Неточные совпадения
— Слушаю-с, — ответил Василий и взялся за голову лошади. — А уж сев, Константин Дмитрич, — сказал он заискивая, — первый сорт. Только
ходить страсть! По пудовику на лапте волочишь.
Алексей Александрович ждал, что
страсть эта
пройдет, как и всё
проходит, что все про это забудут, и имя его останется неопозоренным.
Разумихин, разумеется, был смешон с своею внезапною, спьяну загоревшеюся
страстью к Авдотье Романовне; но, посмотрев на Авдотью Романовну, особенно теперь, когда она
ходила, скрестив руки, по комнате, грустная и задумчивая, может быть, многие извинили бы его, не говоря уже об эксцентрическом его состоянии.
— Как тебе не стыдно, Евгений… Что было, то
прошло. Ну да, я готов вот перед ними признаться, имел я эту
страсть в молодости — точно; да и поплатился же я за нее! Однако, как жарко. Позвольте подсесть к вам. Ведь я не мешаю?
Как ни наслаждалась она присутствием Штольца, но по временам она лучше бы желала не встречаться с ним более,
пройти в жизни его едва заметною тенью, не мрачить его ясного и разумного существования незаконною
страстью.
Ему
страсть хочется взбежать на огибавшую весь дом висячую галерею, чтоб посмотреть оттуда на речку; но галерея ветха, чуть-чуть держится, и по ней дозволяется
ходить только «людям», а господа не
ходят.
Но шалости
прошли; я стал болен любовью, почувствовал симптомы
страсти; вы стали задумчивы, серьезны; отдали мне ваши досуги; у вас заговорили нервы; вы начали волноваться, и тогда, то есть теперь только, я испугался и почувствовал, что на меня падает обязанность остановиться и сказать, что это такое.
— Еще бы вы не верили! Перед вами сумасшедший, зараженный
страстью! В глазах моих вы видите, я думаю, себя, как в зеркале. Притом вам двадцать лет: посмотрите на себя: может ли мужчина, встретя вас, не заплатить вам дань удивления… хотя взглядом? А знать вас, слушать, глядеть на вас подолгу, любить — о, да тут с ума
сойдешь! А вы так ровны, покойны; и если
пройдут сутки, двое и я не услышу от вас «люблю…», здесь начинается тревога…
— Да уж, я думаю, и
прошло! — сказал он, взглянув на нее в первый раз глазами
страсти и не скрывая этого, — то есть все, что было.
Прошло сто лет — и что ж осталось
От сильных, гордых сих мужей,
Столь полных волею
страстей?
Мгновенно сердце молодое
Горит и гаснет. В нем любовь
Проходит и приходит вновь,
В нем чувство каждый день иное:
Не столь послушно, не слегка,
Не столь мгновенными
страстямиПылает сердце старика,
Окаменелое годами.
Упорно, медленно оно
В огне
страстей раскалено;
Но поздний жар уж не остынет
И с жизнью лишь его покинет.
Но
прошла ли
страсть в нем самом, или «ощущение», игра
страсти, «отражение ее в воображении», что бы ни было?
— Хорошо, оставайтесь! — прибавила потом решительно, — пишите ко мне, только не проклинайте меня, если ваша «
страсть», — с небрежной иронией сделала она ударение на этом слове, — и от этого не
пройдет! — «А может быть, и
пройдет… — подумала сама, глядя на него, — ведь это так, фантазия!»
— Для
страсти не нужно годов, кузина: она может зародиться в одно мгновение. Но я и не уверяю вас в
страсти, — уныло прибавил он, — а что я взволнован теперь — так я не лгу. Не говорю опять, что я умру с отчаяния, что это вопрос моей жизни — нет; вы мне ничего не дали, и нечего вам отнять у меня, кроме надежд, которые я сам возбудил в себе… Это ощущение: оно, конечно, скоро
пройдет, я знаю. Впечатление, за недостатком пищи, не упрочилось — и слава Богу!
Неизвестность, ревность, пропавшие надежды на счастье и впереди все те же боли
страсти, среди которой он не знал ни тихих дней, ни ночей, ни одной минуты отдыха! Засыпал он мучительно, трудно. Сон не
сходил, как друг, к нему, а являлся, как часовой, сменить другой мукой муку бдения.
