Неточные совпадения
Была у Дмитрия
толстая тетрадь в черной клеенчатой обложке, он записывал в нее или наклеивал вырезанные из
газет забавные ненужности, остроты, коротенькие стишки и читал девочкам, тоже как-то недоверчиво, нерешительно...
«Замужем?» — недоверчиво размышлял Самгин, пытаясь представить себе ее мужа. Это не удавалось. Ресторан был полон неестественно возбужденными людями; размахивая
газетами, они пили, чокались, оглушительно кричали; синещекий, дородный человек, которому только
толстые усы мешали быть похожим на актера, стоя с бокалом шампанского в руке, выпевал сиплым баритоном, сильно подчеркивая «а...
Умер Лев
Толстой. Агафья была первым человеком, который сказал это Самгину утром, подавая ему
газеты...
В длинном этом сарае их было человек десять, двое сосредоточенно играли в шахматы у окна, один писал письмо и, улыбаясь, поглядывал в потолок, еще двое в углу просматривали иллюстрированные журналы и
газеты, за столом пил кофе
толстый старик с орденами на шее и на груди, около него сидели остальные, и один из них, черноусенький, с кошечьим лицом, что-то вполголоса рассказывал, заставляя старика усмехаться.
Самгин видел, как под напором зрителей пошатывается стена городовых, он уже хотел выбраться из толпы, идти назад, но в этот момент его потащило вперед, и он очутился на площади, лицом к лицу с полицейским офицером, офицер был
толстый, скреплен ремнями, как чемодан, а лицом очень похож на редактора
газеты «Наш край».
Речь Жадаева попала в
газеты, насмешила Москву, и тут принялись за очистку Охотного ряда. Первым делом было приказано иметь во всех лавках кошек. Но кошки и так были в большинстве лавок. Это был род спорта — у кого кот
толще. Сытые, огромные коты сидели на прилавках, но крысы обращали на них мало внимания. В надворные сараи котов на ночь не пускали после того, как одного из них в сарае ночью крысы сожрали.
Газета тогда в глухой провинции была редкость, гласность заменялась слухами, толками, догадками, вообще — «превратными толкованиями». Где-то в верхах готовилась реформа, грядущее кидало свою тень, проникавшую глубоко в
толщу общества и народа; в этой тени вставали и двигались призраки, фоном жизни становилась неуверенность. Крупные черты будущего были неведомы, мелочи вырастали в крупные события.
Обыск в вещах не дал никаких указаний. Из карманов Геза полицейские вытащили платок, портсигар, часы, несколько писем и
толстую пачку ассигнаций, завернутых в
газету. Пересчитав деньги, комиссар объявил значительную сумму: пять тысяч фунтов.
В декабре 1917 года я написал поэму «Петербург», прочитал ее своим друзьям и запер в стол: это было не время для стихов. Через год купил у оборванного, мчавшегося по улице мальчугана-газетчика «Знамя труда», большую
газету на
толстой желтой бумаге. Дома за чаем развертываю, читаю: «Двенадцать». Подпись: «Александр Блок. Январь».
В ночной редакции
газеты «Известия» ярко горели шары и
толстый выпускающий редактор на свинцовом столе верстал вторую полосу с телеграммами «По Союзу Республик». Одна гранка попалась ему на глаза, он всмотрелся в нее через пенсне и захохотал, созвал вокруг себя корректоров из корректорской и метранпажа и всем показал эту гранку. На узенькой полоске сырой бумаги было напечатано...
Молодая женщина в утреннем атласном капоте и блондовом чепце сидела небрежно на диване; возле нее на креслах в мундирном фраке сидел какой-то
толстый, лысый господин с огромными глазами, налитыми кровью, и бесконечно широкой улыбкой; у окна стоял другой в сертуке, довольно сухощавый, с волосами, обстриженными под гребенку, с обвислыми щеками и довольно неблагородным выражением лица, он просматривал
газеты и даже не обернулся, когда взошел молодой офицер.
На другой день из консульства привезли целую пачку
газет и писем, в числе которых одно, очень
толстое, было и для Володи.
Негодующим курсивом
Толстой излагает происшедшее и предлагает желающим «исследовать» факт, справиться по
газетам, кто были иностранцы, занимавшие Швейцергоф 7 июля.
Она убеждала «некоторых из публики», которые вертелись возле нее, что ожидаемые «новенькие» восхитительны…Ее
толстый супруг, сидевший vis-à-vis, читал
газету, улыбался и утвердительно кивал головой.
В один из зимних вечеров Владимир Семеныч сидел у себя за столом и писал для
газеты критический фельетон, возле сидела Вера Семеновна и по обыкновению глядела на его пишущую руку. Критик писал быстро, без помарок и остановок. Перо поскрипывало и взвизгивало. На столе около пишущей руки лежала раскрытая, только что обрезанная книжка
толстого журнала.
