Неточные совпадения
Так что, кроме главного вопроса, Левина мучали еще другие вопросы: искренни ли эти люди? не притворяются ли они?
или не
иначе ли как-нибудь, яснее, чем он, понимают они те ответы, которые дает наука на занимающие его вопросы?
Ну, я приеду к Анне Аркадьевне; она поймет, что я не могу ее звать к себе
или должна это сделать
так, чтобы она не встретила тех, кто смотрит
иначе: это ее же оскорбит.
Для него решительно ничего не значат все господа большой руки, живущие в Петербурге и Москве, проводящие время в обдумывании, что бы
такое поесть завтра и какой бы обед сочинить на послезавтра, и принимающиеся за этот обед не
иначе, как отправивши прежде в рот пилюлю; глотающие устерс, [Устерс — устриц.] морских пауков и прочих чуд, а потом отправляющиеся в Карлсбад
или на Кавказ.
По-моему, если бы Кеплеровы и Ньютоновы открытия, вследствие каких-нибудь комбинаций, никоим образом не могли бы стать известными людям
иначе как с пожертвованием жизни одного, десяти, ста и
так далее человек, мешавших бы этому открытию
или ставших бы на пути как препятствие, то Ньютон имел бы право, и даже был бы обязан… устранить этих десять
или сто человек, чтобы сделать известными свои открытия всему человечеству.
И всегда нужно что-нибудь выдумывать,
иначе никто из взрослых не будет замечать тебя и будешь жить
так, как будто тебя нет
или как будто ты не Клим, а Дмитрий.
Да это все знают многие, но многие не знают, что делать в том
или другом случае, а если и знают, то только заученное, слышанное, и не знают, почему
так, а не
иначе делают они, сошлются сейчас на авторитет тетки, кузины…
Он бы не задумался сгореть
или утонуть за него, не считая этого подвигом, достойным удивления
или каких-нибудь наград. Он смотрел на это, как на естественное,
иначе быть не могущее дело,
или, лучше сказать, никак не смотрел, а поступал
так, без всяких умозрений.
— Это вы
так судите, но закон судит
иначе. Жена у него тоже счеты предъявляла и жаловалась суду, и он у нее не значится… Он, черт его знает, он всем нам надоел, — и зачем вы ему деньги давали! Когда он в Петербурге бывает — он прописывается где-то в меблированных комнатах, но там не живет. А если вы думаете, что мы его защищаем
или нам его жалко, то вы очень ошибаетесь: ищите его, поймайте, — это ваше дело, — тогда ему «вручат».
Перед ним было прекрасное явление, с задатками
такого сильного, мучительного, безумного счастья, но оно было недоступно ему: он лишен был права не только выражать желания, даже глядеть на нее
иначе, как на сестру,
или как глядят на чужую, незнакомую женщину.
Правда, мама все равно не дала бы ему спокойствия, но это даже тем бы и лучше:
таких людей надо судить
иначе, и пусть такова и будет их жизнь всегда; и это — вовсе не безобразие; напротив, безобразием было бы то, если б они успокоились
или вообще стали бы похожими на всех средних людей.
Ответ ясный: потому что ни один из них, несмотря на все их хотенье, все-таки не до
такой степени хочет, чтобы, например, если уж никак нельзя
иначе нажить, то стать даже и нищим; и не до
такой степени упорен, чтобы, даже и став нищим, не растратить первых же полученных копеек на лишний кусок себе
или своему семейству.
На горе начались хижины — все как будто игрушки; жаль, что они прячутся за эти сплошные заборы; но
иначе нельзя: ураганы,
или тайфуны, в полосу которых входят и Лю-чу, разметали бы, как сор, эти птичьи клетки, не будь они за
такой крепкой оградой.
Тунгусы — охотники, оленные промышленники и ямщики. Они возят зимой на оленях, но, говорят, эта езда вовсе не
так приятна, как на Неве, где какой-то выходец из Архангельска катал публику: издали все ведь кажется
или хуже,
или лучше, но во всяком случае
иначе, нежели вблизи. А здесь езда на оленях даже опасна, потому что Мая становится неровно, с полыньями, да, кроме того, олени падают во множестве, не выдерживая гоньбы.
Больной неистовствовал и бесновался,
так что его приходилось даже связывать,
иначе он разбил бы себе голову
или убил первого, кто подвернулся под руку.
Но была ли это вполне тогдашняя беседа,
или он присовокупил к ней в записке своей и из прежних бесед с учителем своим, этого уже я не могу решить, к тому же вся речь старца в записке этой ведется как бы беспрерывно, словно как бы он излагал жизнь свою в виде повести, обращаясь к друзьям своим, тогда как, без сомнения, по последовавшим рассказам, на деле происходило несколько
иначе, ибо велась беседа в тот вечер общая, и хотя гости хозяина своего мало перебивали, но все же говорили и от себя, вмешиваясь в разговор, может быть, даже и от себя поведали и рассказали что-либо, к тому же и беспрерывности
такой в повествовании сем быть не могло, ибо старец иногда задыхался, терял голос и даже ложился отдохнуть на постель свою, хотя и не засыпал, а гости не покидали мест своих.