— Умереть, умереть! зачем мне это? Помогите мне жить, дайте той прекрасной
страсти, от которой «тянутся какие-то лучи на всю жизнь…». Дайте этой жизни, где она? Я, кроме огрызающегося тигра, не вижу ничего… Говорите, научите или воротите меня назад, когда у меня еще была сила! А вы — «бабушке сказать»! уложить ее в гроб и меня с ней!.. Это, что ли, средство? Или учите не
ходить туда, к обрыву… Поздно!
— Не знаю. Может быть, с ума
сойду, брошусь в Волгу или умру… Нет, я живуч — ничего не будет, но
пройдет полгода, может быть, год — и я буду жить… Дай, Вера, дай мне
страсть… дай это счастье!..
— Да, оставить вам на волю, думала, лучше
пройдет, нежели когда мешаешь. Кажется, так и вышло… Вы же сами учили, что «противоречия только раздражают
страсть…».
— Дайте мне силу не
ходить туда! — почти крикнула она… — Вот вы то же самое теперь испытываете, что я: да? Ну, попробуйте завтра усидеть в комнате, когда я буду гулять в саду одна… Да нет, вы усидите! Вы сочинили себе
страсть, вы только умеете красноречиво говорить о ней, завлекать, играть с женщиной! Лиса, лиса! вот я вас за это, постойте, еще не то будет! — с принужденным смехом и будто шутя, но горячо говорила она, впуская опять ему в плечо свои тонкие пальцы.
Марфенька немного стала бояться его. Он большею частию запирался у себя наверху, и там — или за дневником, или
ходя по комнате, говоря сам с собой, или опять за фортепиано, выбрасывал, как он живописно выражался, «пену
страсти».
— Ну да, так я и знал, народные предрассудки: «лягу, дескать, да, чего доброго, уж и не встану» — вот чего очень часто боятся в народе и предпочитают лучше
проходить болезнь на ногах, чем лечь в больницу. А вас, Макар Иванович, просто тоска берет, тоска по волюшке да по большой дорожке — вот и вся болезнь; отвыкли подолгу на месте жить. Ведь вы — так называемый странник? Ну, а бродяжество в нашем народе почти обращается в
страсть. Это я не раз заметил за народом. Наш народ — бродяга по преимуществу.
Он с ранних лет живет в ней и четыре раза то один, то с товарищами
ходил за крайние пределы ее, за Оранжевую реку, до 20˚ (южной) широты, частью для геологических исследований, частью из
страсти к путешествиям и приключениям.
А в эту неделю уж наполовину заглушено развитие
страсти; через месяц все
пройдет.
Человек, объятый сильной
страстью, — страшный эгоист; я в отсутствии Кетчера видел одну задержку… когда же пробило девять часов, раздался благовест к поздней обедне и
прошло еще четверть часа, мною овладело лихорадочное беспокойство и малодушное отчаяние…
Вино и чай, кабак и трактир — две постоянные
страсти русского слуги; для них он крадет, для них он беден, из-за них он выносит гонения, наказания и покидает семью в нищете. Ничего нет легче, как с высоты трезвого опьянения патера Метью осуждать пьянство и, сидя за чайным столом, удивляться, для чего слуги
ходят пить чай в трактир, а не пьют его дома, несмотря на то что дома дешевле.
— Вы спросите, кому здесь не хорошо-то? Корм здесь вольный, раза четыре в день едят. А захочешь еще поесть — ешь, сделай милость! Опять и свобода дана. Я еще когда встал; и лошадей успел убрать, и в город с Акимом, здешним кучером,
сходил, все закоулки обегал. Большой здесь город, народу на базаре, барок на реке —
страсть! Аким-то, признаться, мне рюмочку в трактире поднес, потому у тетеньки насчет этого строго.
Это не то увлечение, которое недавно
прошло и которому редкий-редкий не поддавался, это даже не фанатизм; такой фанатизм вот может проявляться в вас, в других честных людях, а это просто игра человеческою глупостью и
страстями, это эксплуатация людей, легко увлекающихся.
