Неточные совпадения
Начались подвохи и подсылы с целью выведать тайну, но Байбаков оставался нем как рыба и на все увещания ограничивался тем, что трясся всем телом. Пробовали споить его, но он, не отказываясь от водки, только потел, а секрета не выдавал. Находившиеся у него в ученье мальчики могли сообщить одно: что действительно приходил однажды ночью полицейский солдат, взял
хозяина, который через час возвратился с узелком, заперся в
мастерской и с тех пор затосковал.
За ним так же торопливо и озабоченно шли другие видные члены «Союза русского народа»: бывший парикмахер, теперь фабрикант «искусственных минеральных вод» Бабаев; мясник Коробов; ассенизатор Лялечкин; банщик Домогайлов;
хозяин скорняжной
мастерской Затиркин, непобедимый игрок в шашки, человек плоскогрудый, плосколицый, с равнодушными глазами.
Сидит он, скорчившись, на верстаке, а в голове у него словно молоты стучат. Опохмелиться бы надобно, да не на что. Вспоминает Сережка, что давеча у
хозяина в комнате (через сени) на киоте он медную гривну видел, встает с верстака и, благо
хозяина дома нет, исчезает из
мастерской. Но главный подмастерье пристально следит за ним, и в то мгновенье, как он притворяет дверь в хозяйскую комнату, вцепляется ему в волоса.
Хозяин был не из важных. Нашествие вестников шика значительно на него подействовало. Он постарел, растерял давальцев, сократил наполовину число мастеров и учеников, добрую часть квартиры отдавал внаймы под
мастерскую женских мод, но никак не соглашался переменить вывеску, на которой значилось:"Иван Деев, военный и партикулярный портной", и по-французски:"Jean Deieff, tailleur militaire et particulier".
Он уже неоднократно делал прогулы, являлся в
мастерскую пьяный, и
хозяин не раз «поправлял» ему то одну, то другую скулу, но выгонять не решался, потому что руки у Гришки были золотые.
Он работал по красильным
мастерским, часто переходя от одного
хозяина к другому, а в промежутках сидел на шее бабушки, спокойно дожидаясь, когда она найдет ему новое место.
Грязный и гнилой, вечно пьяный, старик был назойливо благочестив, неугасимо зол и ябедничал на всю
мастерскую приказчику, которого хозяйка собиралась женить на своей племяннице и который поэтому уже чувствовал себя
хозяином всего дома и людей.
Мастерская ненавидела его, но боялась, поэтому боялась и Гоголева.
Собственно квартира состояла из одной большой комнаты, разделенной деревянными переборками на три: передняя — она же и кабинет и
мастерская хозяина, — из нее вход в небольшую угловую комнатку, заменявшую гостиную, и в кухню, где, собственно, проходила жизнь всей семьи.
— Что? — крикнул портной. — Он штаны испортил, и он не поедет. Марш! — крикнул он на плачущего Петрушку, указывая ему на дверь
мастерской, и, прежде чем мальчик успел прогоркнуть в эту дверь,
хозяин дал ему горячий подзатыльник и ушел в свои комнаты.
На другой день рано утром
хозяин широко распахнул дверь из сеней в
мастерскую, встал на пороге и сказал с ядовитой сладостью...
Он бесшумно явился за спиною у меня в каменной арке, отделявшей
мастерскую от хлебопекарни; пол хлебопекарни был на три ступеньки выше пола нашей
мастерской, —
хозяин встал в арке, точно в раме, сложив руки на животе, крутя пальцами, одетый — как всегда — в длинную рубаху, завязанную тесьмой на жирной шее, тяжелый и неуклюжий, точно куль муки.
Мастерская загоготала, засвистала, все взглянули друг на друга ласково, ясными, довольными глазами: отодвигалась куда-то месть
хозяина за свиней, и во время его запоя можно было меньше работать.
Пока
хозяин пил, Сашка метался по
мастерским, тоже как охмеленный: глаза беспокойно сверкают, руки болтаются, точно сломанные, и над потным лбом дрожат рыжие кудри. Все в
мастерских открыто говорят о Сашкином воровстве и встречают его одобрительными улыбками. Кузин нараспев выхваливает приказчика сладкими словами...
Хозяин почти каждый день стал приходить в
мастерскую, словно нарочно выбирая то время, когда я что-нибудь рассказывал или читал. Входя бесшумно, он усаживался под окном, в углу слева от меня, на ящик с гирями, и, если я, заметив его, останавливался, — он с угрюмой насмешливостью говорил...
Не торопясь, точно мяч,
хозяин перекатился наискось
мастерской и, поднявшись на ступени к двери в сени, сказал Цыгану лениво, тихо...
С неделю
хозяин не показывался в
мастерскую и расчета мне не давал, а я не настаивал на нем, — идти было некуда, а здесь жизнь становилась с каждым днем все интереснее.
Я взял измятую книжку, выпустил руку
хозяина и отошел на свое место, а он, наклоня голову, прошел, как всегда, молча на двор. В
мастерской долго молчали, потом пекарь резким движением отер пот с лица и, топнув ногою, сказал...
Вне своих
мастерских работники также не могли укрыться от общественного контроля, который был гораздо действительнее надзора
хозяина.
Но, к моему счастью, общее внимание увлечено было в эту минуту
мастерской игрой нашего
хозяина, который исполнял в игравшейся пьеске, какой-то скрибовской комедии, главную роль.