Неужели же старик мог надо мной насмеяться?»
Так восклицал Митя, шагая в свою квартиру, и уж, конечно,
иначе и не могло представляться уму его, то есть:
или дельный совет (от такого-то дельца) — со знанием дела, со знанием этого Лягавого (странная фамилия!),
или —
или старик над ним посмеялся!
Вдвоем они получили уже рублей 80 в месяц; на эти деньги нельзя жить
иначе, как очень небогато, но все-таки испытать им нужды не досталось, средства их понемногу увеличивались, и они рассчитывали, что месяца еще через четыре
или даже скорее они могут уже обзавестись своим хозяйством (оно
так и было потом).
… А не странно ли подумать, что, умей Зонненберг плавать
или утони он тогда в Москве-реке, вытащи его не уральский казак, а какой-нибудь апшеронский пехотинец, я бы и не встретился с Ником
или позже,
иначе, не в той комнатке нашего старого дома, где мы, тайком куря сигарки, заступали
так далеко друг другу в жизнь и черпали друг в друге силу.
Та сторона движения, которую комитет представлял, то есть восстановление угнетенных национальностей, не была
так сильна в 1851 году, чтоб иметь явно свою юнту. Существование
такого комитета доказывало только терпимость английского законодательства и отчасти то, что министерство не верило в его силу,
иначе оно прихлопнуло бы его
или alien биллем, [законом об иностранцах (англ.).]
или предложением приостановить habeas corpus.
Это всегда какой-нибудь «пройди свет» из отставных солдат
или крестьян, но всегда с «чистым» паспортом,
так как
иначе нельзя получить право быть съемщиком квартиры.
— Не
иначе!
Так и теперь,
так и в настоящем случае! Встречая вас и следя за вами сердцем и мыслью, говорил сам себе: дружеских сообщений я недостоин, но в качестве хозяина квартиры, может быть, и могу получить в надлежащее время к ожидаемому сроку,
так сказать, предписание,
или много что уведомление ввиду известных предстоящих и ожидаемых изменений…
Кажется, им больше не о чем было разговаривать. Мадам Барсукова вынесла вексельную бумагу, где она с трудом написала свое имя, отчество и фамилию. Вексель, конечно, был фантастический, но есть связь, спайка, каторжная совесть. В
таких делах не обманывают.
Иначе грозит смерть. Все равно: в остроге, на улице
или в публичном доме.
Но
так как мальчики думают совершенно
иначе, чем мы, взрослые, и
так как все запретное, все недосказанное
или сказанное по секрету имеет в их глазах громадный, не только сугубый, но трегубый интерес, то, естественно, что из чтения они выводили смутную мысль, что взрослые что-то скрывают от них.
— Я не знаю, как у других едят и чье едят мужики — свое
или наше, — возразил Павел, — но знаю только, что все эти люди работают на пользу вашу и мою, а потому вот в чем дело: вы были
так милостивы ко мне, что подарили мне пятьсот рублей; я желаю, чтобы двести пятьдесят рублей были употреблены на улучшение пищи в нынешнем году, а остальные двести пятьдесят — в следующем, а потом уж я из своих трудов буду высылать каждый год по двести пятидесяти рублей, —
иначе я с ума сойду от мысли, что человек, работавший на меня — как лошадь, — целый день, не имеет возможности съесть куска говядины, и потому прошу вас завтрашний же день велеть купить говядины для всех.
Мир разделялся на две неравные части: одна — меньшая — офицерство, которое окружает честь, сила, власть, волшебное достоинство мундира и вместе с мундиром почему-то и патентованная храбрость, и физическая сила, и высокомерная гордость; другая — огромная и безличная — штатские,
иначе шпаки, штафирки и рябчики; их презирали; считалось молодечеством изругать
или побить ни с того ни с чего штатского человека, потушить об его нос зажженную папироску, надвинуть ему на уши цилиндр; о
таких подвигах еще в училище рассказывали друг другу с восторгом желторотые юнкера.
Так прошел весь этот длинный день, ни оживленно, ни вяло — ни весело, ни скучно. Держи себя Джемма
иначе — Санин… как знать? не совладал бы с искушением немного порисоваться —
или просто поддался бы чувству грусти перед возможной, быть может, вечной разлукой… Но
так как ему ни разу не пришлось даже поговорить с Джеммой, то он должен был удовлетвориться тем, что в течение четверти часа, перед вечерним кофе, брал минорные аккорды на фортепиано.