— Имение его Пантелей Егоров, здешний хозяин, с аукциона купил. Так, за ничто подлецу досталось. Дом снес, парк вырубил, леса свел, скот выпродал… После музыкантов какой инструмент остался — и тот в здешний полк спустил. Не узнаете вы Грешищева! Пантелей Егоров по нем словно француз
прошел! Помните, какие караси в прудах были — и тех всех до одного выловил да здесь в трактире мужикам на порции скормил! Сколько деньжищ выручил —
страсть!
И действительно, не
проходит нескольких месяцев, как
страсти уже утихли, волнения отчасти усмирены, отчасти подавлены, и существование князя Ивана Семеныча само собой утрачивает всякий raison d'etre. [смысл (франц.)]
У буржуа государство не
сходит с языка, так что вы сразу чувствуете, что этот человек даже не может мыслить себя вне государства, ибо слишком хорошо понимает, что это единственное его убежище против разнузданности
страстей.
Он то и дело
ходил по комнате, напевая известный романс «Уймитесь, волнения
страсти» [10].
— И сколько с нас этих сборов
сходит —
страсть! И на думу, и на мирское управление, и на повинности, а потом пойдут портомойные, банные, мостовые, училищные, больничные. Да нынче еще мода на монаменты пошла… Месяца не
пройдет, чтоб мещанский староста не объявил, что копейки три-четыре в год нового схода не прибавилось. Платишь-платишь — и вдруг: отдай два с полтиной!
Капитан действительно замышлял не совсем для него приятное: выйдя от брата, он
прошел к Лебедеву, который жил в Солдатской слободке, где никто уж из господ не жил, и происходило это, конечно, не от скупости, а вследствие одного несчастного случая, который постиг математика на самых первых порах приезда его на службу: целомудренно воздерживаясь от всякого рода
страстей, он попробовал раз у исправника поиграть в карты, выиграл немного — понравилось… и с этой минуты карты сделались для него какой-то ненасытимой
страстью: он всюду начал шататься, где только затевались карточные вечеринки; схватывался с мещанами и даже с лакеями в горку — и не корысть его снедала в этом случае, но ощущения игрока были приятны для его мужественного сердца.
— В городу, брат, стоит, в городу, — проговорил другой, старый фурштатский солдат, копавший с наслаждением складным ножом в неспелом, белёсом арбузе. Мы вот только с полдён оттеле идем. Такая
страсть, братец ты мой, что и не
ходи лучше, а здесь упади где-нибудь в сене, денек-другой пролежи — дело-то лучше будет.
Наконец
страсть выдохлась в нем, истинная печаль
прошла, но ему жаль было расстаться с нею; он насильственно продолжил ее, или, лучше сказать, создал себе искусственную грусть, играл, красовался ею и утопал в ней.
— Все. Как она любит тебя! Счастливец! Ну, вот ты все плакал, что не находишь
страсти: вот тебе и
страсть: утешься! Она с ума
сходит, ревнует, плачет, бесится… Только зачем вы меня путаете в свои дела? Вот ты женщин стал навязывать мне на руки. Этого только недоставало: потерял целое утро с ней. Я думал, за каким там делом: не имение ли хочет заложить в Опекунский совет… она как-то говорила… а вот за каким: ну дело!
Как в ясной лазури затихшего моря
Вся слава небес отражается,
Так в свете от
страсти свободного духа
Нам вечное благо является.
Но глубь недвижимая в мощном просторе
Все та же, что в бурном волнении.
Дух ясен и светел в свободном покое,
Но тот же и в страстном хотении.
Свобода, неволя, покой и волненье
Проходят и снова являются,
А он все один, и в стихийном стремленьи
Лишь сила его открывается.
Между тем в Людмиле была
страсть к щеголеватости во всем: в туалете, в белье, в убранстве комнаты; тогда как Сусанна почти презирала это, и в ее спальне был только большой образ с лампадкой и довольно жесткий диван, на котором она спала; Муза тоже мало занималась своей комнатой, потому что никогда почти не оставалась в ней, но, одевшись, сейчас же
сходила вниз, к своему фортепьяно.
