Баба (башкирская мифология)

Баба (башк. баба) — у башкир мужчина, совершающий обряд обрезания (по мусульманскому обычаю); мифологизированное лицо, в функцию которого входило проведение обряда инициации подростков. По-башкирски бабаға биреү ‘совершить обрезание’ дословно переводится «отдать Баба». При обрезании произносят заговор.

В разных регионах баба именуется: сөннәткә ултыртыусы (от сөннәткә ултыртыу, сөннәткә биреү — из арабского сөннәтләү ‘обрезание’), южн. бабасы, среднеурал. башк. баба ҡарт буквально «баба старик».

Ауылға Баба килһә малайҙар йәшенеп бөтә торғайны (М. Мансурова). — Когда в деревню приходил Баба, все мальчишки прятались.

От слова «баба» и произошло башк. Бапай, сев.-запад. башк. Бапаҡ в значении «бука; мифический персонаж, которым пугают детей».

В русском языке есть пугающий детей своим появлением Бабай.

Источник: Википедия

Упоминания в литературе

Мы уже выше сказали, что Цица была богинею женского плодородия. Этому божеству в первую эпоху нашего мифа соответствовало понятие чешской Бабы, которое в собирательном значении лесных и полевых духов, крадущих грудных младенцев, еще доныне существует по преданиям в Богемии. Баба на всех славянских наречиях выражает старую, замужнюю и, следовательно, опытную женщину-бабушку. В сельском быту бабушка или старая опытная женщина до сих пор исполняет у молодых родильниц должность повивальной бабки; посему легко предположить, что это имя перешло в язычестве и на духов или божеств, помощи которых человек приписывал благополучные роды. Это подтверждает самое поверие богемцев, что злые бабы крадут грудных детей. Таким образом объясняется, быть может, русское божество золотой бабы, которой кумир находился, по сказанию иностранных писателей, в стране Обдорской при устье реки Оби. Она держала одного мальчика на руках, а другого, называемого жителями тех мест ее внуком, вела за руку.

Дмитрий Оттович Шеппинг, Мифы славянского язычества

В древней Европе не было богов. Великая богиня считалась бессмертной, неизменной и всемогущей. Мужчины боялись своего матриарха, поклонялись и подчинялись ей; очаг, за которым она следила в пещере или хижине, являлся самым древним социальным центром, а материнство считалось главным таинством. По мере того, как соитие становилось общепризнанной причиной деторождения, царица племени (земное воплощение Великой богини) выбирала себе на год возлюбленного из числа юношей, состоявших в ее свите, и когда истекал срок, он приносился в жертву. По нашему мнению, обряд жертвоприношения юноши Великой богине служил исходным основанием для сюжета посещения сказочным героем избушки Бабы Яги. В течение года (или более короткого срока) юноша должен был выступать в роли супруга-соправителя царицы, и потому встречается он неизменно по-доброму: его и накормят, и напоят, и необходимую помощь окажут. Другое дело, что герой всегда счастливым образом избегает гибели, но такой поворот событий легко объясняется тем фактом, что со временем Ягу превратили в злого демона. «С появлением земледелия и земледельческой религии вся «лесная» религия превращается в сплошную нечисть, великий маг – в злого колдуна, мать и хозяйка зверей – в ведьму, затаскивающую детей на вовсе не символическое пожрание. Тот уклад, который уничтожил обряд, уничтожил и его создателей и носителей: ведьма, сжигающая детей, сама сжигается сказочником, носителем сказочной традиции» (В.Я. Пропп. Указ. соч.).

