Вот видишь, это дело важно: в свете
Смеюсь над этим сам…
А в сердце целый ад… так знай: в твоем ответе
Жизнь или смерть обоим нам.
Я был в отлучке долго… слух промчался,
Что Звездич в Нину был влюблен.
Он каждый день сюда являлся,
Но для кого? свет часто ошибался,
Его сужденья не закон;
Вчера здесь
слышали признанья, объясненья,
Вы обе были тут; с которой же из вас!
Я должен знать сейчас,
О, если не с тобой — то нет ему спасенья!..
Неточные совпадения
Чужие и свои победы,
Надежды, шалости, мечты.
Текут невинные беседы
С прикрасой легкой клеветы.
Потом, в отплату лепетанья,
Ее сердечного
признаньяУмильно требуют оне.
Но Таня, точно как во сне,
Их речи
слышит без участья,
Не понимает ничего,
И тайну сердца своего,
Заветный клад и слез и счастья,
Хранит безмолвно между тем
И им не делится ни с кем.
— И правду сказать, есть чего бояться предков! — заметила совершенно свободно и покойно Софья, — если только они
слышат и видят вас! Чего не было сегодня! и упреки, и declaration, [
признание (фр.).] и ревность… Я думала, что это возможно только на сцене… Ах, cousin… — с веселым вздохом заключила она, впадая в свой слегка насмешливый и покойный тон.
То есть я веду, собственно, к тому, что про растраченные вами эти три тысячи от госпожи Верховцевой уже многие догадывались в этот месяц и без вашего
признания, я
слышал эту легенду сам…
Весьма может быть, что бедный прасол, теснимый родными, не отогретый никаким участием, ничьим
признанием, изошел бы своими песнями в пустых степях заволжских, через которые он гонял свои гурты, и Россия не
услышала бы этих чудных, кровно-родных песен, если б на его пути не стоял Станкевич.
Лицо у меня горело, голос дрожал, на глаза просились слезы. Протоиерея удивило это настроение, и он, кажется, приготовился
услышать какие-нибудь необыкновенные
признания… Когда он накрыл мою склоненную голову, обычное волнение исповеди пробежало в моей душе… «Сказать, признаться?»
Я в первый раз
слышал это
признание и так энергически высказанное. Не скрою, что мне ужасно хотелось засмеяться. Я был не прав.
Кроме того, Крапчика весьма порадовало
признание дочери в том, что Ченцов не обожатель ее, следовательно, тут нечего было опасаться какого-нибудь большого скандала с Катрин, тем более, что Ченцов теперь, как
слышал о том Петр Григорьич, удрал за Людмилой, с которой этот развратник давно уже вожжался.
Арина Васильевна, любившая единственного сынка без памяти, но привыкшая думать, что он всё еще малое дитя, и предубежденная, что это дитя полюбило опасную игрушку, встретила
признание сына в сильном чувстве такими словами, какими встречают желание ребенка, просящего дать ему в руки раскаленное железо; когда же он,
слыша такие речи, залился слезами, она утешала его, опять-таки, как ребенка, у которого отнимают любимую игрушку.
Зотушка наклонился к руке Фени, и на эту горячую руку посыпались из его глаз крупные слезы… Вот почему он так любил эту барышню Феню и она тоже любила его!.. Вот почему он сердцем
слышал сгущавшуюся над ее головой грозу, когда говорил, что ей вместе с бабушкой Татьяной будут большие слезы… А Феню точно облегчило невольно сделанное
признание. Она дольше обыкновенного осталась в сознании и ласкала своего дядю, как ушибившегося ребенка.
В этих словах выражается пафос всего платонизма, а в
признаниях Алкиви-ада-Платона говорит здесь сама Психея, ощутившая эрос своего бытия: «когда я его
слышу, сердце бьется у меня сильнее, чем у корибантов, и слезы льются от его слов; вижу, что со многими другими происходит то же.
Под страхом смертной казни и «взяв с священника клятвенное обещание», что он вечно будет молчать обо всем, что увидит и о чем
услышит, князь Голицын рассказал ему о пленнице и поручил постараться довести ее на исповеди до раскаяния и полного
признания в том, кто она такая в действительности, кто подал ей мысль назваться дочерью императрицы Елизаветы Петровны и кто были сообщники в ее замыслах.
Токарев, широко раскрыв глаза, молча ходил. Он ждал, чтоб Варвара Васильевна продолжала, — так странно было
слышать от нее это
признание. Но, опустив голову, она молчала.
По лицу Федора Дмитриевича пробежала судорога чисто физической боли. Ему, который считал в браке любовь первым капиталом, больно было
слышать это циническое
признание друга в том, что тот обошелся бы и без хороших качеств жены, лишь бы поправить свои дела ее приданым.
Он не перенесет его! Он, доверившийся ей, не хотевший выслушать уже срывавшегося с ее губ
признания, подумавший, что
услышит исповедь падшей девушки, прошлое которой он мог исправить всепрощающим чувством любви, он не допускал и не допускает, вероятно, и мысли, что его жена… самозванка, преступница.
Это было очень удобное место для сердечных излияний и откровенных
признаний, которые и хотел
слышать от своего друга Федор Дмитриевич.
— Не говорите об этом, — зажала она ему рот рукой, — не хочу я
слышать вашего
признания, видеть ваше унижение.
— Она прощает меня!
Слышите, она прощает меня! — взволнованная до крайности девушка почти выкрикнула эти слова. — Ей надо было вмешаться в это дело, вызваться ходатайствовать за меня перед ним, вероятно, лишь для того, чтобы вырвать у него
признание. Она, конечно, довольна, а теперь лицемерно плачет передо мной и даже решается говорить, что она меня прощает, когда я, наконец, срываю с нее постыдную маску.
Фекла уже перестала краснеть, когда
слышала откровенные, циничные
признания.