Та (шестнадцатая буква арабского алфавита)

Та (араб. طاء‎) — шестнадцатая буква арабского алфавита. Звук похож на твердый «т». Сформировалась на основе набатейской буквы «тет» , произошедшей от эквивалентной арамейской ܛ, которая в свою очередь произошла от финикийской . Родственна еврейской букве Тет.

Источник: Википедия

Упоминания в литературе

При произнесении согласных Л, М, Н тот же процесс выполняется мягко, деликатно и с некоторой задержкой при открытии зажимов губ (буква М), кончика языка о концы верхних передних зубов (буква Н) или конца языка, оттянутого немного назад, к деснам верхней челюсти (буква Л). Такая задержка создает усиленное гудение. Недаром же все эти согласные (Л, M, H) называются сонорными.

Константин Станиславский, Работа актера над собой в творческом процессе воплощения, 1990

Рассматривая проблему слогоделения, Л. В. Щерба уделяет главное внимание характеристике согласных с точки зрения мускульного напряжения, необходимого для их произнесения и их примыкания к гласному звуку. Автор предлагает определять три типа согласных: сильноначальные согласные, при которых напряжение в начале сильное, затем постепенно ослабляется, то есть конец согласного слабее его начала (образуют конец слога: ус, рад, боб и другие); сильноконечные, при которых конец согласного сильнее его начала, то есть согласный начинается со слабым напряжением, постепенно усиливающимся к концу звучания (образуют начало слога: ссора, ввоз и другие); двухвершинные, которые представляют собой сочетание сильноначального с сильноконечным при ослаблении силы напряжения между ними; такие звуки всегда находятся в интервокальном положении и определяют границу слога в момент наибольшего ослабления (ван-на, вил-ла, труп-па, а также сочетания – «кот такой», «вкус соли» и другие). Двухвершинный согласный звук является долгим, свойственен итальянскому языку и нетипичен для русского языка.

Г. В. Бабина, Структурно-слоговая организация речи дошкольников. Онтогенез и дизонтогенез, 2013

4) В области согласных можно в нашем тексте отметить несколько характерных ошибочных написаний. Сюда относится написание «избущек» (2 е), могущее стоять в связи с тем, что в татарском языке, по моим наблюдениям, встречается произношение б с столь слабым смыканием губ, что звук слышится средний между б и в, то есть похожий на тот и другой; отсюда рассматриваемое написание приводит к вопросу, не проявляется ли в нем особенность диалекта писавшего (уроженца дер. Арской, Уфимской губ.). Здесь мы видим, как малограмотные написания могут оказываться полезными для диалектологии языка. Отметим далее написания «стебному» (9 ж) и «ползу» (12 г), где глухой согласный передан начертанием соответствующего звонкого, т. е. был воспринят с звонкостью, очевидно благодаря соседству с сонорным согласным (н, л); написание «стикному» (9 б) представляет весьма обычную ослышку, состоящую в замене смычного согласного одного органа произношения смычным другого органа; очевидно, слово не было понято писавшим. Отметим еще пропуск мягкого согласного д в словах «ходит» (13 ж) и «найдет» (14 ж), оба случая у одного и того же ученика. Написание «ходеш» соответствует особенности татарского языка, состоящей в некотором смягчающем влиянии палятального гласного на следующий за ним твердый согласный.

Коллектив авторов, Проблемы изучения билингвизма: книга для чтения, 2014

В этой строфе, из 7 пар рифм, явные опорные согласные в 3: вино – давно, Трике – руке; клики – великий. В рифме: блажной – важной – опорная согласная одного слова отделена во втором вставным звуком; кроме того, оба слова начинаются одним и тем же звуком. В рифме: пьёт – передаёт – ударная гласная йотированная, т. е. как бы заключает в себе опорный звук j; кроме того, оба слова начинаются одним и тем же звуком. Вполне классической рифмой опять остается лишь одна: собранье – молчанье; но и здесь должно заметить, что оба рифмующиеся слова построены одинаково: оба – трехсложные, в обоих после начальной согласной следует неударное о, потом группа из двух согласных (бр и лч), и т. д.