Анатолий Абрашкин, Русские боги. Подлинная история арийского язычества, 2013

Интересным представлялось бы краткое сопоставление карельских святочных образов и духов-хозяев воды с русскими шуликунами[206], якутскими сюллюкунами, и коми suleikin, водяными духами[207]. Считается, что в сакральные святочные дни (у русских это «святые дни», а, к примеру, у болгар «погани дни, нечисти дни», у сербов и хорватов «nekresteni дни», т. е. «некрещеные дни») вся нечистая сила оказывается на свободе. Она, с одной стороны, особо опасна для людей в этот промежуток времени, а с другой – именно в это время с ней можно вступать в непосредственный контакт, при этом строго соблюдая особые правила. В карельской мифологической прозе есть сюжеты, в которых говорится, что в Святки ходят слушать водяного (357). В это время можно «поднять» русалку из проруби, и она может дать ключи счастья избранному ею (чаще это хромоножка), а остальных могут спасти только вовремя одетые на голову горшки из-под молока (356). В таких сюжетах происходит явное наложение друг на друга двух разных образов: хозяев воды, которые наиболее активны летом, и Крещенской бабы, появляющейся в земном мире лишь в короткий промежуток от Рождества до Крещенья.

Людмила Иванова, Персонажи карельской мифологической прозы. Исследования и тексты быличек, бывальщин, поверий и верований карелов. Часть 1, 2012

Обратимся для начала к образу прародительницы Скифа. Имя Эхидны образовано из двух арийских слов: «ахи» – «змея» и «дану» – «река». Эхидна – «речная змеедева», разновидность сказочных русалок. Современная традиция изображает их носительницами исключительно отрицательных начал. Но изначальные представления о русалках были заведомо не такими. Их почитание напрямую восходит к общеиндоевропейскому культу живительных сил Природы. В верованиях индоевропейцев огромное значение имеет образ Матери-земли (у русских – Мать сыра земля), которому отводился статус божества. Мать-земля выступала в роли прародительницы и хранительницы животного и растительного мира, Великой (верховной) богини, ответственной за все сущее. Главенство женского начала в иерархии божественных сил соответствует эпохе матриархата, первым тысячелетиям существования «гомо сапиенса». Русалками изначально называли девушек, посвящавших себя служению Великой богине. Они – предшественницы тех, кого позднее стали называть ведьмами. Красавицы, знахарки, ведавшие тайнами растений и магией заговоров, они пользовались особым всеобщим почетом и уважением. Перемена отношения к ним произошла с наступлением патриархата, когда возникли сказания о страшных, уродливых русалках, похожих на косматых баб, кудлатых, как ведьмы, горбатых и старых, черных, заросших шерстью, с грудями, как каменья, ходящих голыми или в лохмотьях и держащих в руках клюку или кочергу. Памятуя об этом, не следует думать, что Эхидна была из числа таких уродин. Еще Гесиод помнил, что она прекрасна ликом. Правда, добавлял, что при этом ужасна в своей змеиной сущности, но это, похоже, присуще многим красавицам.

Анатолий Абрашкин, Да, скифы мы! «Откуда есть пошла Русская Земля», 2014

В народной толще жило и древнее язычество. Оно постепенно блекло, вырождалось. Люди забывали смысл языческих ритуалов, и сами эти ритуалы превращались в безобидные народные обряды, разнообразившие и украшавшие русскую жизнь, – колядовали перед Рождеством, устраивали кулачные бои и катания на санях на Масленицу, жгли чучело зимы, по весне водили хороводы, играли в горелки, прыгали через костры на Купалу, праздновали «зажинки», «обжинки», «осенины» и т. д. Но кое-где сохранялись и языческие учения, появлялись проповедники. В 1550 г. Стоглавый собор отмечал: «По погостам и селам ходят ложные пророки, мужики и жонки, девки и старые бабы, наги и босы и волосы отрастив и распустя, трясутся и убиваются», утверждают, что им являются те или иные святые, и от их имени учат людей не пойми чему.

Валерий Шамбаров, «Пятая колонна» Российской империи. От масонов до революционеров, 2016

Причина этих явлений, бесспорно, связана с благочестивым отвержением темы язычества в деяниях «богатырей святорусских». Поэтому все, что так или иначе было связано с потусторонним темным миром и магией, с языческими временами и враждой к христианству, было перенесено на язычников, на врагов белого света – Руси. Стоит ли удивляться, что Василий Прекрасный является одним из вождей вражеского войска, если согласиться, что его имя как-то сродни именам Василисы Прекрасной и Василисы Премудрой, героинь волшебных сказок. Обе они связаны с темными силами: первая с Бабой Ягой и волшебным огнем в черепе, который сжигает ее врагов, а вторая с Морским царем и магией оборотничества. Если убрать превосходную степень в имени «Идолище», останется «идол», изваяние языческого божества. Так, например, «могучий Иванище» в другом месте былины назван просто Иваном. Похоже, что Идолище является собирательным по отношению к Калину, Батыю, Мамаю и является культурным противопоставлением христианству.

