Неточные совпадения
Под дрожащею кругами тенью листьев, у покрытого белою скатертью и уставленного кофейниками,
хлебом,
маслом, сыром, холодною дичью стола, сидела княгиня в наколке
с лиловыми лентами, раздавая чашки и тартинки.
— Он — в Нижнем, под надзором. Я же
с ним все время переписывался. Замечательный человек Степан, — вдумчиво сказал он, намазывая
хлеб маслом. И, помолчав, добавил...
— Кушайте, — угощала она редактора, Инокова, Робинзона и одним пальцем подвигала им тарелки
с хлебом,
маслом, сыром, вазочки
с вареньем. Называя Спивак Лизой, она переглядывалась
с нею взглядом единомышленницы. А Спивак оживленно спорила со всеми,
с Иноковым — чаще других, вероятно, потому, что он ходил вокруг нее, как теленок, привязанный за веревку на кол.
Он вспомнил Ильин день: устриц, ананасы, дупелей; а теперь видел толстую скатерть, судки для уксуса и
масла без пробок, заткнутые бумажками; на тарелках лежало по большому черному ломтю
хлеба, вилки
с изломанными черенками.
Печка истопилась, согрелась, чай был заварен и paзлит по стаканам и кружкам и забелен молоком, были выложены баранки, свежий ситный и пшеничный
хлеб, крутые яйца,
масло и телячья голова и ножки. Все подвинулись к месту на нарах, заменяющему стол, и пили, ели и разговаривали. Ранцева сидела на ящике, разливая чай. Вокруг нее столпились все остальные, кроме Крыльцова, который, сняв мокрый полушубок и завернувшись в сухой плед, лежал на своем месте и разговаривал
с Нехлюдовым.
Следующий день, 31 августа, мы провели на реке Сяо-Кеме, отдыхали и собирались
с силами. Староверы, убедившись, что мы не вмешиваемся в их жизнь, изменили свое отношение к нам. Они принесли нам молока,
масла, творогу, яиц и
хлеба, расспрашивали, куда мы идем, что делаем и будут ли около них сажать переселенцев.
Книш, спеченный из пшеничной муки
хлеб, обыкновенно едомый горячим
с маслом.
Устенька отлично понимала этот немой язык и волновалась за каждую неловкость Галактиона: он гремел чайною ложечкой, не умел намазать
масла на
хлеб, решительно не знал, что делать
с сандвичами.
На одном из окон этой комнаты сидели две молодые женщины, которых Розанов видел сквозь стекла
с улицы; обе они курили папироски и болтали под платьями своими ногами; а третья женщина, тоже очень молодая, сидела в углу на полу над тростниковою корзиною и намазывала
маслом ломоть
хлеба стоящему возле нее пятилетнему мальчику в изорванной бархатной поддевке.
Вихров глядел на него
с некоторым недоумением: он тут только заметил, что его превосходительство был сильно простоват; затем он посмотрел и на Мари. Та старательно намазывала
масло на
хлеб, хотя этого
хлеба никому и не нужно было. Эйсмонд, как все замечали, гораздо казался умнее, когда был полковником, но как произвели его в генералы, так и поглупел… Это, впрочем, тогда было почти общим явлением: развязнее, что ли, эти господа становились в этих чинах и больше высказывались…
Он вынул из холщового мешка
хлеб, десяток красных помидоров, кусок бессарабского сыра «брынзы» и бутылку
с прованским
маслом. Соль была у него завязана в узелок тряпочки сомнительной чистоты. Перед едой старик долго крестился и что-то шептал. Потом он разломил краюху
хлеба на три неровные части: одну, самую большую, он протянул Сергею (малый растет — ему надо есть), другую, поменьше, оставил для пуделя, самую маленькую взял себе.
Для деревенской жизни ему за глаза достаточно процентов
с остальной части капитала ("
масло свое, живность своя,
хлеб свой", и т. д.).
Точно так же осторожно обходится
с убоиной; ест кашу не всякий день и льет в нее не коровье
масло, а постное;
хлеб подает на стол черствый и солит похлебку не во время варки ее (соляных частиц много улетучивается), а тогда, когда она уже стоит на столе.
Господин
с выразительным лицом намазывал
масло на
хлеб и
с заметным увлечением толковал ему, как должно это делать.
Расходовались эти деньги подшибалами так: 8 копеек сотка водки, 3 —
хлеб, 10 — в «пырку», так звались харчевни, где за пятак наливали чашку щей и на 4 копейки или каши
с постным
маслом, или тушеной картошки; иные ухитрялись еще из этого отрывать на махорку.
