Неточные совпадения
Еще в первое время по возвращении из Москвы, когда Левин каждый раз вздрагивал и краснел, вспоминая позор отказа, он говорил себе: «так же краснел и вздрагивал я, считая всё погибшим, когда получил единицу за физику и остался
на втором
курсе; так же считал себя погибшим после того, как испортил порученное мне дело сестры. И что ж? — теперь, когда прошли года, я вспоминаю и удивляюсь, как это могло огорчать меня. То же будет и
с этим горем. Пройдет время, и я буду к этому равнодушен».
Окончив
курсы в гимназии и университете
с медалями, Алексей Александрович
с помощью дяди тотчас стал
на видную служебную дорогу и
с той поры исключительно отдался служебному честолюбию. Ни в гимназии, ни в университете, ни после
на службе Алексей Александрович не завязал ни
с кем дружеских отношений. Брат был самый близкий ему по душе человек, но он служил по министерству иностранных дел, жил всегда за границей, где он и умер скоро после женитьбы Алексея Александровича.
Она видела, что сверстницы Кити составляли какие-то общества, отправлялись
на какие-то
курсы, свободно обращались
с мужчинами, ездили одни по улицам, многие не приседали и, главное, были все твердо уверены, что выбрать себе мужа есть их дело, а не родителей.
Малоспособных выпускал он
на службу из первого
курса, утверждая, что их не нужно много мучить: довольно
с них, если приучились быть терпеливыми, работящими исполнителями, не приобретая заносчивости и всяких видов вдаль.
К полудню
на горизонте показался дымок военного крейсера, крейсер изменил
курс и
с расстояния полумили поднял сигнал — «Лечь в дрейф!»
— Не знаю, — равнодушно ответил Иноков. — Кажется, в Казани
на акушерских
курсах. Я ведь
с ней разошелся. Она все заботится о конституции, о революции. А я еще не знаю, нужна ли революция…
— Прислала мне Тося парня, студент одесского университета, юрист, исключен
с третьего
курса за невзнос платы. Работал в порту грузчиком, купорил бутылки
на пивном заводе, рыбу ловил под Очаковом. Умница, весельчак. Я его секретарем своим сделал.
В конце концов Сомова оставила в нем неприятное впечатление. И неприятно было, что она, свидетель детских его дней, будет жить у Варвары, будет, наверное, посещать его. Но он скоро убедился, что Сомова не мешает ему, она усердно готовилась
на курсы Герье, шариком каталась по Москве, а при встречах
с ним восхищенно тараторила...
Дети ее пристроились, то есть Ванюша кончил
курс наук и поступил
на службу; Машенька вышла замуж за смотрителя какого-то казенного дома, а Андрюшу выпросили
на воспитание Штольц и жена и считают его членом своего семейства. Агафья Матвеевна никогда не равняла и не смешивала участи Андрюши
с судьбою первых детей своих, хотя в сердце своем, может быть бессознательно, и давала им всем равное место. Но воспитание, образ жизни, будущую жизнь Андрюши она отделяла целой бездной от жизни Ванюши и Машеньки.
Переходил он из
курса в
курс с затруднениями, все теряясь и сбиваясь
на экзаменах. Но его выкупала репутация будущего таланта, несколько удачных стихотворений и прозаические взмахи и очерки из русской истории.
— Вот видите: мне хочется пройти
с Марфенькой практически историю литературы и искусства. Не пугайтесь, — поспешил он прибавить, заметив, что у ней
на лице показался какой-то туман, —
курс весь будет состоять в чтении и разговорах… Мы будем читать все, старое и новое, свое и чужое, — передавать друг другу впечатления, спорить… Это займет меня, может быть, и вас. Вы любите искусство?
Только
на втором
курсе,
с двух или трех кафедр, заговорили о них, и у «первых учеников» явились в руках оригиналы. Тогда Райский сблизился
с одним забитым бедностью и робостью товарищем Козловым.
Работа кипит: одни корабли приходят
с экземплярами Нового завета,
курсами наук
на китайском языке, другие
с ядами всех родов, от самых грубых до тонких.
Свою историю Вера Ефремовна рассказала так, что она, кончив акушерские
курсы, сошлась
с партией народовольцев и работала
с ними. Сначала шло всё хорошо, писали прокламации, пропагандировали
на фабриках, но потом схватили одну выдающуюся личность, захватили бумаги и начали всех брать.