Л. А. Гурченко, Геракл – праотец славян, или Невероятная история русского народа, 2012

Баба Яга – русская богиня-старуха. В славянских странах Баба Яга описывается как старая ведьма, живущая в чаще леса. Она является хранительницей мудрости и повелевает душами мертвых, поэтому ее очень почитают и боятся. Баба Яга, олицетворение необъяснимого, является проводником в теневую сторону личности, преподавая уроки, необходимые для роста и развития. Обычно ее изображают как старую каргу, которая летает по воздуху в ступе, используя пестик как весло. Она повелевает временем и стихиями и может ответить на любой вопрос того, у кого хватит смелости его задать.

Бренди Осет, Магия женственности. Открой в себе богиню, 2014

Заговоры, произносимые при совершении ритуальных действий волхвами, чародеями, ведунами и ведьмами, «бабами шепчущими» и пр., существовали, вероятно, как изначальная форма фольклора. Эволюция жанра заговора показывает, что они сопровождали определенные действия жрецов, ритуал был первичным и важнейшим их компонентом, а затем слово в них стало преобладать над действием, взяв на себя описательную вводную часть и императивную функцию. Как уже отмечалось, такое усиление роли слова произошло ввиду двух причин: во-первых, с принятием христианства жрецы стали исчезать, и заговоры стали произносить простые смертные, а во-вторых, вера в силу слова по закону всеединства телесного мира должна была делать слово столь же материальной субстанцией, как и действие; и оно вполне могло заменять и заменяло последнее. Для нас крайне важной представляется структура древнерусского заговора в целом. В своей вводной части они, как правило, содержат указание на место, где должен произноситься императивный призыв (камень Алатырь посреди моря-океана, край поля или леса, перекресток дорог и т. д.), то есть пограничное место. Часто указывалось и пограничное время: полночь, закат, рассвет, канун языческого праздника и пр. Затем оговариваются все сопутствующие условия, также связанные с телесными представлениями о мире и человеке.

Л. А. Черная, Антропологический код древнерусской культуры, 2008

Обычаи Масленицы свидетельствуют о существовании особого мифологического персонажа этого времени. Представления о нем выражаются в традиции ряженья и изготовления чучела, они известны в некоторых локальных традициях коми-пермяков. Масленичную антропоморфную фигуру называют чучелом, масленицей, обороникой, бабошорикой (ПМ, см. также: [Климов, 2005: 116]). Для ее изготовления использовали солому, банные веники, бересту, старую одежду. Судя по используемым атрибутам одежды (старые дубасы, сарафаны), чаще чучело имело женский облик. Иногда на празднике присутствовало сразу два чучела – в виде бабы и мужика: «Запрягут лошадь да кошёвку, с одной стороны старик, с другой – старуха» (ПМ: Кос., Коса, 112). В конце Масленицы чучело уничтожали: сжигали, выбрасывали в лог, в последний день его мог заменить ряженый (ПМ: Куд., Новоселова, 189).

Т. Г. Голева, Мифологические персонажи в системе мировоззрения коми-пермяков, 2011

Слепота – общефольклорный признак мертвеца. Прямые указания или намёки на слепоту персонажей фольклора, являющихся, по существу, мертвецами, встречаются в произведениях многих народов. Вий (дух смерти восточных славян) не видит, пока ему не поднимут веки; Баба Яга узнаёт о прибытии героя только при помощи обоняния по его «русскому духу»; в финском эпосе слеп коварный пастух страны «мрака и тумана» Похьёлы, погубивший богатыря Лемминкяйнена; слепа «Ловьятар, старуха злая» из страны мёртвых Туонелы; слеп поднятый Вяйнемёйненом из могилы великан Виппунен, не видящий, кого проглотил; слеп и «разбуженный» героями осетинского эпоса нартами мёртвый великан, на костях которого они устроили привал. Недаром Гор, спустившийся в страну мёртвых для воскрешения своего отца, начинает заклинание словами: «Осирис! Смотри! …Вставай! Живи снова!» («Тексты пирамид», курсив наш – А. И.). Нетрудно убедиться, что подобные представления лежат в основе ритуального закрывания глаз покойнику.

