Неточные совпадения
«Полегче! легче!» — слышится голос, телега спускается с кручи: внизу плотина
широкая и
широкий ясный пруд, сияющий, как медное дно, перед солнцем; деревня, избы рассыпались на косогоре; как звезда, блестит в стороне
крест сельской церкви; болтовня мужиков и невыносимый аппетит в желудке…
Самгин, не отрываясь, смотрел на багровое, уродливо вспухшее лицо и на грудь поручика; дышал поручик так бурно и часто, что беленький
крест на груди его подскакивал. Публика быстро исчезала, —
широкими шагами подошел к поручику человек в поддевке и, спрятав за спину руку с папиросой, спросил...
Самгин подвинулся к решетке сада как раз в тот момент, когда солнце, выскользнув из облаков, осветило на паперти собора фиолетовую фигуру протоиерея Славороссова и золотой
крест на его
широкой груди. Славороссов стоял, подняв левую руку в небо и простирая правую над толпой благословляющим жестом. Вокруг и ниже его копошились люди, размахивая трехцветными флагами, поблескивая окладами икон, обнажив лохматые и лысые головы. На минуту стало тихо, и зычный голос сказал, как в рупор...
Марья Степановна только махнула рукой. Досифея тоже долго крестила
широким раскольничьим
крестом уезжавших, а Лука собственной особой отправился в суд.
При лунном свете на воротах можно было прочесть: «Грядет час в онь же…» Старцев вошел в калитку, и первое, что он увидел, это белые
кресты и памятники по обе стороны
широкой аллеи и черные тени от них и от тополей; и кругом далеко было видно белое и черное, и сонные деревья склоняли свои ветви над белым.
Могила отца была обнесена решеткой и заросла травой. Над ней стоял деревянный
крест, и краткая надпись передавала кратчайшее содержание жизни: родился тогда-то, был судьей, умер тогда-то… На камень не было денег у осиротевшей семьи. Пока мы были в городе, мать и сестра каждую весну приносили на могилу венки из цветов. Потом нас всех разнесло по
широкому свету. Могила стояла одинокая, и теперь, наверное, от нее не осталось следа…
Дядья, в одинаковых черных полушубках, приподняли
крест с земли и встали под крылья; Григорий и какой-то чужой человек, с трудом подняв тяжелый комель, положили его на
широкое плечо Цыганка; он пошатнулся, расставил ноги.
Оба эти лица были в своих лучших парадных нарядах: Захаревский в новом,
широком вицмундире и при всех своих
крестах и медалях; госпожа Захаревская тоже в новом сером платье, в новом зеленом платке и новом чепце, — все наряды ее были довольно ценны, но не отличались хорошим вкусом и сидели на ней как-то вкривь и вкось: вообще дама эта имела то свойство, что, что бы она ни надела, все к ней как-то не шло.
— А мне сдается, место это мне как будто знакомое. Посмотрите-ка, Санин, за тем
широким дубом — стоит деревянный красный
крест? аль нет?
Увар Иванович лежал на своей постели. Рубашка без ворота, с крупной запонкой, охватывала его полную шею и расходилась
широкими, свободными складками на его почти женской груди, оставляя на виду большой кипарисовый
крест и ладанку. Легкое одеяло покрывало его пространные члены. Свечка тускло горела на ночном столике, возле кружки с квасом, а в ногах Увара Ивановича, на постели, сидел, подгорюнившись, Шубин.
Крискент любовался из алтаря новым старостой, когда он с степенной важностью ставил свечи, откладывая
широкие единоверческие
кресты.
— Что же, дело хорошее… — согласился Гордей Евстратыч, откладывая
широкий единоверческий
крест, прежде чем выпить бокал.
Кирша вышел на
широкую улицу, посреди которой, на небольшой площадке, полуразвалившаяся деревянная церковь отличалась от окружающих ее изб одним
крестом и низкою, похожею на голубятню колокольнею.
Спешно идут дзампоньяры — пастухи из Абруццы, горцы, в синих коротких плащах и
широких шляпах. Их стройные ноги, в чулках из белой шерсти, опутаны крест-накрест темными ремнями, у двоих под плащами волынки, четверо держат в руках деревянные, высокого тона рожки.
— Митрополит! — говорили остановившиеся прохожие, снимали шапки и кланялись возку, из окна которого митрополит в черной рясе с
широкими рукавами и в белом клобуке с бриллиантовым
крестом благословлял на обе стороны народ. Oн eхал к Кремлю.
Купечество единодушно,
широкими взмахами рук осеняло груди свои знамением
креста, и на всех лицах выражалось одно чувство — вера в силу молитвы…
Через час сверкнул вдали позлащенный
крест Ивана Великого, через несколько минут показались главы соборных храмов, и древняя столица, сердце, мать России — Москва, разостлалась
широкой скатертью по необозримой равнине, усеянной обширными садами.
