Сердцебиение. Роман

Maрк Шувалов

Как и почему два человека находят друг друга? Сколько времени нужно для того, чтобы понять – это твой человек и нельзя медлить, нельзя отдать его кому-то, нельзя отпустить. Чем определен выбор – физиологией или же чем-то более сильным и глубоким? Что есть любовь – радость или постоянно ноющая боль и страх потерять свое счастье?

***4

Ближе к обеду она своими настойчивыми просьбами все-таки вынудила меня отвезти ее домой — нам обоим требовалось завтра с утра ехать на работу. Однако время до вечера и ночь обернулись для меня пыткой. Мне нестерпимо хотелось осязать тело этой упрямицы и слышать ее дыхание. Хотелось держать ее в руках, точно пойманную птицу, сердце которой готово выскочить из груди. Я почти реально ощущал, как она дрожит, прижимаясь ко мне, будто прося защиты, и никак не мог разделить свои влечения на вожделение и на желание согревать ее как ребенка. Они словно продолжали друг друга. Этот замкнутый круг держал меня в возбуждении почти до утра.

Четверг1

Совершенно вымотанный, с самого появления на работе я ощущал себя крайне вздёрнутым. И голод мой, как уже было понятно, не мог быть удовлетворен просто сексом, мне требовалась она сама — с теплом кожи, запахом волос, со слезами и улыбкой после завтрака.

Я позвонил ей днем. Она ответила только на третий мой звонок.

— Привет, мелкая! Как ты там?

— Вы отвлекаете меня, не могу сосредоточиться, — приглушенным голосом сказала она, — У шефа переговоры с зарубежными партнерами, мне переводить вживую.

— Ты что, синхронист? — крайне удивился я, так как еще не встречал никого в ее возрасте, кто бы владел разговорным английским на уровне переводчика живой речи.

— Да, инглиш и франсэ.

— Даже так? — вновь удивился я, но сейчас меня интересовало другое, — Когда сегодня увидимся?

— Вряд ли получится, — смущенно ответила она.

— Ты моей смерти хочешь? Я всю ночь не спал.

Слава богу, к шести вечера она послушно прислала смс — заберите меня из офиса. Пока я ехал за ней, меня трясло. Я едва справлялся с управлением машины, в голове шумело как после попойки. А когда она села рядом, я не смог удержаться и впился в нее поцелуем как умалишенный. Впрочем, очень не хотелось, чтобы нас увидели, поэтому пришлось поскорее завести двигатель и гнать машину к дому.

Саша вновь выглядела как натянутая струна. А губы ее после поцелуя сразу несколько опухли и пересохли. Она то и дело совершенно невинно облизывала их, но желание стало разрастаться во мне словно снежный ком.

Я даже радовался уже ее упрямому молчаливому сопротивлению, наверно, именно оно и заводило меня как пружину, тем более, что мне ничего не стоило справляться с ней, не мог только понять, когда же наступит хоть маломальское насыщение, которое все не приходило. Меня словно приливной волной упрямо прибивало к ней.

— Почему ты сопротивляешься? Тебе ведь было хорошо сейчас, — все-таки спросил я, когда мы отдыхали. И вновь она не ответила, а села и стала заплетать волосы. Я повернул ее к себе лицом и повысил голос:

— Не смей отворачиваться! Смотри на меня!

Это возымело действие, и она подняла свои невыразимо чистые глаза.

Что в них было? Я не смог бы объяснить словами, но при этом всё в них понимал. Даже загадочный страх, а тем более желание, которого она стыдилась.

И все-таки мне удалось растопить ее лёд — она впервые сама робко коснулась моего лица, хотя тут же отдернула руку.

— Прекрати эти игры, — прижал я к себе ее ладонь, — Ты измучила меня.

— Это ты измучил меня! Не так? — возмутилась она.

— Ну ладно, ладно… давай больше не мучить друг друга, — попытался сказать я примирительно.

— Наконец-то! Слава богу. Тогда я поеду домой! — заявила она.

— Ты все неправильно поняла! — чуть не задохнулся я, — Просто будь со мной. Неужели это мучит тебя?

— А ты как думал?! — крикнула моя пленница, на что я так же крикнул ей в ответ:

— Тогда терпи! Сейчас я не могу отпустить тебя!

