Неточные совпадения
Г-жа Простакова.
Успеем, братец. Если ей это сказать прежде времени, то она может
еще подумать, что мы ей докладываемся. Хотя по муже, однако, я ей свойственница; а я люблю, чтоб и чужие меня слушали.
Но не
успел он
еще порядком рот разинуть, как бригадир, в свою очередь, гаркнул...
Однако ж покуда устав
еще утвержден не был, а следовательно, и от стеснений уклониться было невозможно. Через месяц Бородавкин вновь созвал обывателей и вновь закричал. Но едва
успел он произнести два первых слога своего приветствия ("об оных, стыда ради, умалчиваю", — оговаривается летописец), как глуповцы опять рассыпались, не
успев даже встать на колени. Тогда только Бородавкин решился пустить в ход настоящую цивилизацию.
Еще Бетси не
успела выйти из залы, как Степан Аркадьич, только что приехавший от Елисеева, где были получены свежие устрицы, встретил ее в дверях.
Еще Анна не
успела напиться кофе, как доложили про графиню Лидию Ивановну. Графиня Лидия Ивановна была высокая полная женщина с нездорово-желтым цветом лица и прекрасными задумчивыми черными глазами. Анна любила ее, но нынче она как будто в первый раз увидела ее со всеми ее недостатками.
Еще в феврале он получил письмо от Марьи Николаевны о том, что здоровье брата Николая становится хуже, но что он не хочет лечиться, и вследствие этого письма Левин ездил в Москву к брату и
успел уговорить его посоветоваться с доктором и ехать на воды за границу.
Кроме того, она чувствовала, что если здесь, в своем доме, она едва
успевала ухаживать за своими пятью детьми, то им будет
еще хуже там, куда она поедет со всеми ими.
— Как
еще успеем! — сказал Никитин.
Не
успел Левин оглянуться, как чмокнул один бекас, другой, третий, и
еще штук восемь поднялось один за другим.
Но Алексей Александрович
еще не
успел окончить своей речи, как Степан Аркадьич уже поступил совсем не так, как он ожидал. Степан Аркадьич охнул и сел в кресло. — Нет, Алексей Александрович, что ты говоришь! — вскрикнул Облонский, и страдание выразилось на его лице.
— Нет, я и сама не
успею, — сказала она и тотчас же подумала: «стало быть, можно было устроиться так, чтобы сделать, как я хотела». — Нет, как ты хотел, так и делай. Иди в столовую, я сейчас приду, только отобрать эти ненужные вещи, — сказала она, передавая на руку Аннушки, на которой уже лежала гора тряпок,
еще что-то.
Вместе с путешественником было доложено о приезде губернского предводителя, явившегося и Петербург и с которым нужно было переговорить. После его отъезда нужно было докончить занятия будничные с правителем дел и
еще надо было съездить по серьезному и важному делу к одному значительному лицу. Алексей Александрович только
успел вернуться к пяти часам, времени своего обеда, и, пообедав с правителем дел, пригласил его с собой вместе ехать на дачу и на скачки.
Во всех отношениях приятная дама вспомнила, что выкройка для модного платья
еще не находится в ее руках, а просто приятная дама смекнула, что она
еще не
успела выведать никаких подробностей насчет открытия, сделанного ее искреннею приятельницею, и потому мир последовал очень скоро.
Но зачем же среди недумающих, веселых, беспечных минут сама собою вдруг пронесется иная чудная струя:
еще смех не
успел совершенно сбежать с лица, а уже стал другим среди тех же людей, и уже другим светом осветилось лицо…
Еще не
успеешь открыть рта, как они уже готовы спорить и, кажется, никогда не согласятся на то, что явно противуположно их образу мыслей, что никогда не назовут глупого умным и что в особенности не согласятся плясать по чужой дудке; а кончится всегда тем, что в характере их окажется мягкость, что они согласятся именно на то, что отвергали, глупое назовут умным и пойдут потом поплясывать как нельзя лучше под чужую дудку, — словом, начнут гладью, а кончат гадью.
Еще до чаю <хозяин>
успел раздеться и выпрыгнуть в реку, где барахтался и шумел с полчаса с рыбаками, покрикивая на Фому Большого и Кузьму, и, накричавшись, нахлопотавшись, намерзнувшись в воде, очутился на катере с аппетитом и так пил чай, что было завидно.
Дамы ухватились за руки, поцеловались и вскрикнули, как вскрикивают институтки, встретившиеся вскоре после выпуска, когда маменьки
еще не
успели объяснить им, что отец у одной беднее и ниже чином, нежели у другой.
