— Докажу, великий государь, только яви божескую милость, выслушай, и по намеднешнему, когда в слободе еще говорить я тебе начал, не гневайся… Тогда еще сказал я тебе, что ласкаешь ты и греешь крамольников. Хитрей князя Никиты Прозоровского на свете человека нет: юлит перед твоею царскою милостью, а может, и чарами глаза тебе отводит, что не видишь, государь, как брат его от тебя сторонится, по нужде лишь, али уж так, по братнему настоянию, перед твои
царские очи является…
В редкие же появления свои перед «светлые
царские очи» он был принимаем грозным владыкою милостиво, с заслуженным почетом и вниманием. Было ли это со стороны Иоанна должною данью заслугам старого князя — славного военачальника, или князь Василий был этим обязан своему брату, князю Никите, сумевшему, не поступивши в опричину, быть в великой милости у царя за свой веселый нрав, тактичность ловкого царедворца и постоянное добровольное присутствие при его особе в слободе и в столице, — неизвестно.
Неточные совпадения
Зимой ему посвободнее. Но и тут он нашел себе занятие: ябеды пишет. Доносит на священника, что он в такой-то
царский день молебна не служил; на Анпетова — что он своим примером в смущение приводит; на сельского старосту — что он, будучи вызван в воскресенье к исправнику, так отважно выразился, что даже миряне потупили
очи.
— Боярин Дружина Андреевич Морозов, — отвечал один стольник, — бьет челом твоей
царской милости, просит, чтобы допустил ты его пред твои светлые
очи.
— А хоть бы твой Вяземский! — отвечал Басманов, не опуская
очей перед
царским взором. — Да, — продолжал он, не смущаясь грозным выражением Иоанна, — тебе, видно, одному неведомо, что когда он бывает на Москве, то по ночам ездит в лес, на мельницу, колдовать; а зачем ему колдовать, коли не для того, чтоб извести твою
царскую милость?
Стали расходиться. Каждый побрел домой, унося с собою кто страх, кто печаль, кто злобу, кто разные надежды, кто просто хмель в голове. Слобода покрылась мраком, месяц зарождался за лесом. Страшен казался темный дворец, с своими главами, теремками и гребнями. Он издали походил на чудовище, свернувшееся клубом и готовое вспрянуть. Одно незакрытое окно светилось, словно
око чудовища. То была
царская опочивальня. Там усердно молился царь.
Окровавленный труп его упал на помост, а отлетевшая голова подкатилась, звеня серьгами, под ноги
царскому коню, который откачнулся, фыркая и косясь на нее испуганным
оком. Басманов последнею наглостью избавился от ожидавших его мучений.
Услыша
царский приговор, Вяземский было обрадовался, и
очи его уже запылали надеждой; но уверенность Морозова немного смутила его. Он вспомнил, что, по общепринятому понятию, в судном поединке бог неминуемо дарует победу правой стороне, и невольно усумнился в своем успехе.
Игумен и вся братия с трепетом проводили его за ограду, где
царские конюха дожидались с богато убранными конями; и долго еще, после того как царь с своими полчанами скрылся в облаке пыли и не стало более слышно звука конских подков, монахи стояли, потупя
очи и не смея поднять головы.
Что ж явилося
очамСына
царского?
Когда был обвинён старицкий воевода,
Что, гордый знатностью и древностию рода,
Присвоить он себе мечтает
царский сан,
Предстать ему велел пред
очи Иоанн.
Родитель ее, князь Петр Иваныч Тростенский, у первого императора в большой милости был. Ездил за море иностранным наукам обучаться, а воротясь на Русь, больше все при государе находился. В Полтавской баталии перед светлыми
очами царскими многую храбрость оказал, и, когда супостата, свейского короля, побили, великий государь при всех генералах целовал князя Тростенского и послал его на Москву с отписками о дарованной богом виктории.
— Боярский сын он. Отец-то его у царя, бают, в приближении и милости… Наглядишься ты на московские порядки под
очами царскими, скуку-то как рукой снимет… Может, и меня, старуху, возьмешь с собой…
— Так… своею… перед твоими
очами, государь, — невозмутимо отвечал Малюта. — При мне не раз похвалялся он тебе, что хоть и не записан в опричину, а верней его ты не сыщешь будто бы слуги, так вот, пусть и докажет он, что исполнит «не сумняся и молчав всякое
царское веление, ни на лица зря, ни отца, ни матери, ни брата», как в присяге нашей прописано.
— Поведаю же вам ныне, — заговорил, вздохнув из глубины груди, патриарх, — что был я в первопрестольном граде Москве. Совершил я путь сей сколько своим хотением, столько же и произволением божиим; видел пресветлые
очи царские; обласкан был его словом милостивым и собеседовал с святителем коломенским.