Неточные совпадения
Он быстро сделался одним из тех, очень заметных и даже уважаемых людей, которые,
стоя в разрезе и, пожалуй, в центре различных общественных течений, но не присоединяясь ни к одному из них, знакомы со всеми группами,
кружками, всем сочувствуют и даже, при случае, готовы оказать явные и тайные услуги, однако не очень рискованного характера; услуги эти они оценивают всегда очень высоко.
— Пермякова и Марковича я знал по магазинам, когда еще служил у Марины Петровны; гимназистки Китаева и Воронова учили меня, одна — алгебре, другая — истории: они вошли в
кружок одновременно со мной, они и меня пригласили, потому что боялись. Они были там два раза и не раздевались, Китаева даже ударила Марковича по лицу и ногой в грудь, когда он
стоял на коленях перед нею.
«Завтра на вахту рано вставать, — говорит он, вздыхая, — подложи еще подушку, повыше, да
постой, не уходи, я, может быть, что-нибудь вздумаю!» Вот к нему-то я и обратился с просьбою, нельзя ли мне отпускать по
кружке пресной воды на умыванье, потому-де, что мыло не распускается в морской воде, что я не моряк, к морскому образу жизни не привык, и, следовательно, на меня, казалось бы, строгость эта распространяться не должна.
Я удвоил шаги, смотрю, в
кружке стоит Гошкевич и держит что-то в руках.
Взгляд далеко обнимает пространство и ничего не встречает, кроме белоснежного песку, разноцветной и разнообразной травы да однообразных кустов, потом неизбежных гор, которые группами, беспорядочно
стоят, как люди, на огромной площади, то в
кружок, то рядом, то лицом или спинами друг к другу.
Есть-то почитай что не ем ничего, а вода — вон она в кружке-то: всегда
стоит припасенная, чистая, ключевая вода.
— А вот что:
кружок — да это гибель всякого самобытного развития;
кружок — это безобразная замена общества, женщины, жизни;
кружок… о, да
постойте; я вам скажу, что такое
кружок!
В моей комнате
стояла кровать без тюфяка, маленький столик, на нем
кружка с водой, возле стул, в большом медном шандале горела тонкая сальная свеча. Сырость и холод проникали до костей; офицер велел затопить печь, потом все ушли. Солдат обещал принесть сена; пока, подложив шинель под голову, я лег на голую кровать и закурил трубку.
Банкомет вскочил со стула, схватил меня одной рукой за лоб, а другой за подбородок, чтобы раскрыть мне рот. Оська
стоял с
кружкой, готовый влить пиво насильно мне в рот.
Лавчонка была крохотная, так что старик гигант Алексей Ермилыч едва поворачивался в ней, когда приходилось ему черпать из бочки ковши рассола или наливать из крана большую
кружку квасу. То и другое
стоило по копейке.
Кружок ставил — с разрешения генерал-губернатора князя Долгорукова, воображавшего себя удельным князем и не подчинявшегося Петербургу, — спектакли и постом, и по субботам, но с тем только, чтобы на афишах
стояло: «сцены из трагедии „Макбет“, „сцены из комедии „Ревизор“, или «сцены из оперетты “Елена Прекрасная"“, хотя пьесы шли целиком.
В этой комнате
стояла широкая бадья с холодной водой, и отец, предварительно проделав всю процедуру над собой, заставил нас по очереди входить в бадью и, черпая жестяной
кружкой ледяную воду, стал поливать нас с головы до ног.
Для вящей убедительности на виньетке были изображены три голых человека изрядного телосложения, из коих один
стоял под душем, другой сидел в ванне, а третий с видимым наслаждением опрокидывал себе в глотку огромную
кружку воды…
На столе
стояла пустая глиняная
кружка и лежала старая, черствая корка хлеба.
Он подошел сначала к павильону, подле которого
стояли музыканты, которым вместо пюпитров другие солдаты того же полка раскрывши держали ноты, и около которых, больше смотря, чем слушая, составили
кружок писаря, юнкера, няньки с детьми и офицеры в старых шинелях.