Но вот едва успели шестеро юнкеров завернуть к началу широкой лестницы, спускающейся в прихожую, как увидели, что наперерез им, из бокового коридора, уже мчатся их соседи, юнкера второй роты, по училищному обиходу — «звери»,
или,
иначе, «извозчики», прозванные
так потому, что в эту роту искони подбираются с начала службы юноши коренастого сложения, с явными признаками усов и бороды. А сзади уже подбежали и яростно напирают третья рота — «мазочки» и первая — «жеребцы». На лестнице образовался кипучий затор.
— Отцы редко платят! — не согласилась с ним Миропа Дмитриевна. — Но даже если бы я и знала вашего отца, все-таки
такую сумму не могу
иначе доверить, как под заклад чего-нибудь движимого
или недвижимого.
Gnadige Frau сомнительно покачала головой: она очень хорошо знала, что если бы Сверстов и нашел там практику,
так и то, любя больше лечить
или бедных,
или в дружественных ему домах, немного бы приобрел; но, с другой стороны, для нее было несомненно, что Егор Егорыч согласится взять в больничные врачи ее мужа не
иначе, как с жалованьем, а потому gnadige Frau, деликатная и честная до щепетильности, сочла для себя нравственным долгом посоветовать Сверстову прибавить в письме своем, что буде Егор Егорыч хоть сколько-нибудь найдет неудобным учреждать должность врача при своей больнице, то, бога ради, и не делал бы того.
«Сверстов в Москве, мы оба бодрствуем; не выпускайте и Вы из Ваших рук выслеженного нами волка. Вам пишут из Москвы, чтобы Вы все дело передали в московскую полицию.
Такое требование, по-моему, незаконно: Москва Вам не начальство. Не исполняйте сего требования
или, по крайней мере, медлите Вашим ответом; я сегодня же в ночь скачу в Петербург; авось бог мне поможет повернуть все
иначе, как помогал он мне многократно в битвах моих с разными злоумышленниками!»
Термосесов прочел письмо, в котором Борноволоков жаловался своей петербургской кузине Нине на свое несчастие, что он в Москве случайно попался Термосесову, которого при этом назвал «страшным негодяем и мерзавцем», и просил кузину Нину «работать всеми силами и связями, чтобы дать этому подлецу хорошее место в Польше
или в Петербурге, потому что
иначе он, зная все старые глупости, может наделать черт знает какого кавардаку,
так как он способен удивить свет своею подлостью, да и к тому же едва ли не вор,
так как всюду, где мы побываем, начинаются пропажи».
Ест ли человек,
или воздерживается от пищи, работает
или отдыхает, бежит опасности
или подвергается ей, если он сознательный человек, он поступает
так, как поступает, только потому, что теперь считает это должным, разумным: считает, что истина состоит в том, чтобы поступать
так, а не
иначе,
или уже давно прежде считал это.
Так это сказано в русском военном уставе и точно то же, хотя и другими словами, сказано во всех военных уставах, как оно и не может быть
иначе, потому что в сущности на этом обмане освобождения людей от повиновения богу
или своей совести и замене этого повиновения повиновением случайному начальнику основано всё могущество войска и государства.
Что бы ни делал сознательный человек, он поступает
так, а не
иначе, только потому, что он
или теперь признает, что истина в том, что должно поступать
так, как он поступает,
или потому, что он когда-то прежде признал это, теперь же только по инерции, по привычке поступает
так, как он это признал должным прежде.
И это не может быть
иначе, потому что, кроме того, что обладание властью развращает людей, расчет
или даже бессознательное стремление насилующих всегда будет состоять в том, чтобы довести насилуемых до наибольшего ослабления,
так как чем слабее будет насилуемый, тем меньше потребуется усилий для подавления его.
Да и мальчишка ли?
Или, может быть, их два: брат и сестра. И не разобрать, кто где.
Или даже, может быть, он умеет переворачиваться из мальчишки в девчонку. Недаром он всегда
такой чистенький, — переворачиваясь, в разных волшебных водицах всполаскивается, —
иначе ведь нельзя, не обернешься. И духами
так всегда от него пахнет.
Но, впрочем, я и в этом случае способен не противоречить: учредите закрытую баллотировку, и тогда я не утаюсь, тогда я выскажусь, и ясно выскажусь; я буду знать тогда, куда положить мой шар, но…
иначе высказываться и притом еще высказываться теперь именно, когда начала всех,
так сказать, направлений бродят и имеют более
или менее сильных адептов в самых влиятельных сферах, и кто восторжествует — неизвестно, — нет-с, je vous fais mon compliment, [Благодарю вас — Франц.] я даром и себе, и семье своей головы свернуть не хочу, и… и, наконец, — губернатор вздохнул и договорил: — и, наконец, я в настоящую минуту убежден, что в наше время возможно одно направление — христианское, но не поповско-христианское с запахом конопляного масла и ладана, а высокохристианское, как я его понимаю…
Не все ли равно,
так ли пропадут эфемериды
или иначе?