Валерий Брюсов, Левизна Пушкина в рифмах, 1924

Примерами, характеризующими носовые, по-видимому, могут быть следующие: менж – II, IV строки, грендеме или гренде – VI при гредехўм – VIII в том же корне, слвен – IX, пршен, дщен – X (если здесь действительное причастие глаголов IV класса), жену – III, млбоу или млвоу – V (понимание слова зависит от того, как читать дигамму), се – VII, VIII, моля – IV, наша – VIII строка (если это винительный падеж множественного числа). Вряд ли этот материал показывает, что писавший текст не умел обозначать носовые. Скорее, можно полагать, что он вообще не имел их в своей речи. Ни один из славянских языков в указанное время не мог иметь подобный комплекс черт, характеризующих этимологические носовые. Картина здесь представлена следующая: 1) уже начался процесс деназализации, в ходе которого о совпадало с у, a ? – с е (т. е. как позднее в сербском); 2) в положениях, где носовые сохранялись, они акустически и артикуляционно близки; ср. менж и гренде (т. е. как позднее в польском); 3) процесс деназализации начался с отдельных слов, корней и форм, причем в других корнях и глагольных формах носовые гласные задерживались.

Сборник статей, Влесова книга. Троянский конь норманнизма, 2013

«К k» встречается очень редко, почти исключительно в словах нелатинского происхождения, в тех случаях, когда нужно сохранить звук [к] перед звуками [э] или [и]: kyphosis [кифо'зис] – кифоз, kinetocytus [кинэ'тоцитус] – кинетоцит – подвижная клетка (слова греч. происхождения). Исключение: kalium [ка'лиум] (арабское) – калий и некоторые другие слова.

А. И. Штунь, Латинский язык для медиков: конспект лекций, -1

Сложность звукослогового состава слов нарастает постепенно. Например, для автоматизации звука С сначала предлагаются самые простые слова типа САНИ, СОМ, СОН и лишь затем – слова со стечением согласных (типа СТРАУС, СКАМЕЙКА) и слова сразу с двумя звуками С (СОСНА, СОСУЛЬКА и пр.). К «трудным» словам можно переходить только после того, как ребенок овладеет правильным и устойчивым произнесением звука С в более простых по структуре словах. То же самое относится и к словам со всеми другими звуками.

Л. Г. Парамонова, Легкий способ научиться правильно говорить и писать. Дефекты произношения. Дислексия. Дисграфия, 2008

В заключение настоящего параграфа сошлемся еще на два места из скальдических поэтик. В самом начале «Перечня размеров» Снорри связывает аллитерацию с «делением речи» (stafasetning greinir mál allt), а хендинги – со «звуковым делением» (ok ?at er setning hljóðsgreina, er vér k?llum hendingar). Видимо, следует понимать это замечание в том смысле, что аллитерация воспринималась как «синтезирующий» признак, относящийся к целому слову (по этой причине, в частности, второй компонент сложных слов никогда не участвовал в скальдической аллитерации), в то время как рифма служила инструментом фономорфологического анализа слова (о фонологической основе рифмы см. [Матюшина 1989]). Направленность скальдических приемов на анализ звукового состава отдельного слова хорошо видна из следующего высказывания автора «Второго грамматического трактата». Сведения, извлеченные из грамматики Присциана, подтверждаются в нем ссылкой на практику скальдов. «В латинском языке перед гласной буквой стоят самое большее две согласных, а после нее – три. А в северном языке перед гласной буквой могут стоять три согласных и до пяти после нее, как это видно из имен, приведенных раньше (были при ведены слова spannzkr и strennzkr. – О. С.). Слоги придают бóльшую красоту поэзии, если в двух слогах имеется одна и та же гласная буква и одинаковые последующие буквы, как в словах: snarpr, garpr. Мы называем это адальхендинг. Если же в каждом слоге своя собственная гласная буква, но последующие одинаковы, как в словах vaskr, r?skr, мы называем это скотхендинг» [SnE (R) 1818, 304].

О. А. Смирницкая, Древнегерманская поэзия: Каноны и толкования, -1

Выразительность речи достигается всеми единицами языка. Так, на фонетическом уровне она проявляется в благозвучии речи – в чередовании в словах гласных и согласных звуков и незначительное употребление сочетаний двух-трёх согласных. Применение разнообразных приёмов звуковой организации речи для усиления её выразительности называется звукописью. В зависимости от качества повторяющихся звуков различают аллитерацию (повторение слов с одинаковыми согласными, например, Задремали звёзды золотые, задрожало зеркало заката (Есенин); Грохочет эхо по горам, /Как гром гремящий по громам (Державин)) и ассонанс (повторение в словах одних и тех же гласных, например, Тиха украинская ночь. /Прозрачно небо. Звёзды блещут. /Своей дремоты превозмочь /Не хочет воздух (Пушкин); Все хорошо под сиянием лунным, /Всюду родимую Русь узнаю… /Быстро лечу я по рельсам чугунным, /Думаю думу свою… (Некрасов)).

