Цитаты со словом «понятно»

Каждому, я думаю, понятно, что для ребёнка и даже для взрослого иметь религию — значит следовать той, в которой он родился.

Что самое внутреннее начало жизни в человеке исходит от любви, это при малом размышлении понятно всякому, и точно: человек от присутствия в нем любви воспламеняется, при отсутствии ее он стынет, а лишаясь ее вовсе, умирает. Должно знать, что жизнь каждого человека такова, как и любовь его. (HH 14)

Когда кому-то не нравится произведение искусства, именно поскольку оно понятно, этот человек чувствует своё «превосходство» над ним, и тогда раздражению нет места. Но когда вещь не нравится потому, что не всё понятно, человек ощущает себя униженным, начинает смутно подозревать свою несостоятельность, неполноценность, которую стремится компенсировать возмущённым, яростным самоутверждением перед лицом произведения.

Все мы, в России, и на Западе, ищем внутреннюю свободу, ищем источник сил. Мы и поехали туда, потому что сегодня именно там главное место мира, где происходят события, крутятся деньги, снимается кино, живут звезды. Данила Багров должен был появиться там. Ну а где она, эта сила? Трудно сказать. Я думаю — внутри человека. Понятно же, что не в Америке. Силы-то там как раз и нет.Я все время думаю — есть ли на самом деле такой человек? Молодой парень как Данила, или постарше. Дембель или служит еще где-то. Живет в каком-нибудь небольшом городке. И смог бы вот кто-нибудь, также как он, не имея ни денег, ни связей, ни языка отправиться на другой конец Земли, просто потому что надо помочь брату армейского друга? Да никто его не просил, и он никому ничего не обещал. У него что, дел своих нету, или время девать некуда? Зачем? Почему?Ответ существует. Потому, что так надо. И по-другому просто нельзя. Это же ясно. Значит он есть, наверное такой. Да, точно есть.Хочется быть на него похожим? Не знаю. Мне лично хочется. Другой вопрос — вот смог бы ты так же? Вот так, как он?У меня вообще странное к нему отношение. Он и похож на меня, и не похож. И проще чем-то, и взрослее вроде. Ну, в общем, действительно — Брат.

В ходе развития естествознания, начиная со знаменитого процесса против Галилея, снова и снова высказывалось мнение, что естественнонаучная истина не может быть приведена в согласие с религиозным истолкованием мира. Но должен сказать, что, хотя я убежден в неоспоримости естественнонаучной истины в своей сфере, мне все же никогда не представлялось возможным отбросить содержание религиозной мысли просто как часть преодоленной ступени сознания человечества — часть, от которой в будущем все равно придется отказаться. Так что на протяжении моей жизни мне постоянно приходилось задумываться о соотношении этих двух духовных миров, ибо у меня никогда не возникало сомнения в реальности того, на что они указывают. Мы приписываем тем самым слову «религия» несколько более широкое значение, чем обычно. Оно должно охватывать духовные содержания многих культурных регионов и различных эпох даже там, где, скажем, вообще не существует понятия о Боге. Если, как это сделали мы, назвать религией просто духовную форму, до которой дорастает то или иное человеческое сообщество, то, само собой понятно, искусство тоже обязательно окажется выражением религии.

Я — монархист самобытный, на свой салтык и потому глубоко верующий. Ныне идея чистой монархии переживает серьезный кризис. Понятно, эта драма отзывается на всем моем существе; я переживаю ее с внутренний дрожью. Я защищал горячо эту идею на практике. Я готов иссохнуть по ней, сгинуть вместе с нею, но только одиночкой, в своих четырех владимирских стенах, но отнюдь не на людях.

Письмо, достойное именоваться таковым, пишется под воздействием восхищения или негодования — в общем, крайних чувств. Понятно, почему рассудительное письмо — это письмо мертворожденное.

Людям, которые не жили в Москве в 70-е годы прошлого столетия, наверное, не очень понятно, какова была тогда ситуация в церкви и что значила фигура о. Всеволода Шпиллера. Ведь он был одним из немногих священников со столь высоким уровнем образования и культуры, которому позволялось служить и проповедовать в Москве. И в этом смысле он представлял собой уникальное явление.

…Осип Перельман, который стал Осипом Дымовым, взяв себе чеховский псевдоним, как понятно, поскольку искал некоего преодоления своей биографической данности, своей биографической конкретности, входа в русскую литературу.

Кто понимает лишь то, что можно объяснить, понимает немногое.

Мы говорим: «это довольно плохо», и читаем дальше. Говорим: «но это дешёвка» — и не можем оторваться.

Не знаю… по-моему, надо заниматься приватизацией самого себя. Потому что ничего другого не получается.

Мои ноги не так уж красивы, просто я знаю, что с ними делать.