Если же ты, моя прекрасная, лучезарная царица, действительно полюбила
такого маленького и темного человека, каков я, и действительно готова разделить его участь — ну,
так дай мне руку и отправимся вместе в наш трудный путь! Только знай, мое решение несомненно:
или все,
или ничего! Это безумно… но я не могу
иначе, не могу, Ирина! Я слишком сильно тебя люблю.
— Если ты урод — ты должен быть умным,
иначе всем будет стыдно за тебя, папе, маме и всем! Даже люди станут стыдиться, что в
таком богатом доме есть маленький уродец. В богатом доме всё должно быть красиво
или умно — понимаешь?
На любовь я прежде всего смотрю как на потребность моего организма, низменную и враждебную моему духу; ее нужно удовлетворять с рассуждением
или же совсем отказаться от нее,
иначе она внесет в твою жизнь
такие же нечистые элементы, как она сама.
Его отыскивали в трактирах, расспрашивали его о том, как и что нужно делать; он говорил им, порой совсем не понимая,
так это нужно делать
или иначе, замечал их скрытое пренебрежение к нему и почти всегда видел, что они делают дело не
так, как он приказал, а
иначе и лучше.
Уйдет время, не воротишь!»
Так мне представляется, что она думала
или скорее чувствовала, да и нельзя ей было думать и чувствовать
иначе: ее воспитали в том, что есть в мире только одно достойное внимания — любовь.
— Послушай, Александр Давидыч, последняя просьба! — горячо сказал фон Корен. — Когда ты будешь давать тому прохвосту деньги, то предложи ему условие: пусть уезжает вместе со своей барыней
или же отошлет ее вперед, а
иначе не давай. Церемониться с ним нечего.
Так ему и скажи, а если не скажешь, то даю тебе честное слово, я пойду к нему в присутствие и спущу его там с лестницы, а с тобою знаться не буду.
Так и знай!
Все эти разговоры об измельчании производят на меня всякий раз
такое впечатление, как будто я нечаянно подслушал нехороший разговор о своей дочери. Мне обидно, что обвинения огульны и строятся на
таких давно избитых общих местах,
таких жупелах, как измельчание, отсутствие идеалов
или ссылка на прекрасное прошлое. Всякое обвинение, даже если оно высказывается в дамском обществе, должно быть формулировано с возможною определенностью,
иначе оно не обвинение, а пустое злословие, недостойное порядочных людей.
Женщины же и девушки не должны были отнюдь есть чего-либо, но сидеть неподвижно, потупив глаза вниз, никуда не смотреть, не разговаривать с соседками; а могли только, по-утреннему,
или пальчиками мотать
или кончиком платка махаться;
иначе против них сидящие панычи осмеют их и расславят
так, что им и просветка не будет: стыдно будет и глаза на свет показать.
Бойцовых гусей у нас в то время много держали и спускали их на Кромской площади; но самый первый гусь был квартального Богданова: у другого бойца у живого крыло отрывал; и чтобы этого гуся кто-нибудь не накормил моченым горохом
или иначе как не повредил — квартальный его, бывало, на себе в плетушке за спиною носил:
так любил его.
Несмотря, однако, на всю справедливость подобных замечаний, свахи и не думали заглядывать на скотный двор, и если та
или другая кумушка, исправлявшая на деревне
такую должность, завертывала в избу скотницы, то это случалось не
иначе как в качестве простой гостьи
или соседки. Никому на ум не приходила сиротка-невеста: ее как будто не было, как будто вовсе не существовала она на свете.
Всех жуковских ребят, которые знали грамоте, отвозили в Москву и отдавали там только в официанты и коридорные (как из села, что по ту сторону, отдавали только в булочники), и
так повелось давно, еще в крепостное право, когда какой-то Лука Иваныч, жуковский крестьянин, теперь уже легендарный, служивший буфетчиком в одном из московских клубов, принимал к себе на службу только своих земляков, а эти, входя в силу, выписывали своих родственников и определяли их в трактиры и рестораны; и с того времени деревня Жуково
иначе уже не называлась у окрестных жителей, как Хамская
или Холуевка.
Стали про мою спрашивать. А я в пьяном задоре и ляпни: да хотите, только свистну, и она, как собачка, сюда прибежит и все вам сама покажет? Усомнились. Я сейчас же, моментально, с денщиком записку: «
Так и
так, дорогая Мари, приходите немедленно,
иначе никогда меня больше не увидите. И чтобы вы не думали, что это шутка
или праздная угроза, то, как только приедет ваш муж, в тот же день все ему открою»… и слово «все» три раза подчеркнул.