Подле одного ярко пылающего костра, прислонив голову к высокому казачьему седлу, лежал на
широком потнике молодой офицер в белой кавалерийской фуражке; небрежно накинутая на плеча черкесская бурка не закрывала груди его, украшенной Георгиевским
крестом; он наигрывал на карманном флажолете французской романс: «Jeune Troubadour» [«Юный трубадур».], и, казалось, все внимание его было устремлено на то, чтоб брать чище и вернее ноты на этой музыкальной игрушке.
На заре шестеро молодцов, рыбаков по промыслу, выросших на Каме и привыкших обходиться с нею во всяких ее видах, каждый с шестом или багром, привязав за спины нетяжелую поклажу, перекрестясь на церковный
крест, взяли под руки обеих женщин, обутых в мужские сапоги, дали шест Федору, поручив ему тащить чуман, то есть
широкий лубок, загнутый спереди кверху и привязанный на веревке, взятый на тот случай, что неравно барыня устанет, — и отправились в путь, пустив вперед самого расторопного из своих товарищей для ощупывания дороги.
Они обвили меня веревками, заводя в оглобли; они надели мне на спину
широкий ременный
крест и привязали его к оглоблям, чтоб я не бил задом; а я ожидал только случая показать свою охоту и любовь к труду.
Те из них, которые не выдерживают экзамена по неспособности или по болезни, обыкновенно несут свой
крест терпеливо и не торгуются со мной; торгуются же и ходят ко мне на дом только сангвиники,
широкие натуры, которым проволочка на экзаменах портит аппетит и мешает аккуратно посещать оперу.
День был яркий, благодатно сияло солнце, освещая среди жирных пятен жёлтого и зелёного пёструю толпу людей; она медленно всползала среди двух песчаных холмов на третий, уже украшенный не одним десятком
крестов, врезанных в голубое небо и осенённых
широкими лапами старой, кривой сосны.
Было в нем что-то густо-темное, отшельничье: говорил он вообще мало, не ругался по-матерному, но и не молился, ложась спать или вставая, а только, садясь за стол обедать или ужинать, молча осенял
крестом широкую грудь. В свободные минуты он незаметно удалялся куда-нибудь в угол, где потемнее, и там или чинил свою одежду или, сняв рубаху, бил — на ощупь — паразитов в ней. И всегда тихонько мурлыкал низким басом, почти октавой, какие-то странные, неслыханные мною песни...
Мать и сын теперь на воле;
Видят холм в
широком поле;
Море синее кругом,
Дуб зеленый над холмом.
Сын подумал: добрый ужин
Был бы нам, однако, нужен.
Ломит он у дуба сук
И в тугой сгибает лук,
Со
креста снурок шелковый
Натянул на лук дубовый,
Тонку тросточку сломил,
Стрелкой легкой завострил
И пошел на край долины
У моря искать дичины.
Однако мне в этот раз не суждено было кончить мою работу, потому что в окно ко мне влетело и прямо упало на стол письмо в траурном конверте, с очень резкими и, как мне показалось, чрезмерно
широкими черными каймами по краям и крест-накрест.
Но вот и липы кончились; я прошел мимо белого дома с террасой и с мезонином, и передо мною неожиданно развернулся вид на барский двор и на
широкий пруд с купальней, с толпой зеленых ив, с деревней на том берегу, с высокой узкой колокольней, на которой горел
крест, отражая в себе заходившее солнце.
Навстречу ему нёсся шум возвращавшегося стада. Вот и церковь, низенькая и
широкая, с пятью главами, выкрашенными голубой краской, обсаженная кругом тополями, вершины которых переросли её
кресты, облитые лучами заката и сиявшие сквозь зелень розоватым золотом.
— Ох ты, касатик мой! — воскликнул игумен, обняв паломника, потом налил рюмку настойки, перекрестился
широким, размашистым
крестом и молодецки выпил.
Еще утренняя заря не разгоралась, еще солнышко из-за края небосклона не выглядывало, как на большой дороге у Софонтьевых
крестов одна за другой зачали становиться
широкие уемистые скитские повозки, запряженные раскормленными донельзя лошадьми и нагруженные пудовыми пуховиками и толстыми матерями.
Миллионы труждающихся и обремененных осенили
крестом свои
широкие груди; миллионы удрученных голов, с земными поклонами, склонились до сырой земли русской. С церковных папертей и амвонов во всеуслышание раздалось вещее слово. По всем градам и весям, по всем пригородам и слободам, по деревням, посадам и селам церковные колокола прогудели, по лицу всея земли Русской, благовест воли.
Дуня опять побожилась и еще раз перекрестилась
широким деревенским
крестом.