Учительница эта обратилась к Нехлюдову
с просьбой дать ей денег, для того чтобы ехать
на курсы.
— Меня?!. Ха-ха!.. Привела меня сюда… ну, одним словом, я прилетел сюда
на крыльях любви, а выражаясь прозой, приехал
с Иваном Яковличем. Да-с. Папахен здесь и сразу
курсы поправил. Третью ночь играет и
на второй десяток тысяч перевалило.
Когда он был в третьем
курсе, дела его стали поправляться: помощник квартального надзирателя предложил ему уроки, потом стали находиться другие уроки, и вот уже два года перестал нуждаться и больше года жил
на одной квартире, но не в одной, а в двух разных комнатах, — значит, не бедно, —
с другим таким же счастливцем Кирсановым.
В Медицинской академии есть много людей всяких сортов, есть, между прочим, и семинаристы: они имеют знакомства в Духовной академии, — через них были в ней знакомства и у Лопухова. Один из знакомых ему студентов Духовной академии, — не близкий, но хороший знакомый, — кончил
курс год тому назад и был священником в каком-то здании
с бесконечными коридорами
на Васильевском острове. Вот к нему-то и отправился Лопухов, и по экстренности случая и позднему времени, даже
на извозчике.
Когда
с Веры Павловны была снята обязанность читать вслух, Вера Павловна, уже и прежде заменявшая иногда чтение рассказами, стала рассказывать чаще и больше; потом рассказы обратились во что-то похожее
на легкие
курсы разных знаний.
Прошло
с год, дело взятых товарищей окончилось. Их обвинили (как впоследствии нас, потом петрашевцев) в намерении составить тайное общество, в преступных разговорах; за это их отправляли в солдаты, в Оренбург. Одного из подсудимых Николай отличил — Сунгурова. Он уже кончил
курс и был
на службе, женат и имел детей; его приговорили к лишению прав состояния и ссылке в Сибирь.
Перед окончанием моего
курса Химик уехал в Петербург, и я не видался
с ним до возвращения из Вятки. Несколько месяцев после моей женитьбы я ездил полутайком
на несколько дней в подмосковную, где тогда жил мой отец. Цель этой поездки состояла в окончательном примирении
с ним, он все еще сердился
на меня за мой брак.
Не вынес больше отец,
с него было довольно, он умер. Остались дети одни
с матерью, кой-как перебиваясь
с дня
на день. Чем больше было нужд, тем больше работали сыновья; трое блестящим образом окончили
курс в университете и вышли кандидатами. Старшие уехали в Петербург, оба отличные математики, они, сверх службы (один во флоте, другой в инженерах), давали уроки и, отказывая себе во всем, посылали в семью вырученные деньги.
Красов, окончив
курс, как-то поехал в какую-то губернию к помещику
на кондицию, но жизнь
с патриархальным плантатором так его испугала, что он пришел пешком назад в Москву,
с котомкой за спиной, зимою в обозе чьих-то крестьян.
Присланный
на казенный счет, не по своей воле, он был помещен в наш
курс, мы познакомились
с ним, он вел себя скромно и печально, никогда мы не слыхали от него ни одного резкого слова, но никогда не слыхали и ни одного слабого.
Средь этих обстоятельств Шевырев, который никак не мог примириться
с колоссальным успехом лекций Грановского, вздумал побить его
на его собственном поприще и объявил свой публичный
курс.
Германская философия была привита Московскому университету М. Г. Павловым. Кафедра философии была закрыта
с 1826 года. Павлов преподавал введение к философии вместо физики и сельского хозяйства. Физике было мудрено научиться
на его лекциях, сельскому хозяйству — невозможно, но его
курсы были чрезвычайно полезны. Павлов стоял в дверях физико-математического отделения и останавливал студента вопросом: «Ты хочешь знать природу? Но что такое природа? Что такое знать?»
Для служащих были особые
курсы после обеда, чрезвычайно ограниченные и дававшие право
на так называемые «комитетские экзамены». Все лентяи
с деньгами, баричи, ничему не учившиеся, все, что не хотело служить в военной службе и торопилось получить чин асессора, держало комитетские экзамены; это было нечто вроде золотых приисков, уступленных старым профессорам, дававшим privatissime [самым частным образом (лат.).] по двадцати рублей за урок.