Все понеслось по уже накатанному сценарию. Правда, теперь я старался быть внимательнее и нежнее к ней. Хотя вряд ли у меня это хорошо получалось, мои поцелуи то и дело перекрывали ей дыхание. Однако сопротивление ее несколько ослабло, в конце она опять непроизвольно сама схватилась за меня тонкими пальцами, изогнулась мне навстречу, и я впервые услышал ее сдавленный чувственный стон, после чего руки ее бессильно разжались. Она лежала в ореоле своих длинных, разметавшихся по подушке волос, закрыв глаза и приоткрыв рот, чтобы было легче дышать, в совершенном изнеможении. А я так и остался неутоленным. Это было невыносимо.

В преддверии засыпания память часто возвращала меня в июльское утро на лугу, который когда-то находился сразу за нашей старой дачей. Осознанно я помнил себя лет с десяти, то лето, когда убегал через проем в заборе, чтобы залечь в высокой траве и наблюдать за рассветным туманом, который медленно поднимался над землей и постепенно таял на солнце. Меня окружали запахи цветов и трав, птичий перезвон из соседнего лесочка и близкое поблескивание речной воды, прячущейся за раскидистой ивой на берегу. Каждый день к этой иве приходила молодая девчонка, оглядывалась по сторонам, заходила за обильно свисавшие тонкие ветви, быстро раздевалась и ныряла в воду, показав мне только голую спину и светлые трусики. Сердце у меня замирало в ожидании, когда она выйдет на берег, и я увижу ее обнаженные молочно белые груди, упруго колыхавшиеся от каждого движения. Волнение моё достигало предела, меня окатывали горячие волны, поэтому я совершенно не запомнил ее лица. В памяти остались только длинные волнистые волосы и мелькнувшие веснушки у нее на носу, которые я разглядел, когда она проходила по тропинке совсем рядом со мной и нагнулась сорвать цветок, оказавшись в опасной от меня близости.

Пятница1

Утром я проснулся, когда Саша была уже полностью одета, накрашена и причесана.

— Сегодня мне нужно пораньше. Завтрак на столе, — сказала она, — Такси я уже вызвала.

Ее алая помада, подведенные глаза, одежда в пастельных тонах и весь строгий офисный вид просто обожгли меня.

— Как ты можешь?!

— Что? — изумилась она.

— Вот так бросать меня одного.

— Не будила, чтобы подольше поспал.

— Вряд ли я выживу до вечера без утреннего моциона.

— Прости, я не подумала…, — испуганно пролепетала она.

Пришлось спешно раздеть ее и просто вынудить опереться локтями на стол, чтобы не помять прическу и не нарушить макияж. Видеть и обладать ею, изогнувшейся от стола в мою сторону, гладить ее гибкую спину, проникая через нежнейшие подмышки к ее груди, и при этом не сбавлять темпа, оказалось очень острым удовольствием.

После всего я самодовольно наблюдал, как она спешно застегивает струящуюся блузку и втискивается в свою умопомрачительно узкую юбку. Однако просто смотреть на это оказалось выше моих сил, и я вновь напал на нее с поцелуями, хотя губы у нее и без того выглядели опухшими.

— Сколько можно?! Когда ты уже насытишься? — в сердцах воскликнула она, отстранившись от меня и заново приводя себя в порядок. На что я ответил ей:

— Сам бы очень хотел это знать.

Она внимательно взглянула на меня, а я недовольно спросил:

— Зачем такая яркая помада?

Когда за ней закрылась дверь, меня обступила какая-то совершенно непривычная пустота. А ведь я всегда очень любил свою квартиру. Теперь же ни один из предметов меня не радовал, мало того, все стало казаться безвкусным, серым и холодным. Хотя я выложил немало средств на обустройство своего жилища в минималистском стиле с предпочтением цветов хрома и графит. И казалось бы, Саша должна была хорошо сочетаться с ними. Она и сочеталась, правда, только пока оставалась в своей офисной одежде, но нагота делала ее слишком уязвимой в этом строгом интерьере. И как только ее тело могло быть таким нереально гладким и нежным?

Я не находил себе места, хотя требовалось просто собраться на работу. Бессмысленно покидав папки с документами в сумку, я все-таки спустился к машине и вдруг между сиденьями увидел Сашин бейджик. Не помню, чтобы он был на ней в нашу первую встречу у меня в офисе, я бы обязательно обратил на него внимание. Вчера она вроде бы искала его, но так и не нашла. На нем значилось: Торгово-промышленный холдинг «Оптима», Александра Вейсман, секретарь-референт. Я положил его себе в карман и несколько минут не мог никак успокоить сердцебиение и завести двигатель. Референт, значит. Не слишком ли ты молода для такой должности, подумал я, с раздражением вспомнив о ее метросексуальном начальнике.