А. Р. Ибрагимов, Cтарый царь Махабхараты. Свобода выбора и судьбa в индийском эпосe, 2016

Через игру не только люди обращаются к духам и предкам, вопрошают высшие силы, но и сами эти силы «по своей инициативе» вступают в контакт с людьми. И эта идея активно культивировалась архаичным сознанием. Именно поэтому древние игры изобилуют персонажами и символикой загробного мира. Ряженые, страшные пугающие, уродливые – «страшные наряжонки» – представляют гостей с того света. «Белая баба» – огромная женская фигура на ходулях с распатланными искусственными волосами – сама смерть, пожаловавшая на праздник (Морозов, Слепцова 2004: 572–574).

М. В. Тендрякова, Игровые миры: от homo ludens до геймера, 2015

Он мог бы еще добавить: «От рода-тотема соколиного», как говаривал о себе один из героев сербского эпоса: «Что ж стрелять мне серого сокола, если сам сокольего я рода?..» Поединок отца с сыном (а главное содержание былин о Сокольнике – его битва с Ильей Муромцем) – смутное воспоминание о противоборстве распавшихся родов-тотемов и месте их расселения – Сибирской украине (древнерусское название Крайнего Севера). В архангельской былине Илья прямо спрашивает неузнанного сына: которой тот земли, которой Сибирской украины? Сказанное косвенно подтверждает и полное былинное имя матери Сокольника – Баба Златогорка. Судя по всему, она и есть прообраз легендарной сибирской Золотой Бабы, выгравированной на некоторых средневековых картах (рис. 37-а) в низовьях Оби. На карте Г. Меркатора Злата Баба (так поименована она в Новгородской летописи) изображена в контексте с очертаниями Гипербореи. Возможно, что корень «гор» в именах Златогорки и ее супруга Святогора идет от Уральских гор. В конечном же счете Латыгорка – русифицированный и сильно изменившийся в течение тысячелетий образ Латоны-Лето (корневая основа у всех трех имен общая) – матери близнецов Аполлона и Артемиды, всеми корнями своими связанных, как уже говорилось, с северной Гипербореей.

В. Н. Демин, Северная прародина Руси, 2017

Если вглядеться в традиционные фигуры грешников в картинах Страшного суда, мы можем лицезреть здесь Дударя-Шута и Чаровницу, Мельника и Шинкарку, а также Плясунью. Эти персонажи возвращаются к нам во втором, комедийном акте вертепной пьесы. Бессовестная Плясунья олицетворяет Иродиаду (жену или приемную дочь Ирода); Колдунья, либо, как она в произведении называется «баба шепетуха», – это Цыганка, излечивающая своими чарами от змеиного яда. Кукольный Шут обычно водит в вертепе медведя, который смешит зрителей забавными трюками, Шинкарка и Мельник танцуют. По «иконной» расстановке также происходит и многонациональное «шествие» вертепных героев к яслям Христа. Сначала меж осужденных в среднем ярусе Страшного суда идут укоряемые Моисеем евреи. За ними обычно следуют неправославные христиане, а после уже – мусульмане. В вертепной пьесе очередность такая же – первым в ад уходит Жид, следом Поляк, Цыган, Литвин, Немец, а замыкает цепочку побежденный Христианским Рыцарем Турецкий Рыцарь.