После Июньских дней мое положение становилось опаснее; я познакомился
с Ротшильдом и предложил ему разменять мне два билета московской сохранной казны. Дела тогда, разумеется, не шли,
курс был прескверный; условия его были невыгодны, но я тотчас согласился и имел удовольствие видеть легкую улыбку сожаления
на губах Ротшильда — он меня принял за бессчетного prince russe, задолжавшего в Париже, и потому стал называть «monsieur le comte». [русского князя… «господин граф» (фр.).]
Я
с ранних лет должен был бороться
с воззрением всего, окружавшего меня, я делал оппозицию в детской, потому что старшие наши, наши деды были не Фоллены, а помещики и сенаторы. Выходя из нее, я
с той же запальчивостью бросился в другой бой и, только что кончил университетский
курс, был уже в тюрьме, потом в ссылке. Наука
на этом переломилась, тут представилось иное изучение — изучение мира несчастного,
с одной стороны, грязного —
с другой.
Отец Василий был доволен своим приходом: он получал
с него до пятисот рублей в год и, кроме того, обработывал свою часть церковной земли.
На эти средства в то время можно было прожить хорошо, тем больше, что у него было всего двое детей-сыновей, из которых старший уже кончал
курс в семинарии. Но были в уезде и лучшие приходы, и он не без зависти указывал мне
на них.
На первом
курсе университета я сошелся
с товарищем по естественному факультету, Давидом Яковлевичем Логвинским.
Из представителей академической профессорской философии я еще
на первом
курсе университета имел близкое общение
с Г.И. Челпановым, популярным профессором философии, который
с большим успехом читал
курс по критике материализма.
А вот
с этого Антиноя. Это наш непревзойденный учитель гимнастики, знаменитый танцор и конькобежец, старший брат другого прекрасного гимнаста и ныне здравствующего известного хирурга Петра Ивановича Постникова, тогда еще чуть ли не гимназиста или студента первых
курсов. Он остановился под холодным душем, изгибался, повертывался мраморным телом ожившего греческого полубога, играя изящными мускулами, живая рельефная сеть которых переливалась
на широкой спине под тонкой талией.
Оказалось, что это три сына Рыхлинских, студенты Киевского университета, приезжали прощаться и просить благословения перед отправлением в банду. Один был
на последнем
курсе медицинского факультета, другой, кажется,
на третьем. Самый младший — Стасик, лет восемнадцати, только в прошлом году окончил гимназию. Это был общий любимец, румяный, веселый мальчик
с блестящими черными глазами.
В случае что Евгений может остаться
с надеждой
на успех до окончания
курса в гимназии, я берусь вам достать для него увольнительный приговор из Тюменской их волости.
По будням — синие сюртуки
с красными воротниками и брюки того же цвета: это бы ничего; но зато по праздникам — мундир (синего сукна
с красным воротником, шитым петлицами, серебряными в первом
курсе, золотыми — во втором), белые панталоны, белый жилет, белый галстук, ботфорты, треугольная шляпа — в церковь и
на гулянье.
Они ровесницы
с Лизой Бахаревой, вместе они поступили в один институт, вместе окончили
курс и вместе спешат
на бессменных лошадях, каждая под свои родные липы.
— Нет, monsieur Белоярцев, — отвечала
с своей всегдашней улыбкой Мечникова, — я не могу так жить: я люблю совершенную независимость, и к тому же у меня есть сестра, ребенок, которая в нынешнем году кончает
курс в пансионе. Я
на днях должна буду взять к себе сестру.
По диванам и козеткам довольно обширной квартиры Райнера расселились: 1) студент Лукьян Прорвич, молодой человек, недовольный университетскими порядками и желавший утверждения в обществе коммунистических начал, безбрачия и вообще естественной жизни; 2) Неофит Кусицын, студент, окончивший
курс, — маленький, вострорыленький, гнусливый человек, лишенный средств совладать
с своим самолюбием, также поставивший себе обязанностью написать свое имя в ряду первых поборников естественной жизни; 3) Феофан Котырло, то, что поляки характеристично называют wielke nic, [Букв.: великое ничто (польск.).] — человек, не умеющий ничего понимать иначе, как понимает Кусицын, а впрочем, тоже коммунист и естественник; 4) лекарь Сулима, человек без занятий и без определенного направления, но
с непреодолимым влечением к бездействию и покою; лицом черен, глаза словно две маслины; 5) Никон Ревякин, уволенный из духовного ведомства иподиакон, умеющий везде пристроиваться
на чужой счет и почитаемый неповрежденным типом широкой русской натуры; искателен и не прочь действовать исподтишка против лучшего из своих благодетелей; 6) Емельян Бочаров, толстый белокурый студент, способный
на все и ничего не делающий; из всех его способностей более других разрабатывается им способность противоречить себе
на каждом шагу и не считаться деньгами, и 7) Авдотья Григорьевна Быстрова, двадцатилетняя девица, не знающая, что ей делать, но полная презрения к обыкновенному труду.
