Цитаты со словом «лобастый»
Похожие цитаты:
Прощание с Матёрой (1976). Название стало крылатым выражением.
Затравленный и прижатый к стенке кот превращается в тигра.
Когда народ поднимает голову, труднее всего удержаться тем, кто сидит у него на шее.
Человек всегда считал себя умным — даже когда ходил на четвереньках и закручивал хвост в виде ручки чайника. Чтобы стать умным, ему надо хоть раз основательно почувствовать себя дураком.
Доброму стараются сесть на шею, чтобы нос не задирал.
— Человеческий ум похож на пьяного ездока: когда его приподнимают с одного боку, он заваливается на другой.
Костлявые руки, плоская грудь и вечно торчащая длинная шея.
Всадник без головы или Мирофан: Умом Россию не понять.
Лучше молодой жене стрела в бок, чем старик под боком.
Тот, кто обращается к судье, держит волка за уши.
: … считать себя счастливым оттого, что не бил зверей по голове — это необычно, это может открыть нам в нас только поэт.
Он был человек осторожный и ходил по жизни на мягких кошачьих лапах.
Бывают разные слова:Те, прозвучав, как в воду канут,От тех кружится голова,Ну а от многих уши вянут.
Теперь я один. Не совсем один. Есть еще эта мысль, она рядом, она ждет. Она свернулась клубком, как громадная кошка; она ничего не объясняет, не шевелится, она только говорит: «нет». Нет, не было у меня никаких приключений.
За бритого двух небритых дают.
Одна радость — слушать соседей. Это помогает понять, что не одному тебе сбили холку, что не у тебя одного крыша поехала.
::: Никогда не бил по голове.
Возвышенность духа писателя помещается у него в затылке. Сам он видеть её не может. Если же попытается увидеть во что бы то ни стало, то лишь сломает шею.
Судьба подчас чересчур уж сильно замахивается, когда хочет легонько стукнуть нас. Казалось, она вот-вот нас раздавит, а на самом-то деле она всего лишь комара у нас на лбу прихлопнула.
Светлая голова и светлое сердце всегда составляют грозную комбинацию. А когда ты добавляешь к этому острый язык или карандаш, получается что-то очень гремучее.
Свобода размахивать руками заканчивается у кончика носа другого человека.
Есть птицы поползни, они в поисках своего червячка могут бегать по дереву даже и вниз головой. Среди людей есть тоже такие, готовые ради своего червяка тоже ходить вниз головой.
Я самый умный? Наврятли! Но мудрый псяра рядом с вами, щенята! — «Крик III»
Птица была симпатичная. Она смотрела на меня, а я смотрел на неё. Потом она издала слабенький птичий звук «чик!» — и мне почему-то стало приятно. Мне легко угодить. Сложнее — остальному миру.
Для кого-то Бог на небе, а для кого-то в собственном сердце. И этот Бог в сердце не даёт опуститься ниже определенного человеческого уровня... Он не позволит ударить ногой собаку, обидеть старика, плохо относиться к родителям...
Из всех зверей пусть государь уподобится двум: льву и лисе. Лев боится капканов, а лиса — волков, следовательно, надо быть подобным лисе, чтобы уметь обойти капканы, и льву, чтобы отпугнуть волков.
Если море двумя ударами опрокидывает тех, кто, не понимая его языка, вознамерился одолеть его волны с трусливым сердцем в груди, то кто в этом виноват – море? Или те, кто его не понимают?
Абиссинцы с ружьями за плечами ходят без дела с независимым видом. Они завоеватели, им работать неприлично. И сейчас же за городом начинаются горы, где стада павианов обгрызают молочаи и летают птицы с громадными красными носами.
Если поставить баранов во главе львов, то львы баранеют, а наоборот — то даже баран будет иметь львиное сердце.
Лицо — это то, что выросло вокруг носа.
Время подобно ребёнку, ведомому за руку: смотрит назад...
У нас нет середины: либо в рыло, либо ручку пожалуйте!
Самый простой способ скрыть хромоту на левую ногу — хромать и на правую. У вас будет вид морского волка, шагающего вперевалку.
— Если потянуть осла за хвост сзади, он кричит спереди; Пуришкевича никто не тянет за хвост, следовательно, пора ему перестать кричать.
Лучше девица в руки, чем жираф в небе.
В каждом толстом человеке сидит худой и требует, чтобы его выпустили.
Одной ногой я уже в могиле, а другая машет только одним крылом.
Я это чувствую при удачной стрельбе в каждого крупного зверя: пока не убит — ничего, я даже могу быть очень храбрым и находчивым, но когда зверь лежит, я чувствую вот это самое, среднее между страхом, жалостью, раскаяньем.
Нет ничего легче, чем записывать воспоминания, которые вылетели из головы.