Неточные совпадения
Гляди мне в очи
ясные,
Гляди в
лицо румяное,
Подумывай, смекай...
«Заснуть! заснуть!» повторил он себе. Но с закрытыми глазами он еще
яснее видел
лицо Анны таким, какое оно было в памятный ему вечер до скачек.
Тот самый
ясный и холодный августовский день, который так безнадежно действовал на Анну, казался ему возбудительно оживляющим и освежал его разгоревшееся от обливания
лицо и шею.
Отношения к мужу были
яснее всего. С той минуты, как Анна полюбила Вронского, он считал одно свое право на нее неотъемлемым. Муж был только излишнее и мешающее
лицо. Без сомнения, он был в жалком положении, но что было делать? Одно, на что имел право муж, это было на то, чтобы потребовать удовлетворения с оружием в руках, и на это Вронский был готов с первой минуты.
Вся дрожа, сдернула она его с пальца; держа в пригоршне, как воду, рассмотрела его она — всею душою, всем сердцем, всем ликованием и
ясным суеверием юности, затем, спрятав за лиф, Ассоль уткнула
лицо в ладони, из-под которых неудержимо рвалась улыбка, и, опустив голову, медленно пошла обратной дорогой.
Ее даже нельзя было назвать и хорошенькою, но зато голубые глаза ее были такие
ясные, и когда оживлялись они, выражение
лица ее становилось такое доброе и простодушное, что невольно привлекало к ней.
Теперь это была скромно и даже бедно одетая девушка, очень еще молоденькая, почти похожая на девочку, с скромною и приличною манерой, с
ясным, но как будто несколько запуганным
лицом.
— Не сердись, брат, я только на одну минуту, — сказала Дуня. Выражение
лица ее было задумчивое, но не суровое. Взгляд был
ясный и тихий. Он видел, что и эта с любовью пришла к нему.
Даже
лицо его изменялось, когда он с ней разговаривал: оно принимало выражение
ясное, почти доброе, и к обычной его небрежности примешивалась какая-то шутливая внимательность.
Она ушла, прежде чем он успел ответить ей. Конечно, она шутила, это Клим видел по
лицу ее. Но и в форме шутки ее слова взволновали его. Откуда, из каких наблюдений могла родиться у нее такая оскорбительная мысль? Клим долго, напряженно искал в себе: являлось ли у него сожаление, о котором догадывается Лидия? Не нашел и решил объясниться с нею. Но в течение двух дней он не выбрал времени для объяснения, а на третий пошел к Макарову, отягченный намерением, не совсем
ясным ему.
Плотное, серое кольцо людей, вращаясь, как бы расталкивало, расширяло сумрак. Самгин
яснее видел Марину, — она сидела, сложив руки на груди, высоко подняв голову. Самгину казалось, что он видит ее
лицо — строгое, неподвижное.
— Литераторы философствуют прозрачней богословов и философов, у них мысли воображены в
лицах и скудость мыслей —
яснее видна.
Остаток дня Клим прожил в состоянии отчуждения от действительности, память настойчиво подсказывала древние слова и стихи, пред глазами качалась кукольная фигура, плавала мягкая, ватная рука, играли морщины на добром и умном
лице, улыбались большие, очень
ясные глаза.
Становилось холоднее. По вечерам в кухне собиралось греться человек до десяти; они шумно спорили, ссорились, говорили о событиях в провинции, поругивали петербургских рабочих, жаловались на недостаточно
ясное руководительство партии. Самгин, не вслушиваясь в их речи, но глядя на
лица этих людей, думал, что они заражены верой в невозможное, — верой, которую он мог понять только как безумие. Они продолжали к нему относиться все так же, как к человеку, который не нужен им, но и не мешает.
Лицо у него было темное, как бывает у белокожих северян, долго живших на юге, глаза
ясные, даже как будто веселые.
Лица у ней почти вовсе не было: только и был заметен нос; хотя он был небольшой, но он как будто отстал от
лица или неловко был приставлен, и притом нижняя часть его была вздернута кверху, оттого
лица за ним было незаметно: оно так обтянулось, выцвело, что о носе ее давно уже получишь
ясное понятие, а
лица все не заметишь.
А в сыне ей мерещился идеал барина, хотя выскочки, из черного тела, от отца бюргера, но все-таки сына русской дворянки, все-таки беленького, прекрасно сложенного мальчика, с такими маленькими руками и ногами, с чистым
лицом, с
ясным, бойким взглядом, такого, на каких она нагляделась в русском богатом доме, и тоже за границею, конечно, не у немцев.