Анастасия Углик, Новый год в России. История праздника, 2016

Особое место занимал Симеон день («Семен лето провожает») у сельского населения, которое в этот день начинало обряд Осенины – встречи осени. В народе сохранилась поговорка: «Как не хвались баба Бабьем летом, а все глядит Осенина-матушка: на дворе сентябрь – в сентябре одна ягода, да и та горькая рябина». В этот день следили за погодой, так как по ней определялось состояние погоды на весь осенний период: «Если на Семин день теплая погода, то вся зима будет теплой», «Сухая осень, коли на Семин день сухо», «Если гуси улетели на Семин день, жди ранней зимы». С этого дня начинались посиделки. При этом было принято накануне погасить, а на утренней заре зажечь новый огонь. Начинали праздновать свадьбы, переселялись в новые дома, осуществляли посвящение мальчиков в отроки, проводя обряд «подстрига»: волосы, которые остригали, отдавали матери, она прятала их в ладанку, и хранили их в семье до самой смерти. Все стремились в этот день совершить доброе дело, быть милосердными. Как говорили в Москве, ни один нищий не оставался без подаяния, а заключенный – без подарка.

Т. В. Антонова, Народные праздники в детском саду. Методическое пособие для педагогов и музыкальных руководителей. Для работы с детьми 5-7 лет, 2006

По мнению малорусов, если «дощъ йде кризь сонце (то есть при солнечном сиянии), то черт жинку бье» или «дочку замижъ виддае»; чехи говорят: «?ert b?li svoubabu, ?i svou matku neb chot’» (любовницу); французы: «le diable bat sa femme». В Германии о быстро сменяющейся погоде – то ясной, то дождливой и пасмурной – выражаются поговоркою: «Der teufel bleicht seine grossmutter», в Швейцарии: «Der teufel schlägt seine mutter»; когда гром гремит при солнечном сиянии, немцы говорят: «Der teufel schlägt seine mutter, dass sie ol gibt». Польско-русинское присловье утверждает, что ведьмы (чаровницы) сбивают масло в то самое время, как черт бабу колотит. Очевидно, черт выступает здесь в роли громовника; в шуме летней грозы он бьет свою мать или жену, т. е. облачную нимфу, и требует от нее масла, то есть дождя. Туча, в недрах которой рождается молния, почиталась ее матерью; в сказках упоминается мать грома, литов. Percuna tete. С другой стороны, та же облачная нимфа, под иным поэтическим воззрением, представлялась любовницею или женою грозового демона, с которою он сочетается молниеносным фаллосом[4].

Г. А. Глинка, Волхвы, колдуны упыри в религии древних славян, 2012

По мнению малорусов, если «дощъ йде кризь сонце (то есть при солнечном сиянии), то черт жинку бье» или «дочку замижъ виддае»; чехи говорят: «?ert b?li svoubabu, ?i svou matku neb chot’» (любовницу); французы: «le diable bat sa femme». В Германии о быстро сменяющейся погоде – то ясной, то дождливой и пасмурной – выражаются поговоркою: «Der teufel bleicht seine grossmutter», в Швейцарии: «Der teufel schlägt seine mutter»; когда гром гремит при солнечном сиянии, немцы говорят: «Der teufel schlägt seine mutter, dass sie ol gibt». Польско-русинское присловье утверждает, что ведьмы (чаровницы) сбивают масло в то самое время, как черт бабу колотит. Очевидно, черт выступает здесь в роли громовника; в шуме летней грозы он бьет свою мать или жену, т. е. облачную нимфу, и требует от нее масла, то есть дождя. Туча, в недрах которой рождается молния, почиталась ее матерью; в сказках упоминается мать грома, литов. Percuna tete. С другой стороны, та же облачная нимфа, под иным поэтическим воззрением, представлялась любовницею или женою грозового демона, с которою он сочетается молниеносным фаллюсом[36].

