Неточные совпадения
— Лучше всего этот светлый
фон в воздухе и в аксессуарах. Вся фигура от этого легка, воздушна, прозрачна: вы поймали тайну фигуры Марфеньки. К
цвету ее лица и волос идет этот легкий колорит…
На бутылках старого токая перламутр времени сливался с туманным
фоном стекла
цвета болотной тины.
Повыше бакланов, но тоже недалеко от воды, устроились утки-каменушки, с окраской черного, коричневого и белого
цветов. На
фоне темно-бурой скалы, густо вымазанной гуано, они были бы мало заметны, если бы сидели неподвижно.
На самых верхних уступах помещались многочисленные чайки. Белый
цвет птиц, белый пух и белый помет, которым сплошь были выкрашены края карнизов, делали чаек мало заметными, несмотря на общий темный
фон скалы.
Вот задрожала осиновая роща; листья становятся какого-то бело-мутного
цвета, ярко выдающегося на лиловом
фоне тучи, шумят и вертятся; макушки больших берез начинают раскачиваться, и пучки сухой травы летят через дорогу.
А у Коли Собачкина было действительно целое сходбище. Тут присутствовал именно весь
цвет семиозерской молодежи: был и Фуксёнок, и Сережа Свайкин, и маленький виконтик де Сакрекокен, и длинный барон
фон Цанарцт, был и князек «Соломенные Ножки». Из «не-наших» допущен был один Родивон Петров Храмолобов, но и тот преимущественно в видах увеселения. Тут же забрался и Фавори, но говорил мало, а все больше слушал.
На темном
фоне Москвы сверкали всеми
цветами церкви и колокольни от бенгальских огней, и, казалось, двигались от их живого, огненного дыма…
На сочном
фоне зелени горит яркий спор светло-лиловых глициний с кровавой геранью и розами, рыжевато-желтая парча
цветов молочая смешана с темным бархатом ирисов и левкоев — всё так ярко и светло, что кажется, будто
цветы поют, как скрипки, флейты и страстные виолончели.
Фома молча поклонился ей, не слушая ни ее ответа Маякину, ни того, что говорил ему отец. Барыня пристально смотрела на него, улыбаясь приветливо. Ее детская фигура, окутанная в какую-то темную ткань, почти сливалась с малиновой материей кресла, отчего волнистые золотые волосы и бледное лицо точно светились на темном
фоне. Сидя там, в углу, под зелеными листьями, она была похожа и на
цветок и на икону.
Каникулы приходили к концу, скоро должны были начаться лекции. В воздухе чувствовались первые веяния осени. Вода в прудах потемнела, отяжелела. На клумбах садовники заменяли ранние
цветы более поздними. С деревьев кое-где срывались рано пожелтевшие листья и падали на землю, мелькая, как червонное золото, на
фоне темных аллей. Поля тоже пожелтели кругом, и поезда железной дороги, пролегающей в полутора верстах от академии, виднелись гораздо яснее и, казалось, проходили гораздо ближе, нежели летом.
Самойленко только немногих помнил по фамилии, а про тех, кого забыл, говорил со вздохом: «Прекраснейший, величайшего ума человек!» Покончив с альбомом,
фон Корен брал с этажерки пистолет и, прищурив левый глаз, долго прицеливался в портрет князя Воронцова или же становился перед зеркалом и рассматривал свое смуглое лицо, большой лоб и черные, курчавые, как у негра, волоса, и свою рубаху из тусклого ситца с крупными
цветами, похожего на персидский ковер, и широкий кожаный пояс вместо жилетки.
Такая заря горела, когда Ида взяла с этажерки свою библию. Одна самая нижняя полоса уже вдвигалась в янтарный
фон по красной черте горизонта. Эта полоса была похожа
цветом на полосу докрасна накаленного чугуна. Через несколько минут она должна была остывать, синеть и, наконец, сравняться с темным
фоном самого неба.