В щелку между двумя половинками ширмы видно, как дама подходит к аналою и делает земной поклон, затем поднимается и, не глядя на священника, в ожидании поникает головой. Священник стоит спиной к ширмам, а потому я вижу только его седые кудрявые волосы, цепочку от наперсного
креста и
широкую спину. А лица не видно. Вздохнув и не глядя на даму, он начинает говорить быстро, покачивая головой, то возвышая, то понижая свой шёпот. Дама слушает покорно, как виноватая, коротко отвечает и глядит в землю.
Старик осторожно приотворил дверь. Разговор смолк. Он вошел и вернулся тотчас же. А за ним выбежал ражий офицер с красным, лоснящимся лицом, завитой, с какими-то рожками на лбу, еще мальчик по летам, но уже ожирелый, в уланке с красным кантом и золотой петлицей на воротнике. Уланка была сшита нарочно непомерно коротко и узко, так что формы корнета выставлялись напоказ при каждом повороте. В петлице торчал солдатский Георгиевский
крест на
широкой ленте и как будто больших размеров, чем делают обыкновенно.
Сани остановились у кладбищенских ворот. Узелков и Шапкин вылезли из саней, вошли в ворота и направились по длинной,
широкой аллее. Оголенные вишневые деревья и акации, серые
кресты и памятники серебрились инеем. В каждой снежинке отражался ясный солнечный день. Пахло, как вообще пахнет на всех кладбищах: ладаном и свежевскопанной землей…
Сквозь кучку, где выделялся священник с большим наперсным
крестом, в шоколадной рясе и дама с кожаным мешком, немного тугая на ухо и бестолковая, ловко протискался, никого особенно не задев, лет под тридцать, не красавец, но заметной и своеобразной наружности: плотный,
широкий в плечах, повыше среднего роста, с перехватом в талье длинного двухбортного сюртука, видимо вышедшего из мастерской француза.
Некоторые старожилы помнили его уже семидесятилетним стариком. По их рассказам, лицо он имел выразительное; на нем ясно отражались и его ум и его железная воля; лоб у него был
широкий; брови тонкие, сдвинутые к
широкому носу; губы тонкие; темно-русые с сильною проседью волосы он носил под гребенку. Он умер 19 декабря 1799 года, 73 лет, и похоронен у престола заводской кладбищенской церкви. Над могилой его поставлен двухсаженный каменный столб, увенчанный шаром и
крестом.
Правда и красота не могут восторжествовать в плоскости мира, в
широком поле родовой жизни, они возносятся на
крест и лишь через мистерию распятия воскресает роза мировой жизни.
Ящик и складной стул были прикреплены на спине его
широкими ремнями, которые
крестом перехватывали грудь и застегивались напереди двумя медными пряжками.
С правой стороны его стоял оседланный конь и бил копытами о землю, потряхивая и звеня сбруей, слева — воткнуто было копье, на котором развевалась грива хвостатого стального шишака; сам он был вооружен
широким двуострым мечом, висевшим на стальной цепочке, прикрепленной к кушаку, чугунные перчатки, крест-на-крест сложенные, лежали на его коленях; через плечо висел у него на шнурке маленький серебряный рожок; на обнаженную голову сидевшего лились лучи лунного света и полуосвещали черные кудри волос, скатившиеся на воротник полукафтана из буйволовой кожи; тяжелая кольчуга облегала его грудь.
С правой стороны его стоял оседланный конь и бил копытами о землю, потряхивая и звеня сбруею; с левой — воткнуто было копье, на котором развевалась грива хвостного стального шишака; сам он был вооружен
широким двуострым мечом, висевшим на стальной цепочке, прикрепленной к кушаку, чугунные перчатки, крест-накрест сложенные, лежали на его коленях; через плечо висел у него на шнурке маленький серебряный рожок; на обнаженную голову сидевшего лились лучи лунного света и полуосвещали черные кудри волос, скатившиеся на воротник полукафтанья из буйволовой кожи; тяжелая кольчуга облегала его грудь.
Сани, доверху полные добром, выезжали со двора. По улице отовсюду тянулись груженые подводы, комсомольцы правили к церкви. На
широкой площадке над рекою стояла церковь со снятыми колоколами и сбитыми
крестами. Она была превращена в склад для конфискованных у кулаков вещей.
На косматой
широкой груди его висел наперсный серебряный
крест необыкновенной величины.
Высокий, пожилой — Потемкину в то время перевалило за пятьдесят — широкоплечий богатырь, в ярком мундире, обшитом сплошь золотым шитьем, с
широкой грудью, покрытой рядом звезд и
крестов, русских и иноземных, он уже вышел из кабинета.
На груди его
широкой висел медный
крестСо святыми мощами из Киева,
И погнулся
крест и вдавился в грудь...
Малаша робко и радостно смотрела с печи на лица, мундиры и
кресты генералов, одного за другим входивших в избу и рассаживавшихся в красном углу, на
широких лавках под образами.