А. Н. Афанасьев, Славянские колдуны и их свита, 2009

Царь Борис Годунов первый, а потом за ним царь Василий Иванович Шуйский решительно запретили вольные переходы крестьян, и вместе с тем прекратилось прежнее значение Юрьева дня осеннего. Теперь о нем сохранилось несколько пословиц, в которых предки наши, видимо, высказывали сильное сожаление о потерянном дне свободы: «Вот тебе, бабушка, Юрьев день», вероятно, сказалось русским человеком, когда он впервые и неожиданно узнал запрещение перехода. Или: «Наряжалась баба на Юрьев день погулять с боярского двора»; «Верстался мужик на Юрьев день рядеть о боярском добре: мужик не тумак, знает, когда живет Юрьев день» и т. д. От древнего Юрьева дня остался и держится в некоторых местах доселе один благочестивый обычай, по которому в день памяти св. Георгия, 26 ноября, наши поселяне при отъезде куда-либо в дорогу служат молебствия о благополучии на предстоящий путь. Приурочивание этого обычая к осеннему Юрьеву дню дает право предполагать, не есть ли этот остаток добрых обычаев нашей старины, которыми древнерусские крестьяне сопровождали свое расставание со старыми своими господами и собирались на службу к другим.

И. П. Калинский, Церковно-народный месяцеслов на Руси, 1877

Сказочный мир – особенный. В иной сказке чудо следует за чудом и, как всегда, нет предела вымыслу. В сказке об Андрее-стрельце («Поди туда – не знаю куда, принеси то – не знаю что») птица-горлица оказывается Марьей-царевной. Андрей попадает «на тот свет» и узнаёт, как поживает там отец царя, – а на покойном царе черти возят дрова. Кот Баюн урчанием за три версты наводит на всю окрестность сон. В незнаемое царство ведет стрельца чудесный клубочек. Побывал Андрей и в избушке на курьих ножках у Бабы Яги. Чудовищная лягушка-скакушка переносит стрельца через огненную реку… О многих чудесах говорится, но сквозь вымысел, как и в любой другой сказке, постепенно вырисовываются черты реального мира. У царя власть, и она – источник страданий стрельца и Марьи. Своеволие, прихоть власть имущего и муки зависимых составляют основу истории. Сказочники не мирились со злом. Злого царя убила чудесная дубинка, стрелец стал править государством. Непоправимых бед и несчастий сказочники не знают. Становится возможным невозможное. Чудо служит добру, защищает терпящих бедствие.

Сборник, Русские народные сказки, 2002

Раздел «Так не так – не перетакивать стать» состоит из пословиц и поговорок о жизненных несообразностях: «Удалось теляти волка поймати», «Быть бы ненастью, да дождь помешал». Шутки сродни пересмешным сказкам: «Ходит из угла в угол Фалалей, а не найдёт в избе дверей», «Увидим», – сказал слепой. «Услышим», – сказал глухой», «Дед погибает, а бабе смех», «Ты, земля, трясись, а мы за колья держимся». Что ни пословица, то какой-нибудь особенный ход комической мысли. «Хорошо бьёт ружьё: с полки упало – семь горшков разбило» – как ловко тут обыграна многозначность слова «бьёт». «Пошла изба по горнице, сени по палатям»; «Вырос наш жук больше медведя» – пословицы выворачивают понятия наизнанку, в них громоздятся нелепости. Такие пословицы касаются и социальных тем: «На безлюдье и Фома дворянин», «Прежде Кузьма огороды копал, а ныне Кузьма в воеводы попал». Никому не будет пользы от такой удачливой карьеры!

Сборник, Волшебный короб. Старинные русские пословицы, поговорки, загадки, 2014

Однако, встретив «упорный взгляд рябой бабы» Матрёны в целебеевском храме, он начинает сомневаться в том, что «тайна его раскрывается в Кате». А появление Матрёны на следующий день в Гуголеве совершенно убеждает его, что «Катя – не та заря… Ту можно встретить; но лик её обезобразит земля; вдруг перед ним уже стоял образ вчерашней бабы: т а, пожалуй, была бы его зарей» (179).

М. А. Самарина, «…Явись, осуществись, Россия!» Андрей Белый в поисках будущего, 2016

1. Загадка. Народные загадки сохранили для нас обломки старинного метафорического языка. Вся трудность и вся сущность загадки именно в том и заключается, что один предмет она старается изобразить чрез посредство другого, какой-нибудь стороною аналогического с первым. Кажущееся бессмыслие многих загадок удивляет нас только потому, что мы не постигаем, что мог найти народ сходного между различными предметами, по-видимому столь непохожими друг на друга; но как скоро поймем это уловленное народом сходство, то не будет ни странности, ни бессмыслия. Приведем несколько примеров: «черненька собачка, свернувшись, лежит: ни лает, ни кусает, а в дом не пускает» (замок); «лежит баран – не столько шерсти на нем, сколько ран» (колода, на которой дрова рубят), «в хлеву у быка копна на рогах, а хвост на дворе у бабы в руках» (ухват с горшком); «сивая кобыла по полю ходила, к нам пришла – по рукам пошла» (сито); «сквозь лошадь и корову свиньи лен волокут» (тачать сапоги).

