглашая меня следовать за ним. Мы подошли к массивным дверям особняка, и я почувствовал, что этот день может стать переломным.

Внутри меня бурлили вопросы и догадки, но было ясно одно — сегодня начнётся что-то новое, и какой бы сюрприз меня ни ожидал, я был готов его встретить. Тени на стенах гостиной удлинялись в мягком утреннем свете, усиливая ощущение тревожного предчувствия.

Что-что, но сюрприз действительно удивил меня. Когда мы вошли в великолепную гостиную, я замер на пороге, вглядываясь в знакомый силуэт. В дверях, освещённая мягким светом, стояла Бьянка Риццоли — сестра Джованни. Её влюблённый взгляд был направлен прямо на меня, и легкий холодок пробежал по спине, смешанный с давно забытыми воспоминаниями.

— А вот и сюрприз! — многозначительно прогудел Тони, слегка подтолкнув меня вперёд, словно не замечая напряжения, которое мгновенно повисло в воздухе.

Бьянка была великолепна, как всегда. Её тёмные глаза блестели в полумраке комнаты, наполненные глубиной и чем-то ещё, что мне было сложно понять в этот момент. Её стройная фигура, с плавными изгибами, напоминала классический силуэт, который на Сицилии часто сравнивают с гитарой или скрипкой. В её каждой линии было что-то музыкальное и изящное, как будто она сама была создана для того, чтобы двигаться по жизни с этой грацией.

— Бьянка… — выдохнул я, не в силах сдержать удивление.

— Ты здесь?

— Конечно, — её голос был мягким, но в нём чувствовалась решительность. — Ты действительно думал, что я останусь в Сицилии, узнав, что тебе угрожает опасность? Как только я узнала об этом, не могла больше сидеть сложа руки. Мне пришлось приехать в Нью-Йорк. Я должна быть здесь, рядом с тобой.

Её слова проникали глубоко, оставляя во мне смешанные чувства. Я знал, что её приезд был не просто жестом заботы — это выражение чего-то большего. Ещё недавно я думал о Бьянке как о своей будущей жене. Она была частью моей жизни и стержнем семьи моего лучшего друга Джованни. Всё указывало на то, что наши пути пересекутся не только в делах, но и в личной жизни. Ещё два месяца назад я видел её своей будущей супругой, той, с кем можно было бы прожить спокойную жизнь… до того момента, пока не встретил Анну.

Анна… Вспомнив о ней, я ощутил внутренний конфликт. Анна и я — это был совершенно другой мир. Вихрь страсти, напряжение и постоянные угрозы — с ней всё всегда было на пределе. Но я знал, что наша история не будет долгой. Анна жила на пределе опасности, и я чувствовал, что рано или поздно она исчезнет. А Бьянка… Бьянка могла быть тем, кто останется, с кем я мог бы построить будущее. С ней я видел тихие вечера и стабильность, чего мне так не хватало.

— Я знаю, ты всегда умела удивить меня, — сказал я, стараясь сохранить лёгкость в голосе.

— Но не думал, что это будет таким образом.

Она чуть улыбнулась, в её глазах сверкнуло что-то нежное, но её тон остался серьёзным.

— Я здесь, потому что не могу позволить тебе сражаться одному. Я не могла просто наблюдать издалека. Тебе нужна поддержка, и я буду рядом.

Её слова вызвали во мне чувство благодарности, но и внутренней тревоги. Я знал, что этот выбор, между Анной и Бьянкой, рано или поздно встанет передо мной. С каждым днём всё становилось более запутанным. Я почувствовал, как мысли об Анне и её стремлении к свободе столкнулись с образом Бьянки, чьё спокойствие и уверенность в будущем манили меня. Я не хотел участвовать в этом непростом выборе, по крайней мере не сегодня.

Тони, стоявший чуть поодаль, с усмешкой хлопнул меня по плечу.

— Как я и говорил, парень, сюрпризы на этом не заканчиваются. В доме босса тебя ждёт нечто ещё. Но, — он подмигнул,

— Встреча с Бьянкой, думаю, была самым неожиданным для тебя из всего этого безумия.