Около первого окна, с опущенной на солнце небеленой холстинной сторой, сквозь скважины которой яркое солнце кладет на все, что ни попадется, такие блестящие огненные
кружки, что глазам больно смотреть на них,
стоят пяльцы, по белому полотну которых тихо гуляют мухи.
Ров, этот ужасный ров, эти страшные волчьи ямы полны трупами. Здесь главное место гибели. Многие из людей задохлись, еще
стоя в толпе, и упали уже мертвыми под ноги бежавших сзади, другие погибли еще с признаками жизни под ногами сотен людей, погибли раздавленными; были такие, которых душили в драке, около будочек, из-за узелков и
кружек. Лежали передо мной женщины с вырванными косами, со скальпированной головой.
На окне
стояла глиняная
кружка с водой, и рядом лежал толстый сукрой черного хлеба.
Возле койки
стоял столик, на котором была
кружка и оловянная чашка.
С круглого, темного лица смотрели белые
кружки глаз, зрачки были похожи на зерна чечевицы и
стояли поперек глаз, — это давало лицу живое и очень гнусное выражение.
Он в первый раз назвал её так, пугливо оглянулся и поднял руку к лицу, как бы желая прикрыть рот. Со стены, из рамы зеркала, на него смотрел большой, полный, бородатый человек, остриженный в
кружок, в поддёвке и сиреневой рубахе. Красный, потный, он
стоял среди комнаты и смущённо улыбался мягкой, глуповатой улыбкой.
В его памяти навсегда осталось белое лицо Марфы, с приподнятыми бровями, как будто она, задумчиво и сонно прикрыв глаза, догадывалась о чём-то. Лежала она на полу, одна рука отброшена прочь, и ладонь открыта, а другая, сжатая в пухлый кулачок, застыла у подбородка. Мясник ударил её в печень, и, должно быть, она
стояла в это время: кровь брызнула из раны, облила белую скатерть на столе сплошной тёмной полосой, дальше она лежала широкими красными
кружками, а за столом, на полу, дождевыми каплями.
Лаптев сам побежал в столовую, взял в буфете, что первое попалось ему под руки, — это была высокая пивная
кружка, — налил воды и принес брату. Федор стал жадно пить, но вдруг укусил
кружку, послышался скрежет, потом рыдание. Вода полилась на шубу, на сюртук. И Лаптев, никогда раньше не видавший плачущих мужчин, в смущении и испуге
стоял и не знал, что делать. Он растерянно смотрел, как Юлия и горничная сняли с Федора шубу и повели его обратно в комнаты, и сам пошел за ними, чувствуя себя виноватым.
Две дырочки были пробиты в правой кулисе авансцены, где
стояли табуретки и стул для помощника режиссера, — мое место в спектакле. Я рассматривал знакомых, которых узнал в
Кружке и знал по провинции. Ко мне подошел П. П. Мещерский, сел на табурет и сказал...
— Речь идет об организованном в Москве в 1865 году артистическом
кружке, во главе которого
стоял А.Н.Островский.
Надо мной расстилалось голубое небо, по которому тихо плыло и таяло сверкающее облако. Закинув несколько голову, я мог видеть в вышине темную деревянную церковку, наивно глядевшую на меня из-за зеленых деревьев, с высокой кручи. Вправо, в нескольких саженях от меня,
стоял какой-то незнакомый шалаш, влево — серый неуклюжий столб с широкою дощатою крышей, с
кружкой и с доской, на которой было написано...
Стоило на волосок выступить из этого до невозможного сузившегося
кружка разговоров, чтобы вспыхнуло раздражение.
Направо, между царскими и боковыми дверьми, был нерукотворенный образ спасителя, удивительной величины; позолоченный оклад, искусно выделанный, сиял как жар, и множество свечей, расставленных на висящем паникадиле, кидали красноватые лучи на возвышающиеся части мелкой резьбы, или на круглые складки одежды; перед самым образом
стояла железная
кружка, — это была милость у ног спасителя, — и над ней внизу образа было написано крупными, выпуклыми буквами: приидите ко мне вcи труждающиеся и аз успокою вы!