А. Н. Афанасьев, Мифы древних славян, 2014

Смысл песни состоял в том, чтобы выпросить что-нибудь у хозяина дома: яиц, сала, денег, молока, белого хлеба. И хозяева, в большинстве случаев, спешили удовлетворить просьбы волочебников, так как по адресу скупого хозяина бойкие бабы сейчас же начинали высказывать не совсем лестные пожелания: «Кто не даст нам яйца – околеет овца, не даст сала кусок – околеет телок; нам не дали сала – коровушка пала». Суеверные хозяева очень боялись таких угрожающих песнопений, и потому бабы никогда не уходили из-под окон с пустыми руками. Все собранные продукты и деньги шли на специальное бабье пиршество, на которое не допускались представители мужского пола.

В. А. Нэй, Пасха. Красная горка. Традиции, обряды, рецепты, 2012

Если ведьма – царица сказок, то великан – царь мифов. Повадки ведьмы выдают ее потустороннюю сущность. Великан врос корнями в землю. С ним не следует путать злых духов и мертвецов (ту же ведьму, Бабу Ягу, Лауму), способных менять свой облик, вырастая до гигантских размеров. Несмотря на свой рост, великан зачастую антропоморфен, а его тело почти не испытывает метаморфоз.

А. В. Волков, Мистическая Скандинавия, 2015

Вообще дьявол довольно-таки ревнив к репутации своей наружности. Гоголев кузнец Вакула преследуется, ведь, чертом, подобно художнику Спинелло, отчасти и за то, что нарисовал дьявола в аду в таком мерзком виде, что бабы им стали детей пугать: «Ось, бачь, яка кака намалевана!»

А. В. Амфитеатров, Дьявол, 1905

В пословице встретите вопросы о целях жизни, о характере и духе народа, о нравственных и юридических отношениях, о господствующих началах внешнего и внутреннего быта народного. Принимая живейшее участие во всех делах человеческих, она всегда берет сторону рассудка и справедливости, славит добродетель и нещадно клеймит порок укоризной, позором и насмешкой, но снисходит человеческой слабости и оплошности. Кто Богу не грешен, а Царю не виноват? Кто бабе не внук? Кто поживет и не согрешит? Грех да беда, на кого не была?

И. М. Снегирев, Книга народной мудрости, 2014

«Вечер закончился блистательным скандалом. Тавля женился на Катьке. Достали свеч, купили пряников и леденцов, выбрали поезжан и поехали за Катькой в Камчатку. Здесь невеста, недурной мальчик лет четырнадцати, сидела одетая во что-то вроде импровизированного капота; голова была повязана платком по-бабьи, щеки ее были нарумянены линючей красной бумажкой от леденца. Поезжане, наряженные мужчинами и бабами, вместе с Тавлей отправились к невесте, а от ней к печке, которую Тавля заставил принять на себя роль церкви. Явились попы, дьяконы и дьяки, зажгли свечи, началось венчанье с пением "Исайе, ликуй!". Гороблагодатский "отломал апостол", закричав во всю глотку на конце: "А жена да боится своего мужа". Тавля поцеловал у печки богом данную ему сожительницу».

И. С. Кон, Мальчик – отец мужчины, 2009

«ЖИВАЛО-БЫВАЛО – ЖИЛ ДЕД ДА С ДРУГОЙ ЖЕНОЙ. У ДЕДА БЫЛА ДОЧКА, И У БАБЫ БЫЛА ДОЧКА.

Е. А. Коровина, Знаем ли мы свои любимые сказки? Тайны и секреты сказочных произведений. О том, как сказки приходят к людям из прошлого и настоящего, 2013