От хладного разврата света
Еще увянуть не
успев,
Его душа была согрета
Приветом друга, лаской дев;
Он сердцем милый был невежда,
Его лелеяла надежда,
И мира новый блеск и шум
Еще пленяли юный ум.
Он забавлял мечтою сладкой
Сомненья сердца своего;
Цель жизни нашей для него
Была заманчивой загадкой,
Над ней он голову ломал
И чудеса подозревал.
Карл Иваныч одевался в другой комнате, и через классную пронесли к нему синий фрак и
еще какие-то белые принадлежности. У двери, которая вела вниз, послышался голос одной из горничных бабушки; я вышел, чтобы узнать, что ей нужно. Она держала на руке туго накрахмаленную манишку и сказала мне, что она принесла ее для Карла Иваныча и что ночь не спала для того, чтобы
успеть вымыть ее ко времени. Я взялся передать манишку и спросил, встала ли бабушка.
Еще слезы не
успели в них высохнуть и облекли их блистающею влагою, проходившею душу.
Все бежали ляхи к знаменам; но не
успели они
еще выстроиться, как уже куренной атаман Кукубенко ударил вновь с своими незамайковцами в середину и напал прямо на толстопузого полковника.
Но неизвестный так погрузился в созерцание лесного сюрприза, что девочка
успела рассмотреть его с головы до ног, установив, что людей, подобных этому незнакомцу, ей видеть
еще ни разу не приходилось.
Спору нет, Раскольников
успел уже себя и давеча слишком скомпрометировать, но до фактов все-таки
еще не дошло; все
еще это только относительно.
— А я так даже подивился на него сегодня, — начал Зосимов, очень обрадовавшись пришедшим, потому что в десять минут уже
успел потерять нитку разговора с своим больным. — Дня через три-четыре, если так пойдет, совсем будет как прежде, то есть как было назад тому месяц, али два… али, пожалуй, и три? Ведь это издалека началось да подготовлялось… а? Сознаётесь теперь, что, может, и сами виноваты были? — прибавил он с осторожною улыбкой, как бы все
еще боясь его чем-нибудь раздражить.
Петр Петрович Лужин, например, самый, можно сказать, солиднейший из всех жильцов, не явился, а между тем
еще вчера же вечером Катерина Ивановна уже
успела наговорить всем на свете, то есть Амалии Ивановне, Полечке, Соне и полячку, что это благороднейший, великодушнейший человек, с огромнейшими связями и с состоянием, бывший друг ее первого мужа, принятый в доме ее отца и который обещал употребить все средства, чтобы выхлопотать ей значительный пенсион.
Он был
еще очень молод, одет как простолюдин, роста среднего, худощавый, с волосами, обстриженными в кружок, с тонкими, как бы сухими чертами лица. Неожиданно оттолкнутый им человек первый бросился было за ним в комнату и
успел схватить его за плечо: это был конвойный; но Николай дернул руку и вырвался от него
еще раз.
Между тем Раскольников, слегка было оборотившийся к нему при ответе, принялся вдруг его снова рассматривать пристально и с каким-то особенным любопытством, как будто давеча
еще не
успел его рассмотреть всего или как будто что-то новое в нем его поразило: даже приподнялся для этого нарочно с подушки.
— Ну что ж, промах! Стреляйте
еще, я жду, — тихо проговорил Свидригайлов, все
еще усмехаясь, но как-то мрачно, — этак я вас схватить
успею, прежде чем вы взведете курок!
Но он с неестественным усилием
успел опереться на руке. Он дико и неподвижно смотрел некоторое время на дочь, как бы не узнавая ее. Да и ни разу
еще он не видал ее в таком костюме. Вдруг он узнал ее, приниженную, убитую, расфранченную и стыдящуюся, смиренно ожидающую своей очереди проститься с умирающим отцом. Бесконечное страдание изобразилось в лице его.
Дико́й. Постой, кума, постой! Не сердись.
Еще успеешь дома-то быть: дом-от твой не за горами. Вот он!
Катерина. И то! Надуматься-то да наплакаться-то
еще успею на досуге.
Паратов. Прежде всего, Лариса Дмитриевна, вам нужно ехать домой. Поговорить обстоятельно мы
еще успеем завтра.
Паратов.
Еще успеете. Погодите немного, мы попросим Ларису Дмитриевну спеть что-нибудь.