Рассказ «Бездна», напечатанный уже после выхода книжки в той же
газете «Курьер», вызвал в читательской среде бурю яростных нападок и страстных защит; графиня С. А.
Толстая жена Льва
Толстого, напечатала в
газетах негодующее письмо, в котором протестовала против безнравственности рассказа.
Владимир Семеныч искренно веровал в свое право писать и в свою программу, не знал никаких сомнений и, по-видимому, был очень доволен собой. Одно только печалило его, а именно: у
газеты, в которой он работал, было мало подписчиков и не было солидной репутации. Но Владимир Семеныч веровал, что рано или поздно ему удастся пристроиться в
толстом журнале, где он развернется и покажет себя, — и его маленькая печаль бледнела в виду ярких надежд.
На письменном столе лежали
газеты, московские и петербургские, книжка журнала под бандеролью,
толстый продолговатый пакет с иностранными марками и большого формата письмо на синей бумаге, тоже заграничное.
Толстой настаивал на своем решении. Осенью он послал ей в Москву письмо с отказом от прав на свои литературные произведения и просил ее напечатать письмо в
газетах. Софья Андреевна отказалась.
Толстой напечатал сам. Этот отказ от собственности на произведения, напечатанные после 1881 года, был единственной победой, которую
Толстой сумел одержать в борьбе с женой.
После совершившегося бегства
Толстого в 1910 году она, как тогда писали в
газетах, действительно бросилась в студеный октябрьский пруд, чтоб утопиться, и ее вытащили следившие за нею близкие.
Начинается долгая, упорная, скрытая от чужих взглядов борьба. Для обеих сторон это не каприз, не упрямство, а борьба за жизнь, за существование. В июле 1891 года
Толстой решил опубликовать в
газетах письмо с отказом от собственнических прав на свои литературные произведения. Произошла бурная семейная сцена. Характер ее мы ясно можем себе представить по сценам, происходящим между мужем и женой в упомянутой драме «И свет во тьме светит».
В 1873 году
Толстой проводил лето в Самарской губернии. После нескольких недородных годов губернию поразил полный неурожай. Надвигался голод. Между тем не только никто в центре не знал об этом, но даже местная администрация не знала… или не хотела знать.
Толстой поднял шум в
газетах, ярко обрисовал надвигающуюся беду, страстно звал на помощь… И посыпались пожертвования, всюду образовались комитеты помощи голодающим…
Толстой возмущен, взбешен; в этом маленьком проявлении огромного уклада мещанской жизни он видит что-то небывало-возмутительное, чудовищное, в рассказе своем «Люцерн» публикует на весь мир это событие с точным указанием места и времени, и предлагает желающим «исследовать» этот факт, справиться по
газетам, кто были иностранцы, занимавшие в тот день указываемый отель.
Штабс-капитан говорил то, что все знали из
газет, но говорил так, как будто он все это специально изучил, а никто кругом этого не знает. У буфета шумел и о чем-то препирался с буфетчиком необъятно-толстый, пьяный капитан.
Также и широкие массы переживали не совсем то, что им приписывали патриотические
газеты. Некоторый подъем в самом начале был, — бессознательный подъем нерассуждающей клеточки, охваченной жаром загоревшегося борьбою организма. Но подъем был поверхностный и слабый, а от назойливо шумевших на сцене фигур ясно тянулись за кулисы
толстые нити, и видны были направляющие руки.
В
газетах пелись хвалы заводу. Приезжали на завод журналисты, —
толстые, в больших очках. Списывали в блокноты устав ударных бригад, член завкома водил их по заводу, администрация давала нужные цифры, — и появлялись в
газетах статьи, где восторженно рассказывалось о единодушном порыве рабочих масс, о чудесном превращении прежнего раба в пламенного энтузиаста. Приводили правила о взысканиях, налагаемые за прогул или за небрежное обращение с заводским имуществом, и возмущенно писали...
Как бы гладко и ловко ни оправдывал он себя, она потеряла любимого человека. ЕеГаярин больше не существовал. Она гадливо бросила сложенный в несколько раз лист
газеты на стол, присела к нему, взяла тетрадь дневника и раскрыла его на последней исписанной странице, где
толстая черта виднелась посредине. И с минуту сидела, опустив голову в обе ладони.
Зато в Москве это мнение показалось очень обидным и несправедливым, и одна из тамошних
газет, «Современные известия», выступила с резкими замечаниями против такой оценки заслуг графа Д. А.
Толстого по святейшему синоду.
Московская
газета вспомянула об оскудении плодов веры и, как на особенную вредность для церкви, — указала на неудачную попытку графа
Толстого ввести, вместо нынешнего бесконтрольного консисторско-архиерейского суда, — суд в другой форме — более правильной и более защищающей личность от произвола.