Женская фигура, с
лицом Софьи, рисовалась ему белой, холодной статуей, где-то в пустыне, под
ясным, будто лунным небом, но без луны; в свете, но не солнечном, среди сухих нагих скал, с мертвыми деревьями, с нетекущими водами, с странным молчанием. Она, обратив каменное
лицо к небу, положив руки на колени, полуоткрыв уста, кажется, жаждала пробуждения.
Да и
лицо у вас совсем деревенское,
лицо деревенской красавицы, — не обижайтесь, ведь это хорошо, это лучше — круглое, румяное,
ясное, смелое, смеющееся и… застенчивое
лицо!
Я сохранил
ясное воспоминание лишь о том, что когда рассказывал ему о «документе», то никак не мог понятливо выразиться и толком связать рассказ, и по
лицу его слишком видел, что он никак не может понять меня, но что ему очень бы хотелось понять, так что даже он рискнул остановить меня вопросом, что было опасно, потому что я тотчас, чуть перебивали меня, сам перебивал тему и забывал, о чем говорил.
Он был в полной памяти;
лицо же его было хотя и весьма утомленное, но
ясное, почти радостное, а взгляд веселый, приветливый, зовущий.
Она не очень была хороша собой; но решительное и спокойное выражение ее
лица, ее широкий, белый лоб, густые волосы и, в особенности, карие глаза, небольшие, но умные,
ясные и живые, поразили бы и всякого другого на моем месте.
Завеса спала с глаз моих: я увидел ясно,
яснее, чем
лицо свое в зеркале, какой я был пустой, ничтожный и ненужный, неоригинальный человек!
Я долго любовался его
лицом, кротким и
ясным, как вечернее небо.
Представьте себе, любезные читатели, человека полного, высокого, лет семидесяти, с
лицом, напоминающим несколько
лицо Крылова, с
ясным и умным взором под нависшей бровью, с важной осанкой, мерной речью, медлительной походкой: вот вам Овсяников.
И точно: от вина
лицо портится, и это не могло вдруг пройти, а тогда уж прошло, и цвет
лица у меня стал нежный, и глаза стали
яснее; и опять то, что я от прежнего обращения отвыкла, стала говорить скромно, знаете, мысли у меня скоро стали скромные, когда я перестала пить, а в словах я еще путалась и держала себя иногда в забывчивости, по прежнему неряшеству; а к этому времени я уж попривыкла и держать себя, и говорить скромнее.
След судьбы, обрубившей живые ветви, еще
яснее виднелся на бледном, худом
лице его жены.
Лицо ее было задумчиво, в нем
яснее обыкновенного виднелся отблеск вынесенного в прошедшем и та подозрительная робость к будущему, то недоверие к жизни, которое всегда остается после больших, долгих и многочисленных бедствий.
Оказывается, на конюшне секут «шалунишку» буфетчика, человека с большими бакенбардами, недавно еще в долгополом сюртуке прислуживавшего за столом…
Лицо у Мардария Аполлоновича доброе. «Самое лютое негодование не устояло бы против его
ясного и кроткого взора…» А на выезде из деревни рассказчик встречает и самого «шалунишку»: он идет по улице, лущит семечки и на вопрос, за что его наказали, отвечает просто...
Не скажу, чтобы впечатление от этого эпизода было в моей душе прочно и сильно; это была точно легкая тень от облака, быстро тающего в
ясный солнечный день. И если я все-таки отмечаю здесь это ощущение, то не потому, что оно было сильно. Но оно было в известном тоне, и этой душевной нотке суждено было впоследствии зазвучать гораздо глубже и сильнее. Вскоре другие
лица и другие впечатления совершенно закрыли самое воспоминание о маленькой еврейской принцессе.
Мать остановилась, окидывая сына внимательным взглядом, стараясь открыть причину странной тревоги. Но она видела только, что эта тревога все вырастает, и на
лице спящего обозначается все
яснее выражение напряженного усилия.
Два давешних глаза, те же самые, вдруг встретились с его взглядом. Человек, таившийся в нише, тоже успел уже ступить из нее один шаг. Одну секунду оба стояли друг перед другом почти вплоть. Вдруг князь схватил его за плечи и повернул назад, к лестнице, ближе к свету: он
яснее хотел видеть
лицо.
Случилось так, что в числе горничных Анны Павловны находилась одна очень хорошенькая девушка, с
ясными кроткими глазками и тонкими чертами
лица, по имени Маланья, умница и скромница.
Значит, даже и при спокойной жизни было в
лице, в разговоре и во всей манере Любки что-то особенное, специфическое, для ненаметанного глаза, может быть, и совсем не заметное, но для делового чутья
ясное и неопровержимое, как день.
