Ужасы (жанр)

Ужасы или хоррор (англ. horror) — жанр фантастики, который предназначен устрашить, напугать, шокировать или вызвать отвращение у своих читателей или зрителей, вызвав у них чувства ужаса и шока. Литературный историк Дж. А. Куддон определил ужасы как «фрагмент художественной литературы в прозе переменной длины … которая шокирует или даже пугает читателя, или, возможно, вызывает чувство отвращения или антипатии». Авторы произведений в жанре «ужасы» создают жуткую и пугающую атмосферу. Ужас часто сверхъестественный, хотя может быть и не сверхъестественным. Часто главная угроза произведения в жанре «ужасы» может быть истолкована как метафора больших опасений общества.

Источник: Википедия

Упоминания в литературе

В 1960-е же годы появился и жанр gore, создателем которого стал Хершелл Гордон Льюис, снявший хиты «Кровавый пир» (1963), «Раскрась меня кроваво-красным» (1965), «Кудесник крови» (1970) и главный фильм «2000 маньяков!» (1964). Акцент в его картинах был сделан исключительно на «расчлененке» и обилии крови. Большей частью все его кино являлось значительно менее художественными вариациями знаменитой сцены в душе из «Психо» (1960) Альфреда Хичкока, растянутыми на полтора часа. Так или иначе, Хершелл Гордон Льюис вошел в историю грайндхауса как настоящий мастер, создатель субжанра ужасов gore, и ныне считается культовым режиссером. Собственно, он предвосхитил мастеров ужасов 1970-х.

Александр Павлов, Постыдное удовольствие. Философские и социально-политические интерпретации массового кинематографа, 2014

В своей ранней критической статье «Отношение Шекспира к чудесному» (1793) Тик рассматривает всего несколько пьес – тех, что к тому времени были переведены на немецкий (и некоторые – самим Тиком). Тик размышляет о волшебном в трагедиях и комедиях. Попутно он дает им классификацию, не зависящую от «периодов» творчества Шекспира. Особенно автор выделяет «Бурю» и «Сон в летнюю ночь», – как самые чудесные и полные фантазии пьесы. И, как бы уважительно Тик ни отзывался о «Макбете» и «Гамлете», по тексту статьи понятно, что по настоящему в творчестве Шекспира молодого критика увлекают комедии. «Я не хочу утверждать, что «Сон» был написан ровно за 17 лет до «Бури», но я убежден, что «Буря» была написана гораздо позже «Сна», так как она есть ни что иное, как более прекрасный и усовершенствованный его вариант. Чудесное и способ работы с ним – превосходны, и это выделяет пьесы-зрелища в особый ранг, и делает их непохожими на все остальные пьесы Шекспира. […]. «Макбет» и «Отелло» могут быть более высоко оценены знатоком, чем «Буря» и «Сон в летнюю ночь». Но очевидно, что мягкие и светлые картины этих комедий резко контрастируют с гигантскими фигурами трагических героев. Здесь не найти пышущей страсти, мира призраков, которые наполняют нас страхом и ужасом. Шекспир приказывает своим громам молчать, чтобы не мешать воображению создавать эти приятно волнующие картины. Он вводит зрителя в свой мир чудес и знакомит его со своим вихрем волшебных трюков в уютной, интимной атмосфере. Да так, чтобы страх перед неведомым не отделял зрителя от его таинственной мастерской.