Питание. Жители к питанию склонны. Любят говядину, свинину, баранину, кашу
с маслом и пироги. Но способов для питания не имеют. А потому довольствуются
хлебом и заменяющими оный суррогатами. Нужно, впрочем, сказать, что и Финагеичи, обладающие достаточными средствами, налегают преимущественно на суровую и малопитательную еду, лишь бы живот наедался. Самоваров на селе 8.
Перед смертью же внушается, что человек должен непременно съесть
с ложечки
хлеба с вином, а еще лучше, если успеет помазаться
маслом.
Сели на песке кучками по восьмеро на чашку. Сперва хлебали
с хлебом «юшку», то есть жидкий навар из пшена
с «поденьем», льняным черным
маслом, а потом густую пшенную «ройку»
с ним же. А чтобы сухое пшено в рот лезло, зачерпнули около берега в чашки воды: ложка каши — ложка воды, а то ройка крута и суха, в глотке стоит. Доели. Туман забелел кругом. Все жались под дым, а то комар заел. Онучи и лапти сушили. Я в первый раз в жизни надел лапти и нашел, что удобнее обуви и не придумаешь: легко и мягко.
Делаются хлебные прикормки
с конопляным
маслом,
с сыром; пришивают к мешку, завернувши в тряпочку, маленькие кусочки бобровой струи (даже привязывают их к крючкам): все это я пробовал, но никакой особенной пользы не видел;
хлебом же или квасною гущею
с конопляным
маслом, по моему замечанию, скорее можно отвадить рыбу; я два раз испытал это очевидно на карасях.
«Ей,
с несколькими ее прислужницами, выдавалось ежедневно: по ведру меда приказного и пива мартовского, по 2 ведра браги (а для праздников рождества Христова и светлого воскресенья — по ведру водки коричневой и по 5 кружек водки анисовой), по 4 стерляди паровых, по 6 стерлядей ушных, по 2 щуки-колодки, по лещу, по 3 язя, по 30 окуней и карасей, по 2 звена белой рыбицы, по 2 наряда икры зернистой, по 2 наряда сельдей, по 4 блюда просольной стерлядины, по звену белужины,
с соразмерным количеством
хлеба белого, зеленого, красносельского, папошников, саек, калачей, пышек, пирогов, левашников, караваев, орехового
масла и пряных зелий, в том числе в год: полпуда сахару кенарского, пуд среднего, по 4 фунта леденца белого и красного, по 4 фунта леденцов раженых, по 3 фунта конфект и т. п.».
И пока я спал, мы
с Селиваном были в самом приятном согласии: у нас
с ним открывались в лесу разные секретные норки, где у нас было напрятано много
хлеба,
масла и теплых детских тулупчиков, которые мы доставали, бегом носили к известным нам избам по деревням, клали на слуховое окно, стучали, чтобы кто-нибудь выглянул, и сами убегали.
Лизавета же Николавна… о! знак восклицания… погодите!.. теперь она взошла в свою спальну и кликнула горничную Марфушу — толстую, рябую девищу!.. дурной знак!.. я бы не желал, чтоб у моей жены или невесты была толстая и рябая горничная!.. терпеть не могу толстых и рябых горничных,
с головой, вымазанной чухонским
маслом или приглаженной квасом, от которого волосы слипаются и рыжеют,
с руками шероховатыми, как вчерашний решетный
хлеб,
с сонными глазами,
с ногами, хлопающими в башмаках без ленточек, тяжелой походкой, и (что всего хуже) четвероугольной талией, облепленной пестрым домашним платьем, которое внизу уже, чем вверху…
Словом сказать—кругом одурачены. Я человек очень сильной комплекции, но был этим так потрясен, что у меня даже молдавская лихорадка сделалась. Насилу на родину дотащился к своим простым сердцам, и рад был, что городническое местишко себе в жидовском городке достал… Не хочу отрицать, — ссорился
с ними не мало и, признаться сказать, из своих рук учил, но… слава богу — жизнь прожита и кусок
хлеба даже
с маслом есть, а вот, когда вспомнишь про эту молдавскую лихорадку, так опять в озноб бросит.
Марья Васильевна. Чего вам, Алексей Павлович? чаю или кофию,
с белым
хлебом и
с маслом, чего хотите. (Придвигает все к нему.)