Я посмотрел на Бьянку, на её стройную, словно вырезанную из мрамора фигуру, и почувствовал, как все эти годы воспоминаний о наших общих планах снова пробуждаются во мне. Её глаза были полны решимости, и в этот момент я понимал, что её приезд — это не просто жест заботы. Она хотела быть частью моей жизни, как когда-то мы оба мечтали.

Мы с Тони начали подниматься по широкой лестнице, ведущей в кабинет босса. С каждым своим шагом я ощущал нарастающее напряжение, зная, что встреча с главой одного из самых влиятельных сицилийских кланов Нью-Йорка — это не просто разговор. Это проверка. В воздухе витал запах дорогого дерева и сигар. Бьянка осталась внизу, но её прощальный взгляд висел в воздухе, как напоминание о том, что мне предстоит сделать выбор.

Когда мы вошли в кабинет, я увидел его — Франческо Ломбарди. Он сидел за массивным деревянным столом, заваленным бумагами, книгами и заставленным хрустальными стаканами. Франческо был слегка грузноват, его большой живот свидетельствовал о годах благополучной жизни. Однако его широкие плечи и уверенные движения выдавали человека, который когда-то в молодости был неплохим боксёром. Его лицо, грубое и с тяжёлыми чертами, хранило историю грубой физической силы, воли и умения выживать в самых сложных ситуациях. Это был человек, который поднялся на вершину благодаря хитрости, смекалке и железной воле.

— Ну, наконец-то, мы встретились, — пророкотал он, вставая и протягивая мне руку. Его голос был низким, с мягким сицилийским акцентом.

— Я наслышан о тебе, парень. Адриан Бериш и мой консильери говорили о тебе как о человеке, способном на большее.

Я сжал его крепкую руку и кивнул, чувствуя, что этот разговор станет решающим.

— Я рад встретиться с вами, синьор Ломбарди.

— Франческо, — поправил он с лёгкой улыбкой.

— Здесь мы не используем титулы, когда говорим по делу.

Он снова сел, жестом предложив мне стул напротив, и продолжил:

— Знаешь, мне очень жаль слышать, что произошло с твоим отцом. Это ужасно. Мафия в этом городе знает его не только понаслышке — у него всегда было влияние, и даже меня он в своё время впечатлил своим подходом к делам. Его авторитет опережает многих, даже меня. То, что случилось — дело рук подонков. Надеюсь, он поправится. Передай ему мои наилучшие пожелания.

Его слова вызвали у меня тёплое чувство благодарности. Я знал, что его сочувствие было искренним. Но затем Франческо сменил тон, становясь серьёзным:

— Тони мне рассказал, что ты ухаживал за Бьянкой. Я скажу так, сынок, — он пристально посмотрел мне в глаза. — Лучшие жёны рождаются в Сицилии. Наши женщины знают, как быть верными, сильными и любящими. Они воспитываются в католических традициях, и это накладывает отпечаток на их характер. С одной стороны, они могут быть мягкими и податливыми, но с другой — они сталь в бархатных перчатках. В семье они понимают, что такое подчинение, но это не значит, что они слабые. Поверь мне, Бьянка — одна из лучших.

Я молча кивнул, обдумывая его слова. Его взгляд был уверенным, и я понимал, что он действительно верит в свои убеждения. Он продолжал:

— И ещё одно. Я слышал о твоей операции в Техасе. Это была настоящая работа. Я видел репортаж по телевизору — впечатляет. Мало кто может устроить подобное и выйти без единой царапины. Браво. Но, — он сделал паузу и чуть улыбнулся,

— Я скажу тебе так: главное, чтобы такие дела не стали привычкой, иначе можно привлечь лишнее внимание.

Похвала прозвучала, но за ней сразу последовало предупреждение. Франческо откинулся в кресле и вздохнул:

— Теперь вернёмся к делам. Поставки наркотиков через клан Бериш в Европу идут, но я чувствую, что можно оптимизировать некоторые моменты. Семья Ломбарди хочет быть уверена, что мы используем все возможности. Хочу узнать твоё мнение. Как думаешь, мы можем улучшить логистику? Есть ли что-то, что мы упустили?