Гостиница эта была надежда и отчаяние всех мелких гражданских чиновников в NN, утешительница в скорбях и место разгула в радостях; направо от входа, вечно на одном месте, стоял бесстрастный хозяин за конторкой и перед ним его приказчик в белой рубашке, с окладистой бородой и с отчаянным пробором против левого глаза; в этой конторке хоронилось, в первые числа месяца, больше половины жалованья, полученного всеми столоначальниками, их помощниками и помощниками их помощников (секретари редко
ходили, по крайней мере, на свой счет; с секретарства у чиновников к
страсти получать присовокупляется
страсть хранить, — они делаются консерваторами).
Ослепленный
страстью, Пепко был несправедлив, потому что еврейчик мог
сойти за очень красивого молодого человека, а особенно хороши были горячие темные глаза.
Феня слушала его с опущенными глазами, строгая и бледная, как мученица. Только ее соболиные брови вздрагивали да высоко поднималась белая лебяжья грудь. Гордей Евстратыч не видал ее краше и теперь впивался глазами в каждое движение, отдававшееся в нем режущей болью. Она владела всеми его чувствами, и в этой крепкой железной натуре ходенем
ходила разгоравшаяся
страсть.
Ты права! что такое жизнь? жизнь вещь пустая.
Покуда в сердце быстро льется кровь,
Всё в мире нам и радость и отрада.
Пройдут года желаний и
страстей,
И всё вокруг темней, темней!
Что жизнь? давно известная шарада
Для упражнения детей;
Где первое — рожденье! где второе —
Ужасный ряд забот и муки тайных ран,
Где смерть — последнее, а целое — обман!
О как тебя я стану ненавидеть,
Когда
пройдет постыдной
страсти жар!
— Если дьяволам дозволено не бескорыстно возводить свои очи на ангелов земных, именуемых женщинами, то я виновен в том пред вами и пылаю к вам неудержимой
страстью, после которой опять, может быть, придется еще раз
сойти с ума.
У неё была какая-то особенно раздражавшая
страсть к чистоте: садясь на стул, она обмахивала его платочком, от неё так крепко пахло духами, что хотелось чихать; её бесцеремонная, обидная брезгливость ко всему в доме вызывала у Артамонова желание возместить дочери за всё, чем она раздражала его; он при ней
ходил по дому и даже по двору в одном нижнем белье, в неподпоясанном халате, в галошах на босую ногу, а за обедом громко чавкал и рыгал, как башкир. Дочь возмущалась...
Впереди идет Слава-богу, за ним наш Карла, мы издальки идем; завел этот след нас в разгустой-густой лес, а я по следам вижу, что матерый медведь
ходил, пожалуй, покажет такую
страсть, что небо с овчинку…
Асклипиодот был полнейшей противоположностью о. Андроника во всех отношениях и, вероятно, в силу такой противоположности своего ума и характера был привязан к о. Андронику, как собака, и всюду
ходил за ним по следам; это была широкая русская натура, одаренная известной поэтической складкой, что, взятое вместе с самой широчайшей бесхарактерностью и непреодолимой
страстью к водке, сделало Асклипиодота неудачником и вечным дьячком.
Об лето хаживали, вишь, они по околотку, и у нашего барина были, крыши да дома красили, тем и пробавлялись; а в зимнее дело либо в осенину
ходили по болотам, дичину всякую да зайцев стреляли; кругом их такие-то всё болота, и, и, и!
страсти господни! пешу не пройтить!
Это во мне обратилось, наконец, в томление, в котором и
прошла вся долгая зима с ее бесконечными вечерами, а с первыми весенними потоками с гор у нас случилось происшествие, которое расстроило весь порядок жизни и дало волю опасным порывам несдержанных
страстей.
Скажу без лести, многие на меня посматривали, и тут я должен был
проходить несколько раз мимо тех же окон, но предмет
страсти моей скрывался, а на ее место выходил слуга, и, без всякой политики, говорил, чтобы я перестал глазеть на окна, а шел бы своею дорогою, иначе… ну, чего скрывать петербургскую грубость?.. иначе, — говорит, — вас прогонят палкою.