Товарищи никогда не могли постигнуть, где он находил время для занятий наукой, но тем не менее все экзамены и очередные работы он сдавал отлично и
с первого
курса был
на виду у профессоров.
—
С большим бы удовольствием не говорил, — сказал Павел, — но мне, пока я кончу
курс и поступлю
на службу, нужно занять денег.
— Господин Сперанский, как, может быть, небезызвестно вам, первый возымел мысль о сем училище,
с тем намерением, чтобы господа семинаристы, по окончании своего
курса наук в академии, поступали в оное для изучения юриспруденции и, так как они и без того уже имели ученую степень, а также и число лет достаточное, то чтобы сообразно
с сим и получали высший чин — 9-го класса; но богатые аристократы и дворянство наше позарились
на сие и захватили себе…
То, в чем он видит развращение нравов, есть собственно бестолочь, происшедшая вследствие смешения понятий, уже известных, отвержденных,
с понятиями искомыми, еще не имеющими
на рынке определенного
курса.
— Извольте-с. Я готов дать соответствующее по сему предмету предписание. (Я звоню;
на мой призыв прибегает мой главный подчиненный.) Ваше превосходительство! потрудитесь сделать надлежащее распоряжение о допущении русских дам к слушанию университетских
курсов! Итак, сударыни, по надлежащем и всестороннем обсуждении, ваше желание удовлетворено; но я надеюсь, что вы воспользуетесь данным вам разрешением не для того, чтобы сеять семена революций, а для того, чтобы оправдать доброе мнение об вас начальства.
Затем мы едем, мы берем
с собой Катерину Михайловну и ее jeunes gens, [молодых людей (франц.)] мы садимся
на тройки, устроиваем quelque chose comme un piquenique [нечто вроде пикника (франц.)] и выслушиваем
курс физиологии a l'usage des dames et des demoiselles, [предназначенный для дам и девиц (франц.)] который г. Сеченов прочтет нам.
Я гулял — то в саду нашей дачи, то по Нескучному, то за заставой; брал
с собою какую-нибудь книгу —
курс Кайданова, например, — но редко ее развертывал, а больше вслух читал стихи, которых знал очень много
на память; кровь бродила во мне, и сердце ныло — так сладко и смешно: я все ждал, робел чего-то и всему дивился и весь был наготове; фантазия играла и носилась быстро вокруг одних и тех же представлений, как
на заре стрижи вокруг колокольни; я задумывался, грустил и даже плакал; но и сквозь слезы и сквозь грусть, навеянную то певучим стихом, то красотою вечера, проступало, как весенняя травка, радостное чувство молодой, закипающей жизни.
Митя Смоковников кончил
курс в техническом училище и был инженером
с большим жалованьем
на золотых приисках в Сибири. Ему надо было ехать по участку. Директор предложил ему взять каторжника Степана Пелагеюшкина.
«Паны дерутся, а у хлопов чубы болят», — говорит старая малороссийская пословица, и в настоящем случае она
с удивительною пунктуальностью применяется
на практике. Но только понимает ли заманиловский Авдей, что его злополучие имеет какую-то связь
с «молчаливым тостом»? что от этого зависит война или мир, повышение или понижение
курса, дороговизна или дешевизна, наличность баланса или отсутствие его?
Основа,
на которой зиждется его существование, до того тонка, что малейший неосторожный шаг неминуемо повлечет за собой нужду. Сыновья у него
с детских лет в разброде, да и не воротятся домой, потому что по окончании
курса пристроятся
на стороне. Только дочери дома; их и рад бы сбыть, да
с бесприданницами придется еще подождать.
С какими глазами предстанет тогда, по возвращении в дом свой,"зрелых лет"человек, который, понадеявшись
на поднявшийся
курс"благополучия", побывал
на сходах рабочих в цирке Фернандо 50 да, пожалуй, еще съездил
с этою целью в Марсель
на рабочий конгресс?