Быть или не быть — вот в чем вопрос.

Чтобы сорвать аплодисменты, нужно либо писать вещи настолько простые, чтобы их мог напеть всякий возница, либо такое непонятное, чтобы только потому и нравилось, что ни один нормальный человек этого не понимает.

Не спеши объяснять другим то, что сам только лишь понял: ты понял далеко не все.

Когда все доступно — ничего не хочется. Там, на вершине, ничего нет — там вакуум. Но чтобы это понять, надо туда залезть. Я вот слазил и узнал.

Так просто быть добрым. Нужно только представить себя на месте другого человека, прежде чем начать его судить.

Я тогда подумал, а что – хорошее название, и всегда можно будет на кого-нибудь свалить. Что я и делаю.

Неудачи других мы находим совершенно естественными, но вот почему нам не везет этого мы не можем понять.

Знаешь, нужно быть не просто хорошим программистом чтобы написать систему, подобную Linux. Нужно быть ещё и хитрой сволочью.

Нет ничего такого сложного, что нельзя было бы понять, если у людей есть смелость взглянуть правде в глаза и называть вещи своими именами. Сложности возникают, когда люди начинают врать самим себе, ну и другим, конечно.

Никто не лучше Вас. Никто не умнее Вас. Просто они начали раньше.

Как говорит Фрейд, просто увидеть Минск из Варшавы, даже если ты не так смотришь, и не понимаешь, что видишь, — уже стоит того.

Делать вид, что не знаешь того, что знают все, и знаешь то, чего никто не знает — вот и все законы политики.

Нам говорят: надо жить. А зачем, объяснил бы кто.

Я же — человек русский, полумер не знаю. Если что делаю, так то и люблю и увлекаюсь им ото всей души, и уж если что не по-моему, лучше сдохну, сморю себя в одиночке, а разводить розовой водицей не стану.

Нельзя знать все, достаточно понимать.

Пока ты говоришь совсем не то, что думаешь, слушаешь совсем не то, во что веришь, и делаешь совсем не то, к чему расположен — то всё это время и живёшь совсем не ты.

Говорить путанно умеет всякий, говорить ясно — немногие.

По-моему, я думаю слишком много. Вот почему я пью!

Поскольку мои-то программы – ясное дело – всегда идеальны, я понял, что тут дело в другом. Пришлось пойти дальше и дизассемблировать операционную систему.

Можно называть сразу двух людей своими любимыми. Ровно до тех пор, пока один из них не окажется в курсе дел.

Говорить кстати лучше, нежели говорить красноречиво.

Зрители должны понимать, что к ним относятся пренебрежительно, кормят говном на лопате. Сколько молодежных фильмов о потере девственности нужно посмотреть, пока до вас дойдет: «Черт! Кажется, здесь есть какая-то формула».

Когда ты однажды понимаешь, что уже не можешь идти так далеко и быстро, как мог раньше, жизнь становится более сложной.

Не страшно, если вас оставили в дураках, хуже, если вам там понравилось.

Делай, что можешь, с тем, что имеешь, там, где ты есть.

Слово «счастье» похоже на «сейчас», а потому оно не может быть чем-то постоянным.

Можно сделать быстро, но плохо, а можно — медленно, но хорошо. Через некоторое время все забудут, что было быстро, но будут помнить, что было плохо. И наоборот.

Больше всего мы делаем обычно тогда, когда думаем, что делаем слишком мало.

Мы всегда хотим сказать в своих программах что-то такое, что на всех известных языках можно сказать только плохо.

Человек, с которым надо сидеть рядом и указывать ему, что хорошо, а что плохо, иначе он может перепутать.

Кто-то недавно запускал слухи о том, что я умерла… Кому-то, значит, надо. Если вдуматься, подобные вещи направлены не только против меня. Получается, и против президента.

Цой был настоящий поэт и маг; из всех, кого вообще можно воспринимать и кого я знала лично, магов только двое: он и Земфира.

В делах любви, знаешь ли, «слишком» ещё не значит «достаточно».

Нет ничего досаднее, чем видеть, как удачно сказанное слово умирает в ухе дурака, которому ты его сказал.

Профессионалы — вовсе не обязательно люди, которые умеют что-то делать лучше других. Часто обнаруживается, что все остальное они просто вовсе не умеют делать.

В жизни нет ничего, чего стоило бы бояться, есть только то, что нужно понять.

Вообще Витька был золотым парнем. У меня не было ощущения, что я общаюсь со звездой. Он не выпендривался, не капризничал… Был просто КЛАССНЫМ парнем! Мы с ним дружили всего два года, но его смерть для меня стала большой трагедией.

Сначала надо ввязаться в серьёзный бой, а там уже видно будет.