Я задумался на мгновение, представляя цепочку поставок и потенциальные уязвимости. Затем ответил:

— Вы можете оптимизировать маршрут, используя больше морских транспортных путей, избегая крупных европейских портов, таких как Гамбург или Роттердам. Эти места на радаре у всех крупных служб безопасности. Вам нужны второстепенные порты — в Португалии или на юге Франции. Также стоит рассмотреть возможность использования автоперевозок из Албании через Восточную Европу. Контроль там слабее, чем в центре ЕС, особенно в Балканских странах. Оттуда можно распространять товар уже по Европе через сети местных дилеров.

Франческо кивнул, очевидно впечатлённый моими предложениями, и его глаза блеснули одобрением.

— Ты мыслишь стратегически, — сказал он, слегка наклонив голову.

— Именно такой подход я и хотел услышать.

— Это звучит разумно. Автоперевозки через Восточную Европу — действительно отличный вариант. Мне уже говорили о твоих аналитических способностях, и они меня впечатлили, особенно твоя способность быстро ориентироваться. Не зря Адриан так хвалил тебя.

Он откинулся в кресле и протянул руку к маленькому шкафу с напитками.

— А теперь, — сказал он с лёгкой улыбкой,

— Давай закончим разговор по-человечески. У меня есть отличный виски. Привезли его прямо из Шотландии. Macallan Rare Cask. Давай, выпьем за встречу и за будущее сотрудничество.

Франческо налил два бокала, передал один мне и поднял свой.

— За тебя и за твою семью.

Я поднял бокал и встретил его взгляд, ощущая тёплую волну благодарности и уважения. Мы выпили, и Франческо поставил пустой стакан на стол. Его лицо стало серьёзным, и глаза прищурились, словно он вновь оценивал меня с новой точки зрения.

— Знаешь, вся мафия в Нью-Йорке сейчас на взводе, — начал он, слегка покачивая головой.

— Этот крысёныш, Майкл Донован, обманул нас всех. Он использовал наши кланы, обещал поддержку, рассказывал, как мы поможем ему выиграть президентские выборы для своего кандидата. А потом, как только его человек оказался в Белом доме, он продал нас всем прокурорам и агентам ФБР.

Франческо сделал паузу, его голос стал более напряжённым.

— Несколько семей серьёзно пострадали: арестовали людей, закрыли крупные дела, конфисковали активы. Всё пошло под откос. Например, семья Риккардо потеряла контроль над своим складом в порту и крупную долю в строительном бизнесе. То, что он сделал, — это предательство в чистом виде.

Я ощутил прилив ярости, слушая его слова. Влияние Донована давно вышло за рамки ЦРУ. Майкл играл с огнём, и теперь последствия чувствовались на каждом уровне. Этот человек был кукловодом, манипулировавшим мафией для своих политических целей. Внутри меня росло чувство решимости — я знал, что скоро придётся принимать важные решения.

— Донован не только предал нас, — продолжил Франческо, сжав кулаки.

— Он объединился с мексиканским наркокартелем «Буентес». Они уже несколько лет подбираются к нашей территории, а теперь, благодаря Доновану, начали захватывать всё больше и больше. Они вмешиваются в наши дела не только в США, но и в Европе. И что ещё хуже — у них теперь есть поддержка Лорда Джеймса Хэверсона, главы британской внешней разведки МИ-6.

Франческо сделал паузу, его глаза сузились.

— Это не просто альянс на бумаге. Донован и Хэверсон заключили взаимовыгодную сделку. Хэверсон получает от Донована доступ к нашим маршрутам и схемам в Европе, которые он использует для усиления влияния британской разведки в Восточной Европе и контроля над наркоторговлей. А Донован, в свою очередь, получает прикрытие и поддержку. Хэверсон помогает ему отвлекать европейские спецслужбы и держать в тени их операции, используя влияние МИ-6.

Я слушал, чувствуя, как внутри меня нарастает решимость. Мой взгляд становился всё более сосредоточенным, мысли начинали выстраиваться в чёткую цепочку. Донован всегда играл грязно, но теперь он перешёл грань. Он поставил под угрозу не только меня и мою семью, но и всю торговую сеть моих новых друзей. Это был не просто личный вопрос — это было выживание. Моя ярость, которая до этого бурлила, теперь превратилась в холодное чувство, точное и управляемое. Внутри меня уже созрел план.