Т. И. Кобякова, Стилистика русского языка и культура речи (сфера профессиональной коммуникации), 2013

Затем дошкольников учат изменять слова, заменяя гласные буквы в смешанных моделях, где согласные звуки представлены фишками нейтрального цвета (лук – люк – лак). Смысл этого действия заключается в том, чтобы сформировать механизм чтения до знакомства с согласными буквами, избегая тем самым «муки слияния» звуков, то есть побуквенного чтения.

Н. С. Варенцова, Обучение дошкольников грамоте. Для занятий с детьми 3-7 лет, 2009

Семитский глагол характеризуется рядом «тем», выражающих производные от основного значения, и образуется изменениями корня. Так выражаются, например, интенсивное или повторяющееся действие, повелительное наклонение, а также страдательный залог и возвратное или взаимное действие. Семитские глаголы обычно приводятся не в инфинитиве, хотя английские инфинитивы могут использоваться для передачи их значения, а в третьем лице единственного числа перфектного времени, так как это их простейшая форма. Поэтому слово «писать» в арабском будет выглядеть как kataba, хотя фактически, как мы уже видели, оно означает «он написал». Удлинив первую гласную, получаем kātaba — так выражается взаимное действие – «писать друг другу». Добавив приставку а-и отбросив первую корневую согласную, получим aktaba — «заставлять писать». В общем, нетрудно видеть, что, имея корень k-t-b, можно образовать довольно много новых слов.

Сабатино Москати, Древние семитские цивилизации, 1949

Пользуясь процедурой М. В. Панова, легко убедиться в суперсегментности слога, несмотря на то что само слоговое качество как признак элементов данной суперсегментной единицы до сих пор остается предметом научных дискуссий. Множество, порой противоречивых, теорий слога не мешают ему выдержать проверку на суперсегментность, настолько универсальной оказалась описанная М. В. Пановым суперсегментная структура: для определения слога как суперсегментной единицы достаточно указать, что он всегда состоит из слогового и неслогового (или неслоговых) элементов.[9] По этим же соображениям суперсегментной оказывается и интонация. Предударная часть во всех интонационных конструкциях произносится на среднем тоне, поэтому «если дана определенная интонация ударной части, то нет выбора, какой быть заударной интонации: она уже этим выбором предопределена» [Панов 1979: 87].

В. В. Васильева, Русский прозаический ритм. Динамический аспект, -1

Эти первоначальные звуки мы изображаем на письме особыми знаками, называемыми буквами. Через некоторое время ребёнок произносит уже более сложные звуки, то есть он складывает буквы и выговаривает слоги: например, «ба», «ма», «па», «ня» и др. Впоследствии ребёнок соединяет уже слоги один с другим и составляет целые слова» «ба-ба», «ма-ма» и т. д. При составлении слов дитя часто не может произнести какую-нибудь букву и потому или изменяет её на другую, или совсем выпускает. Например, вместо слова «игрушка» он произносит «иглуска», вместо «ложка» – «лока» и т. п. Оттого мы порой с трудом и большей частью по догадке понимаем, что рассказывает ребёнок (в этом возрасте он ещё даже не говорит, а только лепечет). Наконец, когда дитя подрастёт и сделается умнее, он начнёт соединять слова между собой и составлять понятную для всех фразу. Таким образом, ребёнок, начиная говорить, постепенно восходит от букв к слогам, от слогов – к словам и, наконец, от слов – к связной речи.

Георгий Суданов, Русский язык на пальцах, 2017

Синтаксис стихотворных строк в «переводе» становится беспорядочнее. Это виднее всего по такому признаку, как концестремительность строки. В русском языке большинство синтагм (колонов) ориентированы на последнее слово: оно вступает как в контактные сочетания с предыдущим, так и в дистанционные с предпредыдущими словами. В стихе строки стремятся совпадать с синтагмами и принимают то же строение. В «оригинале» степень концестремительности плавно нарастает от первой строки к последней: 1) последнее слово замыкает только одно словосочетание, «звучнее тишина»; 2) последнее слово замыкает два словосочетания, «город затихает» и «перед ночью затихает»;

М. Л. Гаспаров, О стихах, -1

Мы подошли к рассмотрению второго большого класса письменных символов – фонетического. Эта система, которая была введена Кадмом в Греции, в наше время принята во всех европейских языках. Она называется фонетической – от греческого слова «звук», потому что символы, которые в ней используются, обозначают не какой-то конкретный предмет, а звуки, составляющие слово, – название этого предмета. Возьмем, например, два способа представления конфликта между двумя враждующими армиями: один посредством символического изображения двух скрещенных мечей, второй посредством букв, составляющих слово «битва». И то и другое – надписи. Начало первой надписи представлено рукоятью меча, представляющей элемент того, что обозначает изображение. Вторая надпись начинается с буквы «б», представляющей сжатие губ для произнесения звука «б», с которого начинается слово. Следовательно, одно изображение – символическое, а другое – фонетическое.