Вадим, сказал я, почувствовал сострадание к нищим, и становился, чтобы дать им что-нибудь; вынув несколько грошей, он каждому бросал по одному; они благодарили нараспев, давно затверженными словами и даже не подняв глаз, чтобы рассмотреть подателя милостыни… это равнодушие напомнило Вадиму, где он и с кем; он хотел идти далее; но костистая рука вдруг остановила его за плечо; — «
постой,
постой, кормилец!» пропищал хриплый женский голос сзади его, и рука нищенки всё крепче сжимала свою добычу; он обернулся — и отвратительное зрелище представилось его глазам: старушка, низенькая, сухая, с большим брюхом, так сказать, повисла на нем: ее засученные рукава обнажали две руки, похожие на грабли, и полусиний сарафан, составленный из тысячи гадких лохмотьев, висел криво и косо на этом подвижном скелете; выражение ее лица поражало ум какой-то неизъяснимой низостью, какой-то гнилостью, свойственной мертвецам, долго стоявшим на воздухе; вздернутый нос, огромный рот, из которого вырывался голос резкий и странный, еще ничего не значили в сравнении с глазами нищенки! вообразите два серые
кружка, прыгающие в узких щелях, обведенных красными каймами; ни ресниц, ни бровей!.. и при всем этом взгляд, тяготеющий на поверхности души; производящий во всех чувствах болезненное сжимание!..
Настя хотела отговориться или спрятаться, но бабы ее выпихнули в
кружок, где
стоял певец и кандидатки на занятие женской партии в загадках.
Новое американское кушанье вкусом походило на спартанскую похлебку, и мне
стоило большого труда отказаться от удовольствия проглотить его целую
кружку.
После этого события уже почти не
стоит рассказывать, что в том же году щука схватила пескаря, посаженного вместе с другими рыбками в
кружок, [Мешок из сетки особенного устройства, о котором Я говорил в моих «Записках об уженье рыбы»] шагах в десяти от меня, крепко вцепилась зубами в сетку и подняла такой плеск, что, услыхав его, мальчик, бывший со мною на уженье, подошел к
кружку и, увидев эту проделку, вытащил
кружок и щуку на берег.
Для желающих пить на умывальных столах
стояли глиняные
кружки, в которые жаждущий нацеживал из резервуара воды. В третьем классе Мортимер давал нам уроки географии перед немыми картами издания самого Крюммера.
Это был толстенький, кругленький человек, с черною окладистой бородкой, плоскими маслистыми волосами, падавшими длинными космами по обеим сторонам одутловатого, багрового лица, отличавшегося необыкновенным добродушием; перед ним на столе
стояла огромная чашка каши, деревянный
кружок с рубленой говядиной и хрящом и миска с лапшою; он уписывал все это, прикладываясь попеременно то к тому, то к другому с таким рвением, что пот катился с него крупными горошинами; слышно даже было, как у него за ушами пищало.
Вечером в Гамбринусе было так много народа, что большинству приходилось
стоять,
кружки с пивом передавались из рук в руки через головы, и хотя многие в этот день ушли, не плативши, Гамбринус торговал, как никогда.
Теперешние сборы на банкет не
стоили им ничего более, как
кружки ключевой воды, чтобы умыться; а оделись во все готовое.
Теперь
кружок понтёров праздных
Вообразить прошу я вас,
Цвета их лиц разнообразных,
Блистанье их очков и глаз,
Потом усастого героя,
Который понтирует
стоя;
Против него меж двух свечей
Огромный лоб, седых кудрей
Покрытый редкими клочками,
Улыбкой вытянутый рот
И две руки с колодой — вот
И вся картина перед вами,
Когда прибавим вдалеке
Жену на креслах в уголке.
Атаман Хлопко-Косолап сидит на колоде. Перед ним есаул Решето. Другие разбойники
стоят или сидят отдельными
кружками.