Украл
хлеб,
масло, восемь булок, мех
с пивом…
И те и другие, к сожалению. Нехтеммут
с товарищами ворвался ко мне в дом; они украли мои
хлебы, вылили мое
масло, приготовленное ко дню коронации. Кроме того, они забрались в кладовую и унесли три больших
хлеба, восемь булок, вытащили мех
с пивом и выпили его, пока я находился в отсутствии…
Звонок к завтраку — для нас одних. Начальницы спят. Завтракаем одни
с Марией. Завтрак, как всегда, овсяный кофе без сахара (который весь пансион целиком, “добровольно” и раз навсегда, кажется, в день своего основания, уступил “бедным детям”) и
хлеб без
масла, но зато
с каким-то красным тошным растительным клеем, который ест без отвращения и, когда удается, за всех, то есть слизывает у всех, только вечно голодная, несчастная, всеядная, на редкость прожорливая бразилианка Анита Яутц.
Другие парни яиц притащат,
масла, сметаны, творогу, а иной спроворит
с шестка каши горшок либо щей, а попадет под руку — так и цельный каравай
хлеба.
Обнесут рассевшийся народ чаркой другой и ломтями
хлеба, испеченного из новой ржи, потом подадут солонины
с квасом,
с творогом и кашу
с маслом, а перед каждым кушаньем браги да пива пей сколько хочешь.
Та же мутная жидкость в кружках и куски полубелого
хлеба расставлены и разложены на столах. Проголодавшаяся Дуня
с жадностью уничтожает полученную порцию и аппетитный бутерброд
с колбасой, исходатайствованный у начальницы Антониной Николаевной после неудачного
масла за обедом.
Мы
с детства всегда считали эту Обуховку благословенным краем. Оттуда привозили всякие поборы —
хлебом, баранами, живностью,
маслом, медом; там были"дремучие"(как мы думали) леса, там мужики все считались отважными"медвежатниками", оттуда взяты были в двор несколько человек прислуги. И няня моей матери была также из Обуховки, и я был
с младенческих лет полон ее рассказов про ее родную деревню, ее приволье, ее урочища, ее обычаи и нравы.
Не могу вспомнить, но, вероятно, по такому же точно случаю, как
с чаем, Гуго Карлович прослыл непомерно страстным любителем французской горчицы диафан, которую ему подавали решительно ко всякому блюду, и он, бедный, ел ее, даже намазывая прямо на
хлеб, как
масло, и хвалил, что это очень вкусно и зверски ему нравится.
Вставал
с петухами, ел
с рабочими из одной чашки, — еще пост Петровский пришелся, —
хлеб, лук, каша
с конопляным
маслом, тюря…
— Я, бабка Ганне! — отвечала Ильза, поцеловав старушку в лоб, села возле нее на кровать, развязала котомку, бывшую у ней за плечами, и вынула кадушечку
с маслом, мягкий ржаной
хлеб и бутылку
с водкой. — Вот тебе и гостинец, отвесть душку.
Когда Нил разольется и оросит нивы Египта, тогда исчезнет унылость народа: тогда все пристани в устьях заблещут яркими флагами чужих кораблей; войдут большие египетские суда
с отрадными изображениями ибисовых голов, и понесутся далеко песни звонкоголосых певцов
с Дельты; для наших красавиц привезут роскошные ткани из Мальты, из Сардинии камни,
с Кипра мед и вино, от эллинов
масло, мастику и изделия из бронзы, и пестрые паруса из веселого Тира, и ливанские кедры, без которых нет материала для строек в безлесном Египте; а от нас купят дорогою ценой
хлеб и тонкий папирус, и кружева из Саиса, и мемфисские колесницы, которых нет прочнее и легче на свете…
Для того, чтобы ребенок, если умрет, пошел в рай, нужно успеть помазать его
маслом и выкупать
с произнесением известных слов; для того, чтобы родильница перестала быть нечистою, нужно произнести известные заклинания; чтобы был успех в деле или спокойное житье в новом доме, для того, чтобы хорошо родился
хлеб, прекратилась засуха, для того, чтобы путешествие было благополучно, для того, чтобы излечиться от болезни, для того, чтобы облегчилось положение умершего на том свете, для всего этого и тысячи других обстоятельств есть известные заклинания, которые в известном месте и за известные приношения произносит священник.]
Внизу под лампою был столик, и на нем лежали: гребешок
с тонкими волосами, запутавшимися между зубьями, засохшие куски
хлеба, облепленный хлебным мякишем большой нож и глубокая тарелка, на дне которой, в слое желтого подсолнечного
масла, лежали кружки картофеля и крошеный лук.