Цитаты со словом «помертвевший»
Похожие цитаты:
Жизнь сурова, одичание просто. Крышку гроба поднять иссохшей рукой, сидеть, задыхаться. Ни старости, ни опасностей: ужас — это не по-французски.
Истина застывает на губах умирающих.
Всё-таки жаль немое кино. Какое удовольствие было видеть, как женщина открывает рот, а голоса не слышно.
Впервые в жизни меня не просят открыть рот и раздвинуть ноги. Вот повезло-то!
Бог говорит с нами лицом к лицу только тогда, когда у нас у самих есть лицо.
Искушение подобно молнии, на мгновение уничтожающей все образы и звуки, чтобы оставить вас во тьме и безмолвии перед единственным объектом, чей блеск и неподвижность заставляют оцепенеть.
Есть люди, которые мертвыми дланями стучат в мертвые перси, которые суконным языком выкликают «Звон победы раздавайся!» и зияющими впадинами вместо глаз выглядывают окрест: кто не стучит в перси и не выкликает вместе с ними?..
Бог шепчет нам в наших удовольствиях, вслух говорит с нашей совестью, но Он кричит в нашей боли — это Его мегафон, чтобы слышал оглохший мир.
Это ведь слова выдают нас на милость безжалостных людей, находящихся рядом, они обнажают нас сильнее, чем все руки, которым мы позволяем шарить по нашей коже.
Трагедия в том, что никто не видит выражения безнадёжного отчаяния на моем лице. Нас тысячи и тысячи, мы проходим мимо и не узнаем друг друга.
Слышал не раз от женщин, потерявших близких людей, что глаза у человека умирают раньше всего.
Он обернулся… Меня не было в этом взгляде настолько, что не знаю, как я не исчез.
Мне кажется, что если я остановлюсь, то сразу умру.
Иные судорожно держатся за руль, чтобы не упасть.
Когда ты пьян, мир по-прежнему где-то рядом, но он хотя бы не держит тебя за горло.
Дайте мне взглянуть правде в лицо. Расскажите мне, какое лицо у правды.
При виде убийцы мертвецы обливаются кровью.
Хочу увидеть, как я выгляжу в зеркале, когда глаза мои закрыты.
Чтоб тронуть нас до слёз, сам зарыдай, поэт.
Источник страха — в вашем сердце, а не в руках устрашающего.
Раз все вокруг шепчут: целуй руку! целуй руку! — ясно, что я руку целовать не должна.
Только одно было странно: продолжать думать, как раньше, знать. Понять — это означало в первый момент почувствовать леденящий ужас человека, который просыпается, и видит, что похоронен заживо.
Велико число женщин, которые кажутся прекрасными в тени шатров и под покровом вуали. Но подними вуаль, и ты увидишь мать своей матери.
Жертвы легендарных кораблекрушений, погибшие преждевременно, я знаю: вас убило не море, вас убил не голод, вас убила не жажда! Раскачиваясь на волнах под жалобные крики чаек, вы умерли от страха.
Надежды — это нервы жизни; в напряженном состоянии они мучительны, перерезанные они уже не причиняют боли.
Лучше краска на лице, чем пятно на сердце.
Нет ли других пострадавших? (Последние слова Роберта Кеннеди перед потерей сознания и смертью)
Улыбка стоит так мало — что ж не улыбаться, катаясь в открытом экипаже. Улыбайся в смертном хрипе — так будет легче для тех, кого ты оставляешь. Улыбайся, чёрт тебя подери! Улыбка, которая вечно с тобой!
Протягивая руку помощи, не сжимайте её в кулак.
Меня все еще держат за шиворот, на моем плече замирает вздох, это не сожаление, конечно, но в нем есть примесь грусти: вчера все было чудом, а завтра станет повседневной рутиной. В этом вздохе слышится: «Ну вот!».
Совесть — это тот тихий голосок, который шепчет тебе, что кто-то смотрит.
Живой человек, лишенный разума, — страшнее, чем мертвец.
Когда мужчина касается рукою руки женщины, оба они касаются сердца вечности.
Время подобно ребёнку, ведомому за руку: смотрит назад...
Для кого-то Бог на небе, а для кого-то в собственном сердце. И этот Бог в сердце не даёт опуститься ниже определенного человеческого уровня... Он не позволит ударить ногой собаку, обидеть старика, плохо относиться к родителям...
Много мыслей, которые находили блестящими, побледнели при ярком свете печати.
Вырвать человека у смерти - почти то же, что произвести его на свет.
Память подобна населённому нечистой силой дому, в стенах которого постоянно раздаётся эхо от невидимых шагов. В разбитых окнах мелькают тени умерших, а рядом с ними — печальные призраки нашего былого «я».