Джекоб Эббот, Ромул. Основатель Вечного города, -1

Семь знаков были практически идентичны линейному письму В, а фонетические знаки значений киприотской слоговой азбуки были известны. Знаки обозначали гласный звук или согласный плюс гласный. Поскольку это было силлабическое, а не алфавитное письмо, сложность состояла в том, что в некоторых словах две или более согласных следуют одна за другой или слово заканчивается на согласную. Используя этот силлабический шрифт, слово «пастух» нужно было записать как па/са/ту/ха.

Уильям Тейлор, Микенцы. Подданные царя Миноса, -1

Другое ограничение на выражение событийными СВ последовательности событий связано с характером значения СВ (обозначаемых ими событий). Изображающая движение мира цепочка СВ строится таким образом, что каждый последующий глагол берет в качестве своего исходного пункта этап, на который «продвинул» историю предшествующий глагол, и, опираясь на него, двигает историю дальше, таким образом, глаголы «сцепляются» общими ситуациями: 'не Р – Р', 'Р – Q', 'Q – R' и т. д. Так, выше царевич сначала поднялся, т. е. перешел из горизонтального или сидячего положения в вертикальное, затем, находясь в вертикальном положении, передвинулся таким образом, что голова пришла в контакт с дном бочки, затем, находясь в таком контакте, начал прикладывать силу к дну. и т. д. Если такое «сцепление» отсутствует, то глаголы не понимаются как выражающие последовательность. Это имеет место, например, в тех случаях, когда все глаголы начинательные, ср. [Бондарко 1971: 16]. После начинательного глагола должен идти, так сказать, «продолжательный» глагол; если дальше опять идет начинательный глагол, то он не может «сцепиться» с предшествующим начинательным глаголом и обозначает начало другого действия, и вся серия обозначает ряд неизвестно как расположенных во времени (по отношению друг к другу, но не к другим событиям!) событий: Все зашумели, задвигались, заговорили; Тарантас по-вчерашнему запрыгал, завизжал, застучало неистово ведро, привязанное к задку (Чехов. Печенег) (примеры из [Бондарко 1971])[26]. То же относится и завершительным (финитивным) глаголам: после финитивного глагола, чтобы продолжить историю с тем же объектом, должен идти начинательный глагол; ряд финитивных глаголов обозначает серию неизвестно как расположенных по отношению друг к другу событий: Настанет день – печальный, говорят! – Отцарствуют, отплачут, отгорят, – Остужены чужими пятаками, – Мои глаза, подвижные, как пламя (М. Цветаева).

И. Б. Шатуновский, Проблемы русского вида, 2009

Эпоха квадратного письма сверх того характеризуется еще тяжелой для нас манерой письма сплошного (scriptio continua), не отделяя слова от слова. Отсюда тоже огромное количество разных делений сплошной вереницы букв на слова, разных чтений и пониманий. Верными свидетелями всякого рода разночтений и вообще естественной изменчивости и текучести рукописного древнееврейского текста являются для нас древние переводы его на другие языки, начиная с греческого в III-II вв. до Р. Х. Придуманные раввинами позднее и установившиеся только в VI и VII вв. по Р. Х. две системы вокализации, то есть обозначения гласных букв особыми надстрочными значками, при сопоставлении ныне принятого вокализованного текста с древними переводами (греческим, сирским и иеронимовским латинским) наглядно показывают, что многие слова прежде разно вокализовались при чтении, то есть разно произносились и разно понимались.

А. В. Карташев, Ветхозаветная библейская критика, 1944

Китайский язык совершенно отличен от всех известных и древних, и новейших языков, и отличен изумляющей странностью в том, что нет в нем ни словопроизводства от корней, ни изменения слов по окончаниям; даже, если можно так сказать, нет в нем и слов, а китайцы говорят звуками, которые без связи с другими звуками не могут представлять определительных понятий, потому что число всех звуков не простирается выше 446, и каждый из них заключает в себе множество различных понятий; а если случится выразить что-нибудь одним звуком не в связи с другими звуками, то нужно бывает присовокуплять к оному другой звук, составляющий с ним известное выражение, или сказать условный знак (букву) произнесенного звука. Равным образом письмо китайское есть идеографическое, в котором нет букв для изображения звуков голоса, а место их занимают условные знаки, которые сами собою представляют или предмет, или понятие. По сему определению китайские письмена имеют совершенное сходство с мимическим языком глухонемых, которые к выражению мыслей употребляют знаки.

Н. Я. Бичурин, Неизвестный Китай. Записки первого русского китаеведа, 2016