Франческо наклонился вперёд, заметив мой сосредоточенный взгляд, и продолжил:

— Мы знаем, что ты уже столкнулся с их людьми в Техасе. Ты справился с их бандитами, но я уверен, это только начало. — он посмотрел мне в глаза, его выражение стало более пристальным.

— Что ты планируешь делать с Донованом?

Я выдержал его взгляд, а затем, не моргнув глазом, твёрдо ответил:

— Я планирую его убить.

На мгновение воцарилась тишина, и я почувствовал, как слова повисли в воздухе. Внутри меня всё стало кристально ясным. Убийство Донована — это не просто месть. Это расчётливый шаг, который я должен сделать ради сохранения семьи, наших позиций и ради тех, кто полагается на меня. Я готов сделать это, потому что понимаю: иной исход невозможен.

Франческо улыбнулся, на его лице появилась кривая ухмылка. Он откинулся назад, и в его глазах сверкнула искра.

— Вот это я понимаю. Это слова не мальчика — мужчины! — сказал он с явным удовольствием.

— Такой решительности нам давно не хватало. Донован перешёл черту, и его время истекает. Но тебе будет нелегко — этот человек окружён сильными игроками, а его связи уходят далеко за пределы США.

Франческо подошёл к шкафу с напитками и налил ещё по бокалу виски.

— Но если ты решился на это, — продолжил он, передавая мне стакан,

— Я с тобой. И не только я. Я переговорю с другими семьями. Мы объединим усилия. В конце концов, Майкл Донован — общая проблема, и его устранение даст нам всем шанс восстановить наши позиции. Кланы в Нью-Йорке поддержат тебя. А что касается Бериш, думаю, Адриан тоже не останется в стороне. Мы начнём действовать немедленно.

Франческо подошёл ко мне и по-отечески приобнял, поднял свой бокал и взглянул на меня с уважением.

— За успех нашей миссии и величие общей победы, — добавил он с серьёзностью.

— За тебя, за твоего отца и за наше общее дело. Пусть этот крысёныш Донован получит по заслугам.

Я поднял бокал в ответ. Теперь у меня была не только личная месть, но и поддержка самых влиятельных людей в этом мире.

— За Донована, который скоро станет прошлым, — произнёс я и сделал глоток.

— Франческо, — сказал я, выпив глоток, обращаясь к боссу мафии.

— После Донована мне понадобится помощь в Канаде, в Ванкувере.

Франческо нахмурился и посмотрел на меня с интересом.

Я поднял бокал в ответ. Теперь у меня была не только личная месть, но и поддержка самых влиятельных людей в этом мире.

— За Донована, который скоро станет прошлым, — произнёс я и сделал глоток.

— Франческо! — выпив глоток, я обратился к боссу мафии,

— После Донована мне понадобится помощи в Канаде, в Ванкувере.

Франческо нахмурился и посмотрел на меня с интересом.

— Что там у тебя за проблема, сынок? — спросил он.

— Нет такой проблемы, которую мы вместе, — он приобнял меня и добавил с усмешкой,

— Не можем решить!

— Мне надо будет вернуть домой бывшего президента и министра обороны.

— Зачем тебе с ними пачкаться? — спросил глава клана, приподняв бровь.

— Дам команду своим капитанам. Они их найдут и на кусочки порежут, — он ехидно усмехнулся и пригубил бокал.

— Они мне нужны живыми. Хочу вернуть их в страну, которую они уничтожили и разорили. Я мечтаю, чтобы они посмотрели перед смертью в глаза людей, чьи близкие и родные никогда не вернутся домой.

Франческо внимательно посмотрел на меня, прищурив глаза, словно обдумывая мои слова. Он медленно вертел бокал с виски в руке, и на его лице появилась серьёзность, которую я редко видел.

— Ты хочешь устроить им встречу с их собственными демонами, — сказал он, глядя мне прямо в глаза.

— Это не просто месть, это акт справедливости. Ты хочешь, чтобы они осознали свою вину до конца.

Я кивнул, ощущая, как в груди разгорается огонь. Я действительно хотел большего, чем просто их смерти. Смерть этих червей должна быть осмысленной, мучительной — для них и для тех, кто пережил их предательство.

— Ванкувер… — Франческо снова сделал глоток виски и слегка покачал головой.

