Неточные совпадения
Не говоря уже ни слова об обидном и странном сопоставлении, на одну доску, между мной и… заносчивым
юношей, словами
вашими вы допускаете возможность нарушения данного мне обещания.
— Знаете ли вы,
юноша, что через две-три недели сюда приедет
ваш дядя из ссылки? Наконец, понемногу слетаются старые орлы!
— Кофейку, Полина Карповна! — прервала ее Татьяна Марковна, подвигая к ней чашку. — Не слушай ее! — шепнула она, косясь на полуоткрытую грудь Крицкой, — все врет, бесстыжая! Возьмите
вашу чашку, — прибавила она, обратясь к
юноше, — вот и булки!
«Но, — воскликнут тут, пожалуй, разумные люди, — нельзя же всякому
юноше веровать в такой предрассудок, и
ваш юноша не указ остальным».
— На этой же бы неделе был у вас, чтобы заплатить визит вам и
вашему милому
юноше, — говорил любезно Александр Иванович, — но — увы! — еду в губернию к преосвященному владыке.
— Мефи? Это — древнее имя, это — тот, который… Ты помнишь: там, на камне — изображен
юноша… Или нет: я лучше на твоем языке, так ты скорее поймешь. Вот: две силы в мире — энтропия и энергия. Одна — к блаженному покою, к счастливому равновесию; другая — к разрушению равновесия, к мучительно-бесконечному движению. Энтропии — наши или, вернее, —
ваши предки, христиане, поклонялись как Богу. А мы, антихристиане, мы…
Этот город был свидетелем
ваших младенческих игр; он любовался вами, когда вы, под руководством маститого
вашего родителя, неопытным
юношей робко вступили на поприще яичного производства, и потом с любовью следил, как в сердце
вашем, всегда открытом для всего доброго, постепенно созревали семена благочестия и любви к постройке колоколен и церквей (при этих словах Захар Иваныч и Матрена Ивановна набожно перекрестились, а один из тайных советников потянулся к амфитриону и подставил ему свою голую и до скользкости выбритую щеку).
— Ну да, — положим, что вы уж женаты, — перебил князь, — и тогда где вы будете жить? — продолжал он, конечно, здесь, по
вашим средствам… но в таком случае, поздравляю вас, теперь вы только еще, что называется, соскочили с университетской сковородки: у вас прекрасное направление, много мыслей, много сведений, но, много через два — три года, вы все это растеряете, обленитесь, опошлеете в этой глуши, мой милый
юноша — поверьте мне, и потом вздумалось бы вам съездить, например, в Петербург, в Москву, чтоб освежить себя — и того вам сделать будет не на что: все деньжонки уйдут на родины, крестины, на мамок, на нянек, на то, чтоб
ваша жена явилась не хуже другой одетою, чтоб квартирка была хоть сколько-нибудь прилично убрана.
— Благородный
юноша! Великое сердце! (Nobil giovanotto! Gran cuore!) — позвольте слабому старцу (a un vecchiotto) пожать
вашу мужественную десницу! (la vostra valorosa destra!). — Потом отскочил немного назад, взмахнул обеими руками — и удалился.
— При чем тут хвост, а? какой тут хвост, а? — с волнением заговорил Богданов. — Куда вы в политику заехали, а? Разве это
ваше дело о политике рассуждать, а? Нет, уж вы,
юноша, кокарду снимите, сделайте божескую милость. Нельзя, как же можно, сохрани бог, мало ли кто может узнать!
— Меня удивляет, Надежда Васильевна, что вы спрашиваетесь у
вашего братца, который, к тому же, изволит быть еще мальчиком. Если бы он даже изволил быть взрослым
юношей, то и в таком случае вы могли бы сами. А теперь, как вы у него спрашиваетесь, Надежда Васильевна, это меня очень удивляет и даже поражает.
— Да это вы! — почти вскрикнула Любовь Александровна и вся вспыхнула в лице. —
Ваши глаза,
ваш лоб… Как вы были хороши
юношей! Какое беззаботное и смелое лицо…
Суслов (зло). Терпение,
юноша! Я до сего дня молча терпел
ваши выходки!.. Я хочу сказать вам, что, если мы живем не так, как вы хотите, почтенная Марья Львовна, у нас на то есть свои причины! Мы наволновались и наголодались в юности; естественно, что в зрелом возрасте нам хочется много и вкусно есть, пить, хочется отдохнуть… вообще наградить себя с избытком за беспокойную, голодную жизнь юных дней…
Шалимов. Какое у вас грустное лицо. Вы не похожи на
вашего брата… он весельчак. Забавный
юноша…
Я
ваш ответ предупрежду, пожалуй:
Я здесь давно знаком; и часто здесь, бывало,
Смотрел с волнением немым,
Как колесо вертелось счастья.