Теперь, при желтом колеблющемся свете свечей, стало
яснее видно
лицо Женьки.
Вихров писал таким образом целый день; все выводимые им образы все больше и больше
яснели в его воображении, так что он до мельчайших подробностей видел их
лица, слышал тон голоса, которым они говорили, чувствовал их походку, совершенно знал все, что у них в душе происходило в тот момент, когда он их описывал.
Тотчас же вслед за этим жалобным криком раздались другие крики, ругательства, возня и наконец
ясные, звонкие, отчетливые удары ладонью руки по
лицу.
Я застал Наташу одну. Она тихо ходила взад и вперед по комнате, сложа руки на груди, в глубокой задумчивости. Потухавший самовар стоял на столе и уже давно ожидал меня. Молча и с улыбкою протянула она мне руку.
Лицо ее было бледно, с болезненным выражением. В улыбке ее было что-то страдальческое, нежное, терпеливое. Голубые
ясные глаза ее стали как будто больше, чем прежде, волосы как будто гуще, — все это так казалось от худобы и болезни.
Она опять залилась своим
ясным, раздражающим смехом. Но я весь кипел; виски у меня стучали, дыхание занималось. Вероятно, в
лице моем было что-то особенно горячее, потому что она пристально взглянула на меня и привстала с кушетки.
Из
лица бел, румян и чист; глаза голубые; на губах улыбка; зубы белые, ровные; волоса белокурые, слегка вьющиеся; походка мягкая; голос —
ясный и звучный тенор.
А когда открыла глаза — комната была полна холодным белым блеском
ясного зимнего дня, хозяйка с книгою в руках лежала на диване и, улыбаясь не похоже на себя, смотрела ей в
лицо.
Эта мысль вдруг вспыхнула в ее голове и поразила ее своей
ясной, простой правдой. Она взглянула в
лицо женщины, крепко державшей ее руку, и повторила, удивленно улыбаясь...
Все это она видела
яснее других, ибо лучше их знала унылое
лицо жизни, и теперь, видя на нем морщины раздумья и раздражения, она и радовалась и пугалась.
Медиокритского привели. На
лице его, как он, видно, ни умывался, все еще оставались
ясные следы дегтя. Старик городничий сел в грозную позу против зерцала.
Эта таинственность только раздражала любопытство, а может быть, и другое чувство Лизы. На
лице ее, до тех пор
ясном, как летнее небо, появилось облачко беспокойства, задумчивости. Она часто устремляла на Александра грустный взгляд, со вздохом отводила глаза и потупляла в землю, а сама, кажется, думала: «Вы несчастливы! может быть, обмануты… О, как бы я умела сделать вас счастливым! как бы берегла вас, как бы любила… я бы защитила вас от самой судьбы, я бы…» и прочее.
Я привык к
лицам этого семейства, к различным их настроениям, сделал себе уже
ясное понятие о их взаимных отношениях, привык к комнатам и мебели и, когда гостей не было, чувствовал себя совершенно свободным, исключая тех случаев, когда оставался один в комнате с Варенькой.
Ожидание не томит. Все радостно и легко возбуждены. Давно знакомые молодые
лица кажутся совсем новыми; такими они стали свежими,
ясными и значительными, разрумянившись и похорошев в крепком осеннем воздухе.
В нем совмещались именно те простые, но трогательные и глубокие черты, которые даже и в его времена гораздо чаще встречались в рядовых, чем в офицерах, те чисто русские, мужицкие черты, которые в соединении дают возвышенный образ, делавший иногда нашего солдата не только непобедимым, но и великомучеником, почти святым, — черты, состоявшие из бесхитростной, наивной веры,
ясного, добродушно-веселого взгляда на жизнь, холодной и деловой отваги, покорства перед
лицом смерти, жалости к побежденному, бесконечного терпения и поразительной физической и нравственной выносливости.
— Как? Как это вы сказали… ах черт! — воскликнул пораженный Кириллов и вдруг рассмеялся самым веселым и
ясным смехом. На мгновение
лицо его приняло самое детское выражение и, мне показалось, очень к нему идущее. Липутин потирал руки в восторге от удачного словца Степана Трофимовича. А я все дивился про себя: чего Степан Трофимович так испугался Липутина и почему вскричал «я пропал», услыхав его.
Я отдавал себе вполне
ясный отчет в фактической стороне этих сновидений: в какой форме они зародились, как потом перешли через целую свиту
лиц, городов, местностей (Иван Тимофеич, Балалайкин, Очищенный, Корчева, Самарканд и т. д.), но какую связь имели эти изменения форм с моим внутренним существом, с моим сознанием — этого я никак проследить не мог.