Между тем даже пыльную петербургскую улицу он видит лишь тогда, когда
хозяин посылает его с товаром к заказчику; даже по праздникам он не может размяться, потому что
хозяин, чтобы мальчики не баловались, запирает их на весь день в
мастерской…
С утра до ночи гнутся они в вонючем подвале над сапожною колодкою, лупит их
хозяин ременным шпандырем, а в праздники запирает на ключ в
мастерской, «чтоб не баловались».
На темной улице было пустынно и тихо. Чуть таяло. Андрей Иванович задумчиво шел. Он хорошо заметил, как Ляхов испугался его угрозы. И ему было странно, как это ему до сих пор не пришла в голову мысль о таком исходе. Конечно, он так и поступит: напьется, придет в
мастерскую и на глазах у всех изобьет Ляхова до полусмерти; когда же
хозяин вознегодует, то Андрей Иванович удивленно ответит ему: «Ведь у вас в
мастерской драться позволяется!»
Выходя в час из
мастерской, Александра Михайловна слышала, как
хозяин кричал в конторе на Василия Матвеева, а тот суетился, разводил руками и что-то объяснял Семидалову.
В
мастерскую, в сопровождении Василия Матвеева, вошел
хозяин Виктор Николаевич Семидалов. Девушки оставили работу и с любопытством следили за ним: было большою редкостью, когда
хозяин заглядывал в брошировочную.
В начале сентября работа в
мастерской кипела. Наступил книжный и учебный сезон, в громадном количестве шли партии учебников. Теперь кончали в десять часов вечера,
мастерскую запирали на ключ и раньше никого не выпускали. Но выпадали вечера, когда делать было нечего, а девушек все-таки держали до десяти: мастера за сверхурочные часы получали по пятнадцати копеек в час, и они в это время, тайно от
хозяина, работали свою частную работу — заказ писчебумажного магазина на школьные тетради.
К трем часам Андрей Иванович воротился в
мастерскую.
Хозяин, видимо, поджидал его и сейчас же велел позвать к себе. Андрей Иванович, с накипавшими рыданиями обиды и злобы, вошел в контору.
— Здоровье ничего, спасибо! — с угрюмой усмешкою ответил Андрей Иванович. — Если до лета доживу, так отслужу благодарственный молебен… За друзей! За товарищество! Да и за
хозяина кстати… Как же! Ведь он мне большую милость оказал: меня в его
мастерской избили, а он ничего, не рассердился на меня, позволил остаться.
В
мастерской жизнь шла обычным ходом. Ляхов был по-всегдашнему неизменно весел; и
хозяин, и товарищи относились к нему хорошо; никто не поминал об его безобразном поступке с Андреем Ивановичем, мало кто даже помнил об этом. Но, чем больше забывали другие, тем крепче помнил Андрей Иванович.
Больше всего Александру Михайловну поражало, что среди девушек не было решительно никаких товарищеских чувств. Все знали, что Грунька Полякова, любовница Василия Матвеева, передает ему обо всем, что делается и говорится в
мастерской, — и все-таки все разговаривали с нею, даже заискивали. И Александра Михайловна вспомнила, как покойный Андрей Иванович с товарищами жестоко, до полусмерти, избил однажды, на празднике иконы, подмастерья Гусева, наушничавшего на товарищей
хозяину.
Была середина июля. Пора стояла глухая, заказы в
мастерскую поступали вяло.
Хозяин распустил всех девушек, которые работали в
мастерской меньше пяти лет; в их числе были уволены Александра Михайловна и Таня. Они поступили на кондитерскую фабрику Крымова и К°, на Васильевском острове.
— Това-а-рищ… — с презрением протянул Андрей Иванович. — Хоть поиздохни все кругом, ему только одна забота — побольше домой к себе натаскать. Настоящий муравей! Зато, дай десять лет пройдет, сам
хозяином станет,
мастерскую откроет… «Григорий Антоныч, будьте милостивы, нельзя ли работки раздобыться у вас?…»
Она жила теперь на отдельной квартире, но Ляхов не оставлял ее в покое. Он поджидал ее при выходе из
мастерской, подстерегал на улице и требовал, чтоб она снова шла жить к нему. Однажды он даже ворвался пьяным в ее квартиру и избил бы Катерину Андреевну насмерть, если бы квартирный
хозяин не позвал дворника и не отправил Ляхова в участок. Катерина Андреевна со страхом покидала свою квартиру и в
мастерскую ходила каждый раз по разным улицам.
Он не помнил, как допил бутылку, как прошел улицу. В конторе
хозяин разговаривал с двумя заказчиками. Андрей Иванович сорвал с себя в конторе пальто, бросил его на подоконник и с палкою в руках вошел в
мастерскую.
Когда Андрей Иванович пришел в себя, Ляхова в
мастерской уже не было; Генрихсен и мастер брызгали ему в лицо холодною водою,
хозяин взволнованно расхаживал по узкому проходу между верстаками и прессами.
Приехав домой, Киноваров дал сорванцу зеленую кредитку за
мастерское исполнение своей роли и мелкую монету на билет в раек и отпустил его к
хозяину, у которого отпросил на два часа.
Как
хозяин прядильной
мастерской, посадив работников по местам, прохаживается по заведению, замечая неподвижность или непривычный, скрипящий, слишком громкий звук веретена, торопливо идет, сдерживает или пускает его в надлежащий ход, — так и Анна Павловна, прохаживаясь по своей гостиной, подходила к замолкнувшему или слишком много говорившему кружку и одним словом или перемещением опять заводила равномерную, приличную разговорную машину.