Один был вознесен, другой раздавлен им,
Я не завидовал, но и не знал участья:
Видал я много
юношей, надежд
И чувства полных, счастливых невежд
В науке жизни… пламенных душою,
Которых прежде цель была одна любовь…
Они погибли быстро предо мною,
И вот мне суждено увидеть это вновь.
Не говорю уже о том, что любовь в них постоянно является как следствие колдовства, приворота, производится питием"забыдущим"и называется даже присухой, зазнобой; не говорю также о том, что наша так называемая эпическая литература одна, между всеми другими, европейскими и азиятскими, одна, заметьте, не представила — коли Ваньку — Таньку не считать никакой типической пары любящихся существ; что святорусский богатырь свое знакомство с суженой-ряженой всегда начинает с того, что бьет ее по белому телу"нежалухою", отчего"и женский пол пухол живет", — обо всем этом я говорить не стану; но позволю себе обратить
ваше внимание на изящный образ
юноши, жень-премье, каким он рисовался воображению первобытного, нецивилизованного славянина.
Платон. «На гроб
юноши». А вам читать да слезы проливать. Будет, маменька, слез тут
ваших много, много будет. (Задумывается, пишет и опять задумывается.)
— Аян, — мягко сказала девушка, остановилась, придумывая, что продолжать, и вдруг простая, доверчивая, сильная душа
юноши бессознательно пустила ее на верный путь. — Аян, вы смешны. Другая повернулась бы к вам спиной, я — нет. Идите, глупый разбойник, учитесь, сделайтесь образованным, крупным хищником, капитаном. И когда сотни людей будут трепетать от одного
вашего слова — вы придите. Больше я ничего не скажу вам.
Любезен мне
ваш пыл
И
ваша доблесть,
юноши, но Русь
Ограждена от войн теперь надолго.
Не чаем мы вторжения врагов;
Соседние наперерыв державы
Нам предлагают дружбу и союз;
Совместников на царство мы не знаем;
Незыблем наш и тверд стоит престол —
И мирными придется вам делами
Довольным быть.
Алексей. Да… Очень я был бы хорош, если бы пошел в бой с таким составом, который мне послал Господь Бог в
вашем лице. Но, господа, то, что простительно юноше-добровольцу, непростительно (третьему офицеру) вам, господин поручик! Я думал, что каждый из вас поймет, что случилось несчастье, что у командира
вашего язык не поворачивается сообщить позорные вещи. Но вы недогадливы. Кого вы желаете защищать? Ответьте мне.
— От всероссийской! От
вашей! — кричал
юноша, вспоминая фразы Ряхина. Иные обижались.
Умоляю вас, не отвергайте его искренней любви к
вашей дочери; я скажу вам откровенно и прямо, что не верил похвалам Ардальона, как словам
юноши, влюбленного в первый раз; но, увидев
вашу дочь, я всему поверил.
У
вашего претерпевшего
юноши здесь теперь есть друзья — не одна я, старуха, а еще два молодые существа, которые его очень жалеют, — и когда он будет с нами, они своим чистым участием помогут ему если не забыть, то с достоинством терпеть муки от ран, нанесенных грубыми и бесчеловечными руками его сердцу».
Раскаяние, негодование на свою слабость показались на его чертах, и он коснулся до окна, трепет пробежал по его членам; казалось, что стучат у него в сердце, и седая голова привратника два раза повторяла уже свое приветствие сонными устами и спрашивала о причине позднего прихода, прежде нежели
юноша вымолвил: «Отец мой, иди к игумну, скажи, что у ворот стоит презренный грешник, что он умоляет принять его в монастырь, что он пришел обмыть
ваши святые ноги и работать и трудиться».
Но скажите на милость, что делать с каким-нибудь толстым господином или чахоточным
юношей, который тормошит вас, дергает и вертит во все стороны, стараясь обратить внимание
ваше на закат солнца или блеск месяца в воде? Куда деваться от тех господ, которые в клубе, в театре, и на гуляньях, кидаются вам на шею, осыпают вас звонкими поцелуями и с какою-то напыщенною торжественностию благодарят судьбу, доставившую им счастие встретиться с вами?
— И это потому смешно-с, — с радостью перебил вдруг белокурый
юноша, рассказавший про манишку и на которого сотрудник в белом жилете посмотрел за это с ненавистью, — потому смешно,
ваше превосходительство, что сочинителем полагается, будто бы господин Краевский правописания не знает и думает, что «обличительную литературу» надобно писать абличительная литература…
Платонов. Старо! Полно,
юноша! Он не взял куска хлеба у немецкого пролетария! Это важно… Потом, лучше быть поэтом, чем ничем! B миллиард раз лучше! Впрочем, давайте замолчим… Оставьте вы в покое кусок хлеба, о котором вы не имеете ни малейшего понятия, и поэтов, которых не понимает
ваша высушенная душа, и меня, которому вы не даете покоя!
