Сикофант

Сикофа́нт (др.-греч. συκοφάντης, от др.-греч. σῦκον — «фига» и др.-греч. φαίνω — «доношу») — доносчик, клеветник, шантажист.

Происхождение этого слова неясно; большинство греческих толкователей указывают на связь его с запретом вывозить из Аттики смоквы.

Источник: Википедия

Упоминания в литературе

Но как должно, по словам Симонида, каждому жаворонку иметь свой холм и каждому народоправлению – сикофантов, или клеветников, то и против Тимолеонта восстали демагоги Лафистий и Деменет. Первый из них назначил ему срок явиться к суду. Тимолеонт не допустил граждан шуметь и препятствовать доносу, сказавши, что он для того добровольно перенес столько трудов и подвергался таким опасностям, дабы каждый сиракузянин мог свободно пользоваться законами. Деменет в Народном собрании порицал его военачальство. Тимолеонт нимало ему не противоречил, но сказал только: «Я благодарю богов за исполнение молений моих – видеть сиракузян, пользующихся своими законными правами».

Плутарх, Сравнительные жизнеописания

Правда, такой порядок имел и теневую сторону: чрезмерное распространение получили крючкотворство, сутяжничество и сикофантство («сикофант» означает «указатель смоковницы». Так в Афинах первоначально называли тех, кто доносил о случаях нарушения древнего закона, запрещавшего из-за нехватки продуктов вывоз плодов смоковницы из города. Позднее сикофантами стали называть всех доносчиков). Лукиан отмечал, что финикиец занимается торговлей, киликиец разбойничает в море, спартанец истязает себя, а афинянин крючкотворствует. И Аристофан в пьесе «Мир», обращаясь к афинянам, бросает им тот же упрек: «Ваше единственное занятие – сутяжничество»[110]. Афинские суды были буквально завалены делами. По словам неизвестного автора Государственного устройства афинян (около 425 г. до н. э.), афинянам приходилось «разбирать столько частных и государственных процессов и отчетов, сколько не разбирают и все вообще люди»[111].

В. Г. Ярославцев, Нравственное правосудие и судейское правотворчество, 2007

Дальнейшие события показали, что справиться с писателем, позволив ему говорить, не так-то просто даже всей своре иосифлян. Артемий не был сломлен, как Башкин, и держался перед судом с редкостным в те жестокие времена достоинством. Когда, писал Курбский, «Артемий был истязай и вопрошен, он, как неповинный, со всякой кротостью отвечал о своем правоверии; лжеклеветников же, лучше сказать сикофантов (доносчиков), спросили о доказательствах – они представили мужей скверных и презлых. Старец же Артемий отвечал, что они не достойны свидетельствовать». Об отводе свидетелей обвинения соборная грамота не говорит ни слова, и далее ее составителям все чаще приходится использовать фигуру умолчания.

А. П. Богданов, Мятежное православие, 2008