Е. А. Ткачева, Театр Людвига Иоганна Тика. Реконструкция постановочного метода Людвига Иоганна Тика на материале его драматургии, 2010

Творчество Уильяма Ходжсона с каждым годом обретает все больше внимания со стороны отечественного и зарубежного читателя. В Англии издается полное собрание сочинений автора. Его переводят на иностранные языки. Приходит он и в Россию. Основными для творчества Ходжсона следует назвать два произведения, которые сегодня мы представляем читателю под одной переплетной крышкой: роман «Ночная Земля» и повесть «Дом в Порубежье». Блеск вымысла и полные тайн видения героев обеих книг уводят читателя из мира елизаветинской и викторианской Англии в края, открытые только фантазии, – в мир, пребывающий у конца времен, нарисованный в такой убедительной манере, словно сам автор действительно побывал в нем. Оба произведения соединены одной темой – темой вечности, темой любви, темой страха перед чудовищами, из внешней тьмы приходящими. Соединяет их и судьба главного героя, как бы разворачивающаяся одновременно в елизаветинской Англии и на остывшей Земле, под погасшим солнцем. Ночные видения Ходжсона, без всякого сомнения, стали одним из источников вдохновения для Г.Ф. Лавкрафта и многих других классиков литературы ужаса.

Уильям Хоуп Ходжсон, Дом в Порубежье

История Мариши Пессл – не совсем типичная для американской литературы история Золушки. Выпускница колледжа по специальности «английская литература», Пессл два года работала финансовым консультантом в компании Pricewaterhouse Coopers, а потом бросила работу и села писать роман. Начала она его в 2001 году, а закончила в 2004-м и долго искала, где бы его опубликовать. В частности, послала письмо агенту своего кумира Джонатана Франзена Сьюзен Голомб, приложив первые главы романа и охарактеризовав его следующим образом: «Эта книга не будет похожа ни на что, что вы читали в этом году: забавная, энциклопедическая и безумно амбициозная история о любви и потере, молодости и старении, ужасе и предательстве». Что-то в этом описании зацепило агента, и она потребовала прислать ей заключительные главы, а затем оперативно продала роман издательству Viking. Книга 28-летней писательницы вызвала дикий ажиотаж, через месяц издательство уже допечатывало роман в пятый раз, он твердо держался где-то в середине списка бестселлеров, а когда оказалось, что автор – кареглазая красавица с локонами, то уже ни одно издание не отказалось от того, чтобы написать свою пару строк о Марише Пессл. Издательство даже стало использовать ее внешность как козырь, поместив портрет писательницы на обложку книги и существенно повысив этим продажи.

Мариша Пессл, Некоторые вопросы теории катастроф, 2006

Куинн предвосхитил произведения Клайва Баркера и прочих авторов «сплаттерпанка» примерно на пятьдесят лет, но, используя свой медицинский опыт, он написал несколько поистине ужасающих историй, таких как «Дом ужаса» и «Дом, где остановилось время». Они содержат одни из самых отвратительных описаний изуродованных людей, когда-либо помещенных на бумаге. Жертвы безумного доктора в «Доме ужасов», в частности, должны стоять в начале списка медицинских изображений чудовищ в художественной литературе.

Сибери Куинн, Ужас на поле для гольфа. Приключения Жюля де Грандена (сборник)

Но в фильмах режиссера присутствует традиция не только романтической литературы, но и кинематографической классики в представлении страшных фантастических образов. Создавать страх и ощущение напряженного ожидания, саспенс, Бертон и Эльфман учатся у классиков сказочного жанра, таких как Уолт Дисней или такого классика ужасов, как Альфред Хичкок. Режиссер и композитор следуют известным образцам и в некоторой степени их пародируют. Оба не без гордости указывали на то, что выросли на фильмах ужасов студии «Хаммер» и музыке композитора Бернарда Херрманна к фильмам Хичкока.

Коллектив авторов, Эстетика звука на экране и в книге. Материалы Всероссийской научно-практической конференции 12–14 апреля 2016 года, 2016

Период падения интереса к супергероям совпал с антикомиксной истерией, охватившей США в пятидесятые. Результатом обширной травли, развернутой в СМИ и дошедшей до Конгресса, стало принятие так называемого Комикс-Кода. Комиксы, не подходившие под его нормы, просто не попадали на прилавки, а широкое распространение по газетным киоскам в те времена, когда специализированных магазинов комиксов не было, означало 80 % успеха. «Благодаря» Комикс-Коду жанры crime и horror практически исчезли с рынка до конца шестидесятых. На место классических ужасов пришел новый жанр – монстр-комиксы, в духе «Кинг-Конга» и «Годзиллы».