Платонов. Авраам, значит, роди Исака. Благодарю вас, великодушный
юноша! B свою очередь потрудитесь передать
вашему папаше, что я желаю ему и его многим провалиться сквозь землю! Идите кушать, а то там всё поедят без вас,
юноша!
Платонов. С чем вас и поздравляю… Странно было бы видеть в молодом студенте нечестного человека… О
вашей честности вас никто и не спрашивает… Не дадите руки,
юноша?
Платонов. Желал бы я поговорить с вами лет через десять, даже пять… Как-то вы сохранитесь? Останется ли нетронутым этот тон, этот блеск очей? А ведь попортитесь,
юноша! По наукам у вас хорошо идут дела?.. По лицу вижу, что плохо… Попортитесь! Впрочем, идите есть! Я не буду больше беседовать с вами. Мне не нравится
ваша злая физиономия…
— Прекрасные
юноши, вот иду я на перекрестки
ваших улиц, нагая и прекрасная, жаждущая объятий и пламенных ласк, я, великая царица поцелуев. Вы все, смелые и юные, придите ко мне, насладитесь красотою и буйным дерзновением моим, в моих объятиях испейте напиток любви, радостной до смерти любви, более могущественной, чем и самая смерть. Придите ко мне, ко мне, к царице поцелуев.
Я знаю, что найдутся неразумные жены и девы, которые назовут сладким и славным удел прекрасной Мафальды, царицы поцелуев, и что найдутся
юноши столь безумные, чтобы позавидовать смерти ее последнего и наиболее обласканного ею любовника. Но вы, почтенные, добродетельные дамы, для поцелуев снимающие одни только перчатки, вы, которые так любите прелести семейного очага и благопристойность
вашего дома, бойтесь, бойтесь легкомысленного желания, бегите от лукавого соблазнителя.
— Гм!.. — сконфузился
юноша. — Но привычка совсем не то, что образование. Мало того, что вы знаки препинания правильно ставите… мало-с! Нужно сознательно ставить! Вы ставите запятую и должны сознавать, для чего ее ставите… да-с! А это
ваше бессознательное… рефлекторное правописание и гроша не стоит. Это машинное производство и больше ничего.
— Я
ваш — и душой и телом! — восторженно воскликнул
юноша. — Делайте со мной что хотите!.. Когда вы меня представите?
— А
ваш зять чтó такое? — бесцеремонно спросил
юноша.
— Вероятно, дядюшка,
ваше превосходительство! — отвечал
юноша директору.
— Сердечное вам спасибо, милый
юноша… Благодаря
вашей бесподобной игре, заставившей прорваться наружу Наташино горе, вы вернули мне потерянную было мою любимицу, и теперь одинокая старуха нашла свое счастье на закате дней!
— В свою очередь, — говорил он, — я попрошу вас довершить
ваше благодеяние, m-lle Орлова, и взять под свое покровительство Крымова. Постарайтесь повлиять на него. Он способный
юноша, и будет горько, если дурные привычки погубят юное дарование. Вы обещаете мне это, самая уравновешенная и серьезная из моих учениц? Не правда ли?
Разговорились все, даже молчаливые и робкие, вновь назначенные учителя, убогие, забитые
юноши, иначе не величавшие инспектора, как «
ваше высокоблагородие».
— Да так-с. Ведь то, что разные немцы называют психологией, — все ведь это, как семинаристы говорят:"темна вода во облацех небесных". Этакой науки пока еще нет. А
ваши личные наблюдения над сыном ничему не послужат, только собьют и вас, и его. Знавал я двух
юношей, которым матери посвятили всю свою жизнь. Вышло из них два образцовых болвана.
— Надо повременить,
ваше величество… Пылкий
юноша добьется того, что увидит предмет своей любви, а это свидание может погубить больную девушку.
— Не посмотрел бы я ни на что, — отвечал ему Иоанн, — сам бы сжег
ваш город и закалил бы в нем праведный гнев мой смертью непокорных, а после залил бы пепел их кровью, но я не хочу ознаменовать начало владения моего над вами наказанием. Встань, храбрый
юноша. Если ты так же смело будешь защищать нынешнего государя своего, как разбойничал по окрестностям и заслонял мечом свою отчизну, то я добрую стену найду в плечах твоих. Встань, я всех вас прощаю!
Задыхаясь от перебоев сердца — для стариков очень опасны такие эксперименты, — я ждал наверху лавров из
ваших рук, как греческий
юноша на ристалище, но вы даже не заметили моей прыти, для вас это было так естественно!
— Только ведь
ваш русский
юноша должен обучиться по-польски и принять католичество, — заявил патер.