К ним подошла Матрёна, боязливо улыбаясь. За ней кухарка, вытиравшая мокрые глаза сальным передником. Через некоторое время осторожно, как кошки к воробьям, к этой группе подошло ещё несколько человек. Около студента собрался тесный
кружок человек в десять, и это воодушевило его.
Стоя в центре людей, быстро жестикулируя, он, то вызывая улыбки на лицах, то сосредоточенное внимание, то острое недоверие и скептические смешки, начал нечто вроде лекции.
Действительно, определить направление было трудно. Лодка, покачиваясь, казалось,
стоит на месте на небольшом темном
кружке воды, окруженном белою непроницаемою стеною. Но вдруг Микеша наклонился, протянул весло и вытащил из воды таловую ветку с неопавшими еще листьями.
Аул встревоженный пустеет,
И под горой, где ветер веет,
Где из утеса бьет поток,
Стоит внимательный
кружок.
На каждом
кружке по куску пирога, у каждого
кружка по прихожему богомольцу
стоит.
Кузьма
постоял, разочарованный, в раздумье и сел. Неуклюже поворачиваясь, вздыхая, почесываясь, Ефрем поставил икону и
кружку под образами, разделся, разулся, посидел, затем поднялся и переставил
кружку на лавку, опять сел и стал есть. Жевал он медленно, как коровы жуют жвачку, громко хлебая воду.
В телеге
стоял образ Казанской божией матери, пожухлый и полупившийся от дождей и жара, перед ним большая жестяная
кружка с вдавленными боками и с такой щелью на крышке, в какую смело мог бы пролезть добрый ржаной пряник.
В другом углу
стоял стол, за которым сидели игравшие в карты; на нем — глиняный кувшин и такие же две
кружки; у стола — два табурета; вдоль стены — скамья.
Топорков, в ожидании чая, просидел минут десять. Сидел он и глядел на педаль рояля, не двигаясь ни одним членом и не издавая ни звука. Наконец отворилась из гостиной дверь. Показался сияющий Никифор с большим подносом в руках. На подносе, в серебряных подстаканниках,
стояли два стакана: один для доктора, другой для Егорушки. Вокруг стаканов, соблюдая строгую симметрию,
стояли молочники с сырыми и топлеными сливками, сахар с щипчиками,
кружки лимона с вилочкой и бисквиты.
Горданов быстро опустил занавесы на всех окнах, зажег свечи, и когда кончил, пред ним
стояла высокая стройная женщина, с подвитыми в
кружок темно-русыми волосами, большими серыми глазами, свежим приятным лицом, которому небольшой вздернутый нос и полные пунцовые губы придавали выражение очень смелое и в то же время пикантное.
После завтрака, состоявшего из пяти печеных картофелин, куска селедки, квадратика масла и
кружки кофе с бутербродами, нам роздали безобразные манто коричневого цвета, называемые клеками, с лиловыми шарфами и повели в сад. Большой, неприветливый, с массой дорожек, он был окружен со всех сторон высокой каменной оградой. Посреди площадки, прилегавшей к внутреннему фасаду института,
стояли качели и качалка.
Одна радость и даже страсть Жданова были песни; особенно некоторые он очень любил и всегда собирал
кружок песенников из молодых солдат и, хотя сам не умел петь,
стоял с ними и, заложив руки в карманы полушубка и зажмурившись, движениями головы и скул выражал свое сочувствие.
Наискосок от окна, на платформе, у столика
стояли две монашки в некрасивых заостренных клобуках и потертых рясах, с книжками, такие же загорелые, морщинистые, с туповатыми лицами, каких он столько раз видал в городах, по ярмаркам и по базарам торговых сел, непременно по две, с
кружкой или книжкой под покровом. На столе лежали для продажи изделия монастыря — кружева и вышивания… Там до сих пор водятся большие мастерицы; одна из них угодила во дворец Елизаветы Петровны и стала мамкой императора Павла.