Мебель из полированного серебристого граба тянулась вдоль стен, обитых светлой материей с изображениями
цветов, раскидывающих по голубому
фону остроконечные листья.
В городе вспыхивали огни, выделяясь на тёмном
фоне садов, как
цветы.
Ожидая паром, они оба легли в тень от берегового обрыва и долго молча смотрелина быстрые и мутные волны Кубани у их ног. Лёнька задремал, а дед Архип, чувствуя тупую, давящую боль в груди, не мог уснуть. На тёмно-коричневом
фоне земли их отрёпанные и скорченные фигуры едва выделялись двумя жалкими комками, один — побольше, другой — поменьше, утомлённые, загорелые и пыльные физиономии были совсем под
цвет бурым лохмотьям.
Крапива занимала целый угол цветника; она, конечно, жглась, но можно было и издали любоваться ее темною зеленью, особенно когда эта зелень служила
фоном для нежного и роскошного бледного
цветка розы.
Увидев дядю с семейством, супруги пришли в ужас. Пока дядя говорил и целовался, в воображении Саши промелькнула картина: он и жена отдают гостям свои три комнаты, подушки, одеяла; балык, сардины и окрошка съедаются в одну секунду, кузены рвут
цветы, проливают чернила, галдят, тетушка целые дни толкует о своей болезни (солитер и боль под ложечкой) и о том, что она урожденная баронесса
фон Финтих…
Очертания и
цвета спины ямщика и лошадей виднелись ясно и резко даже на белом
фоне…
Мягкая оливкового
цвета мебель, широкое зеркало в простенке двух окон, скрытых под белыми тюлевыми занавесками, туалет из зеленого крепона с плюшем, за красиво расписанными по молочному
фону ширмами кровать, похожая на большого сверкающего лебедя своей нежной белизной…
В это время из залы донеслись звуки рояля, двери бесшумно распахнулись, и мы ахнули… Посреди залы, вся сияя бесчисленными огнями свечей и дорогими, блестящими украшениями, стояла большая, доходящая до потолка елка. Золоченые
цветы и звезды на самой вершине ее горели и переливались не хуже свечей. На темном бархатном
фоне зелени красиво выделялись повешенные бонбоньерки, мандарины, яблоки и
цветы, сработанные старшими. Под елкой лежали груды ваты, изображающей снежный сугроб.
За чащей сразу очутились они на берегу лесного озерка, шедшего узковатым овалом. Правый затон затянула водяная поросль. Вдоль дальнего берега шли кусты тростника, и желтые лилиевидные
цветы качались на широких гладких листьях. По воде, больше к средине, плавали белые кувшинки. И на
фоне стены из елей, одна от другой в двух саженях, стройно протянулись вверх две еще молодые сосны, отражая полоску света своими шоколадно-розовыми стволами.
Помню два таких продукта остзейского быта:
фон Атропова и сына русского дьячка в Ревеле, по фамилии
Цветков (или что-то вроде этого), который состоял все время буршем в корпорации"Эстония".
В кресле, свесив голову на грудь, спала ее мать — Елена Никифоровна Долгушина, закутанная по пояс во фланелевое одеяло. Отекшее землистое лицо с перекошенным ртом и закрытыми глазами смотрело глупо и мертвенно. На голове надета была вязанная из серого пуха косынка. Обрюзглое и сырое тело чувствовалось сквозь шерстяной капот в
цветах и ярких полосках по темному
фону. Она сильно всхрапывала.
Я помню дом наш деревянный,
Кусты сирени вкруг него,
Подъезд, три комнаты простые
С балконом на широкий двор,
Портретов рамы золотые,
Разнохарактерный узор
Причудливых изображений
На белом
фоне потолков —
Счастливый плод воображенья
Оригинальных маляров,
Лампадку перед образами,
Большой диван и круглый стол,
На нём часы, стакан с
цветами.