— Послушайте, Иван Кузмич! — сказал я коменданту. — Долг наш защищать крепость до последнего нашего издыхания; об этом и говорить нечего. Но надобно подумать о безопасности женщин. Отправьте их в Оренбург, если дорога
еще свободна, или в отдаленную, более надежную крепость, куда злодеи не
успели бы достигнуть.
— Об этом мы
еще успеем потолковать.
Аркадий ничего не ответил и отвернулся, а Катя отыскала в корзинке
еще несколько крошек и начала бросать их воробьям; но взмах ее руки был слишком силен, и они улетали прочь, не
успевши клюнуть.
— Сила-то, сила, — промолвил он, — вся
еще тут, а надо умирать!.. Старик, тот, по крайней мере,
успел отвыкнуть от жизни, а я… Да, поди попробуй отрицать смерть. Она тебя отрицает, и баста! Кто там плачет? — прибавил он погодя немного. — Мать? Бедная! Кого-то она будет кормить теперь своим удивительным борщом? А ты, Василий Иваныч, тоже, кажется, нюнишь? Ну, коли христианство не помогает, будь философом, стоиком, что ли! Ведь ты хвастался, что ты философ?
Широко раскрыв глаза, он злобно глядел в темноту: воспоминания детства не имели власти над ним, да к тому ж он
еще не
успел отделаться от последних горьких впечатлений.
«Енюшенька!» — бывало скажет она, — а тот
еще не
успеет оглянуться, как уж она перебирает шнурками ридикюля и лепечет: «Ничего, ничего, я так», — а потом отправится к Василию Ивановичу и говорит ему, подперши щеку: «Как бы, голубчик, узнать: чего Енюша желает сегодня к обеду, щей или борщу?
Между тем Николай Петрович
успел,
еще при жизни родителей и к немалому их огорчению, влюбиться в дочку чиновника Преполовенского, бывшего хозяина его квартиры, миловидную и, как говорится, развитую девицу: она в журналах читала серьезные статьи в отделе «Наук».
Базаров тихонько двинулся вперед, и Павел Петрович пошел на него, заложив левую руку в карман и постепенно поднимая дуло пистолета… «Он мне прямо в нос целит, — подумал Базаров, — и как щурится старательно, разбойник! Однако это неприятное ощущение. Стану смотреть на цепочку его часов…» Что-то резко зыкнуло около самого уха Базарова, и в то же мгновенье раздался выстрел. «Слышал, стало быть ничего», —
успело мелькнуть в его голове. Он ступил
еще раз и, не целясь, подавил пружинку.
Дмитрий явился в десятом часу утра, Клим Иванович
еще не
успел одеться. Одеваясь, он посмотрел в щель неприкрытой двери на фигуру брата. Держа руки за спиной, Дмитрий стоял пред книжным шкафом, на сутулых плечах висел длинный, до колен, синий пиджак, черные брюки заправлены за сапоги.
Комната была неуютная, как будто в нее только что вселились и
еще не
успели наполнить вещами.
Не забывая пасхальную ночь в Петербурге, Самгин пил осторожно и ждал самого интересного момента, когда хорошо поевшие и в меру выпившие люди,
еще не
успев охмелеть, говорили все сразу. Получалась метель слов, забавная путаница фраз...
Самгин
успел освободить из пальто лишь одну руку, другая бессильно опустилась, точно вывихнутая, и пальто соскользнуло с нее на пол. В полутемной прихожей стало
еще темнее, удушливей, Самгин прислонился к стене спиной, пробормотал...
Ему показалось, что он
еще не
успел уснуть, как доктор уже разбудил его.
У стены, на стуле, стояло небольшое, овальное зеркало в потускневшей золотой раме — подарок Марины, очень простая и красивая вещь; Миша
еще не
успел повесить зеркало в спальной.
«Самый независимый человек — Иноков, — думал Клим. — Но независим лишь потому, что
еще не
успел соблазниться чем-то. Впрочем, он уже влюбился в женщину, которая лет на десять или более старше его».
Закурив, Самгин начал изъяснять причины войны. Он
еще не
успел серьезно подумать об этих причинах, но заговорил охотно.
«Нужен дважды гениальный Босх, чтоб превратить вот такую действительность в кошмарный гротеск», — подумал Самгин, споря с кем-то, кто
еще не
успел сказать ничего, что требовало бы возражения. Грусть, которую он пытался преодолеть, становилась острее, вдруг почему-то вспомнились женщины, которых он знал. «За эти связи не поблагодаришь судьбу… И в общем надо сказать, что моя жизнь…»