К. С. Кутузов, Тайная история комиксов. Герои. Авторы. Скандалы, 2017

Подводя итог, отметим, что в России, насколько можно судить, использовались семь сюжетов из собрания «Сказок» братьев Гримм. Отбирались сказки с выраженной сатирической направленностью и политическим подтекстом. Ни одна сказка не была экранизирована в соответствии с оригиналом, каждая была трансформирована и использована как модель для идеологического высказывания: либо политического, либо этического свойства. Художественная форма сказки также деформирована и превращена либо в музыкальную драму, либо в притчу. Почти все конфликты из мира инфернального перенесены в реальный и трактованы как столкновение разных жизненных позиций и мировоззрений. Соответственно, в жанровом отношении нет ни мистических триллеров, ни фильмов ужасов, ни чёрных комедий, ни эротических драм. Лишь последний мультфильм обнаруживает интерес к немецкой романтической модели двоемирия, двойственности сознания и теме инфернального двойника. Природа зла осмысляется не в социальном и не в политическом ключе, как прежде, а рассматривается на глубинном уровне, мистическом, кроющемся в человеческой природе и в законах мироздания. Для кризисных эпох возвращение интереса к онтологическим вопросам и жанрам философско-религиозного характера является закономерным явлением.

Сборник статей, Немецкая литературная классика на русском экране и русская на немецком. Материалы научной конференции 6–7 декабря 2012 года, 2012

После огромного успеха своей предыдущей книги «Открытие Франции» Робб возвращается в столицу и показывает нам, что Эйфелева башня, Лувр, парижские кафе и Монмартр – это всего лишь декорации для странных, разрозненных, окутанных атмосферой тайны и магии фрагментов истории. В каждой главе есть свой сюрприз. Это яркая, написанная богатым языком, затягивающая с головой, искренняя и познавательная книга… Я всегда считал, что хорошо знаю Париж, но Грэм Робб заставил меня с ужасом осознать, что я едва ли понимал, каков он на самом деле.

Грэм Робб, Парижане. История приключений в Париже., 2012

Зрители мелодрамы ждут сильных чувств, и эта психологическая реальность, это «зрительское чувство» лежит в основе любого мелодраматического действия, или, как пишет Германн Каппельхофф, «Цель такого рода действия – не сообщение или презентация, но возбуждение чувств; оно направлено на инсценирование самоценных переживаний в темном пространстве зрительного зала»[138]. Предпосылками к возникновению такого рода переживаний являются не только упрощение, ясность и однозначность, но также акцентирование и продление во времени эпизодов, обладающих сильным эмоциональным воздействием. В «Войне и мире» к ним, без сомнения, можно отнести сцену новогоднего бала, в которой только один танец Наташи и князя Андрея со сменой верхних, нижних, боковых ракурсов, с нарастающим темпом музыкального сопровождения, продолжается почти две минуты. К тому же бал, с его пышными нарядами и дорогими интерьерами, предполагает дополнительную зрелищность, оправдывающую, исходя из логики жанра, продолжительность сцены. Такую же нагрузку несет и эпизод смерти старого графа Безухова с церковным пением и священниками в шитых золотом одеждах. С их яркостью контрастирует маскообразное лицо похожего на зомби умирающего, который, как в фильме ужасов, собрав последние силы, хватает костлявой рукой свое завещание, чтобы его не украли.