— Слышал, что в Канаде всё не так просто. Это не наши улицы, не наши законы. Но если ты уверен, что они там, и они нужны тебе живыми, значит, так тому и быть. Я свяжусь с семьёй Д’Анджело. Они держат Ванкувер под своим контролем уже не первый год, имеют свои связи с местными полицейскими и знают, как обходить пограничный контроль, и главное — у них есть надёжные люди, которые умеют работать без лишнего шума. А я дам своих ребят — профессионалы. Они умеют избегать ловушек и знают, как действовать в чужом городе. Мы подготовим почву для действий, когда ты будешь готов перейти к следующему этапу.

— Спасибо, Франческо, — сказал я, чувствуя признательность за его понимание и готовность помочь.

— Эти люди должны понести наказание за всё, что сделали. Но их судьба должна быть решена там, где они причинили столько боли. Но сначала нужно закончить с Донованом. Пока он жив, я не могу позволить себе отвлекаться.

Франческо снова улыбнулся, но в его глазах оставалась серьёзность.

— Уважительная причина. Не каждый способен на такую дальновидность в своей мести. Большинство просто действуют на эмоциях. Но ты — другой. У тебя есть план, а это ценно. И я уважаю это, — он поднял свой бокал ещё раз.

— Ну что ж, будем работать вместе. Ты получишь необходимую помощь. — он сделал глоток виски и продолжил,

— Понимаю. Донован — это сейчас первоочередная цель, и его устранение будет сигналом для всех. Мы сосредоточимся на этом. Но знай: как только с ним будет покончено, дорога в Канаду откроется, и наши люди обеспечат всё необходимое.

Я кивнул, ощущая, как моё решение становится твёрже. Сначала — Донован. Его ликвидация — это не просто шаг вперёд, а начало разрушения всего, что он построил. Он причинил слишком много боли, и его смерть станет первым актом восстановления справедливости.

На мгновение я почувствовал, как тёплая волна благодарности разлилась внутри. Слова Франческо имели особый вес. В мире, где большинство живёт по правилам страха и импульсов, моя дальновидность и планирование были высоко оценены. Я понял, что его слова — это не просто комплимент, а доверие и признание моих способностей. Это давало мне больше уверенности в том, что я на верном пути.

Мы снова выпили, и в комнате на мгновение повисла напряжённая тишина. Я чувствовал, как его уважение и доверие укрепляют мою решимость. Теперь всё обретало новый смысл — это было не только личное дело, но и общая борьба за восстановление справедливости.

— Эти твои планы — не просто месть, — сказал Франческо, внимательно глядя на меня. — это восстановление баланса, чего давно не хватало. А таких людей, как ты, стоит держать близко. Ты молод, но у тебя есть умение видеть дальше, чем многие.

Я на мгновение задумался, ощущая, как его слова проникают вглубь. Мои мысли вернулись к тому, что для меня значит справедливость. Это больше, чем желание мести — это стремление к восстановлению равновесия и порядка, которых так не хватает в этом мире. Франческо увидел это и признал во мне не просто соратника, а человека, способного на большее.

— Мне просто нужно добиться справедливости, — ответил я, чувствуя, как уверенность внутри крепнет.

Франческо кивнул, и я ощутил его поддержку сильнее, чем прежде.

— Справедливость, сынок, — пробормотал он.

— Иногда это слово звучит слишком легко, но её вес огромен. Справедливость — это не просто наказание. Это попытка восстановить то, что было разрушено, и вернуть баланс в мир, где слишком долго царил хаос. Она иногда кровавых требует жертв, и порой те, кто стремится к ней, теряют больше, чем находят. Но именно это делает её такой ценной. Она даёт нам силу и смысл бороться, даже когда всё кажется потерянным.

Он посмотрел на меня пристально, словно проверяя, действительно ли я понимаю, во что ввязался.

— Поэтому, если ты готов идти до конца, знай: ты будешь не один. Мы поддержим тебя, пока справедливость не восторжествует, но помни — путь этот будет нелёгким.

Его слова проникли глубоко в моё сознание, и я кивнул, ощущая, как решимость внутри меня крепнет. Я понимал, что справедливость, о которой он говорил, была больше, чем простая месть — это была борьба за что-то большее, за то, что должно было быть восстановлено, независимо от цены.