Сборник статей, Отечественная война 1812 года. Экранизация памяти. Материалы международной научной конференции 24–26 мая 2012 г., 2015

Текст мистической песни «Зов теней» был навеян мне уймой зловещих книг писателей начала ХХ века, российских и западноевропейских футуристов, мистиков и декадентов. А что ещё может интересовать нормального романтического юношу в 19 лет? Секс, мистика, ужасы, кашмары, рок-н-ролл, веселье, угар, приключения и клёвые шмотки. Тащемта, быстрое познание устройства мироздания. Познание, через призму мрачной готики, от символистско-декадентской Э.С.Т. етики смерти. Познание через литературную и театральную сторону всей этой мистики, через грациозный дизайн, который кардинально отличается от совковых реалий, убогой коммунальной квартиры и её тёмных переживаний.

Сергей Троицкий, Битва за водку, 2016

До ужаса правдоподобная параллельная история Британии, в которой волшебники играют не меньшую роль, чем известные нам исторические лица.

Сюзанна Кларк, Джонатан Стрендж и мистер Норрелл, 2004

Подобно тому, как Пиранези или Франча терзают «духи-мучители», зародившиеся в их собственных творениях, Лужина безжалостно преследует шахматная реальность, лишая его последней возможности установить гармонические отношения с миром: «Ключ найден. Цель атаки ясна. Неумолимым повторением ходов она приводит опять к той же страсти, разрушающей жизненный сон. Опустошение, ужас, безумие» (II, 459). И если у Пиранези Одоевского еще остается надежда на спасение («до тех пор не сомкнутся мои ослабевшие вежды, пока не найдется мой спаситель и все колоссальные замыслы мои будут не на одной бумаге»[147]), то набоковскому герою отказано и в этом: даже смерть не способна избавить его от страданий. Романтические мотивы присутствия зла в самой природе искусства и трагической вины художника, отразившиеся, в частности, в новелле Одоевского, заново обретают значимость в поэтике автора «Защиты Лужина».

Н. А. Карпов, Романтические контексты Набокова, 2017

От летописной или «псевдоисторической» артуровской традиции, восходящей к «Истории» Гальфрида, отпочковался целый ряд произведений, в которых основное внимание уделено кровопролитным сражениям и войнам. Такова аллитерационная «Смерть Артура» – знаменитая поэма Аллитерационного Возрождения второй половины XIV века, длиной больше 4000 тысяч строк. Поэма почти целиком посвящена описанию битв Артура с римлянами и их союзниками; это в полном смысле слова «героический» эпос, батальная поэма – «о полях сражений и яростных схватках, об ужасах блеснувшего в глаза меча», как удачно охарактеризовал ее К. Толкин.

М. З. Брэдли, Туманы Авалона, 1983

Похоже, нездоровый ажиотаж, возникший вокруг шоковых спектаклей трех минувших десятилетий, сходит на нет. Зритель, уставший от «драматургии беспощадности», демонстрирующей крайнюю степень падения нравов, миропорядок, основанный на криминале, жаждет иного. Пришло время нового героя, сохранившего в душе свойственные человеку добрые чувства, способного противостоять ужасу и неприглядности общественных болезней. («Пикник под старой крышей». Реставратор Валентин: «…научат трем вещам: не прогибаться перед властью, она – не вечная, не размениваться на деньги, они – медные, и беречь честь, она дороже жизни!»)

В. А. Иванов-Таганский, Любовь со взломом (пьесы), 2017

В фильмах старших мастеров-традиционалистов А. Ивановского (Дворец и крепость, Декабристы), В. Висковского (Девятое января), в Чудотворце А. Пантелеева было предложено ретро державного Санкт-Петербурга, горделивой имперской столицы с элементами показа «ужасов царизма». Один из «левых» критиков метко назвал эти фильмы «бархатным жанром».

Н. М. Зоркая, История отечественного кино. XX век, 2014

И в том и в другом случае оно характеризуется упадком композиции, случайностью фигур, сложной пышностью театрально-исторических костюмов, преувеличенностью поз и жестов, театральной развязностью героев, страстью к жестоким, ультрадраматическим эффектам, злоупотреблением кровью и трупами, желанием пугать и наводить ужас, подменой живописного реализма театральным натурализмом.

М. А. Волошин, Суриков, 1916