Неточные совпадения
Приехал к нему сам архимандрит,
старец был строгий и в
монастыре общежитие ввел.
Алеша твердо и горячо решил, что, несмотря на обещание, данное им, видеться с отцом, Хохлаковыми, братом и Катериной Ивановной, — завтра он не выйдет из
монастыря совсем и останется при
старце своем до самой кончины его.
Было это уже очень давно, лет пред тем уже сорок, когда
старец Зосима впервые начал иноческий подвиг свой в одном бедном, малоизвестном костромском
монастыре и когда вскоре после того пошел сопутствовать отцу Анфиму в странствиях его для сбора пожертвований на их бедный костромской монастырек.
— В чужой
монастырь со своим уставом не ходят, — заметил он. — Всех здесь в скиту двадцать пять святых спасаются, друг на друга смотрят и капусту едят. И ни одной-то женщины в эти врата не войдет, вот что особенно замечательно. И это ведь действительно так. Только как же я слышал, что
старец дам принимает? — обратился он вдруг к монашку.
Выходя из
монастыря и обдумывая все эти внезапные слова, Алеша вдруг понял, что в этом строгом и суровом доселе к нему монахе он встречает теперь нового неожиданного друга и горячо любящего его нового руководителя, — точно как бы
старец Зосима завещал ему его умирая.
Монастырь он обошел кругом и через сосновую рощу прошел прямо в скит. Там ему отворили, хотя в этот час уже никого не впускали. Сердце у него дрожало, когда он вошел в келью
старца: «Зачем, зачем он выходил, зачем тот послал его „в мир“? Здесь тишина, здесь святыня, а там — смущенье, там мрак, в котором сразу потеряешься и заблудишься…»
Из монахов находились, даже и под самый конец жизни
старца, ненавистники и завистники его, но их становилось уже мало, и они молчали, хотя было в их числе несколько весьма знаменитых и важных в
монастыре лиц, как например один из древнейших иноков, великий молчальник и необычайный постник.
Вследствие всех сих соображений и могло устроиться некоторое внутреннее влияние в
монастыре на больного
старца, в последнее время почти совсем уже не покидавшего келью и отказывавшего по болезни даже обыкновенным посетителям.
И во-первых, люди специальные и компетентные утверждают, что
старцы и старчество появились у нас, по нашим русским
монастырям, весьма лишь недавно, даже нет и ста лет, тогда как на всем православном Востоке, особенно на Синае и на Афоне, существуют далеко уже за тысячу лет.
—
Старец, великолепный
старец,
старец… Честь и слава
монастырю. Зосима. Это такой
старец…
—
Старец Зосима живет в скиту, в скиту наглухо, шагов четыреста от
монастыря, через лесок, через лесок…
Обязанности к
старцу не то, что обыкновенное «послушание», всегда бывшее и в наших русских
монастырях.
Кроме сего древле почившего
старца, жива была таковая же память и о преставившемся сравнительно уже недавно великом отце иеросхимонахе,
старце Варсонофии — том самом, от которого отец Зосима и принял старчество и которого, при жизни его, все приходившие в
монастырь богомольцы считали прямо за юродивого.
Рассказывают, например, что однажды, в древнейшие времена христианства, один таковой послушник, не исполнив некоего послушания, возложенного на него его
старцем, ушел от него из
монастыря и пришел в другую страну, из Сирии в Египет.
Время же уходило: мысль об отходившем
старце ни на минуту, ни на секунду не оставляла его с того часа, как он вышел из
монастыря.
Были когда-то злые сплетни, достигшие даже до архиерея (не только по нашему, но и в других
монастырях, где установилось старчество), что будто слишком уважаются
старцы, в ущерб даже сану игуменскому, и что, между прочим, будто бы
старцы злоупотребляют таинством исповеди и проч., и проч.
И вот довольно скоро после обретения могилы матери Алеша вдруг объявил ему, что хочет поступить в
монастырь и что монахи готовы допустить его послушником. Он объяснил при этом, что это чрезвычайное желание его и что испрашивает он у него торжественное позволение как у отца. Старик уже знал, что
старец Зосима, спасавшийся в монастырском ските, произвел на его «тихого мальчика» особенное впечатление.
Одет был Митя прилично, в застегнутом сюртуке, с круглою шляпой в руках и в черных перчатках, точь-в-точь как был дня три тому назад в
монастыре, у
старца, на семейном свидании с Федором Павловичем и с братьями.
Еще недавно в
монастыре заявил в келье
старца Зосимы…
Когда и кем насадилось оно и в нашем подгородном
монастыре, не могу сказать, но в нем уже считалось третье преемничество
старцев, и
старец Зосима был из них последним, но и он уже почти помирал от слабости и болезней, а заменить его даже и не знали кем.
К
старцам нашего
монастыря стекались, например, и простолюдины и самые знатные люди, с тем чтобы, повергаясь пред ними, исповедовать им свои сомнения, свои грехи, свои страдания и испросить совета и наставления.
Когда он вышел за ограду скита, чтобы поспеть в
монастырь к началу обеда у игумена (конечно, чтобы только прислужить за столом), у него вдруг больно сжалось сердце, и он остановился на месте: пред ним как бы снова прозвучали слова
старца, предрекавшего столь близкую кончину свою.
— Ты там нужнее. Там миру нет. Прислужишь и пригодишься. Подымутся беси, молитву читай. И знай, сынок (
старец любил его так называть), что и впредь тебе не здесь место. Запомни сие, юноша. Как только сподобит Бог преставиться мне — и уходи из
монастыря. Совсем иди.
— Нисколько. Я как прочел, то тотчас и подумал, что этак все и будет, потому что я, как только умрет
старец Зосима, сейчас должен буду выйти из
монастыря. Затем я буду продолжать курс и сдам экзамен, а как придет законный срок, мы и женимся. Я вас буду любить. Хоть мне и некогда было еще думать, но я подумал, что лучше вас жены не найду, а мне
старец велит жениться…
Убеждение же в том, что
старец, почивши, доставит необычайную славу
монастырю, царило в душе Алеши, может быть, даже сильнее, чем у кого бы то ни было в
монастыре.
Задумчивый он приехал к нам тогда, может быть, только лишь посмотреть: всё ли тут или и тут только два рубля, и — в
монастыре встретил этого
старца…
— Сегодня никак нельзя, потому что я уйду в
монастырь и не приду к вам дня два, три, четыре может быть, потому что
старец Зосима…
Старец этот, как я уже объяснил выше, был
старец Зосима; но надо бы здесь сказать несколько слов и о том, что такое вообще «
старцы» в наших
монастырях, и вот жаль, что чувствую себя на этой дороге не довольно компетентным и твердым.
И никто-то их не укорял более, никто-то доброго гласа не подымал, что было даже и чудно, ибо преданных усопшему
старцу было в
монастыре все же большинство; но уж, видно, сам Господь допустил, чтобы на сей раз меньшинство временно одержало верх.
Через три дня он вышел из
монастыря, что согласовалось и со словом покойного
старца его, повелевшего ему «пребывать в миру».
В ожидании выхода
старца мамаша сидела на стуле, подле кресел дочери, а в двух шагах от нее стоял старик монах, не из здешнего
монастыря, а захожий из одной дальней северной малоизвестной обители.
В одной газете даже сказано было, что он от страху после преступления брата посхимился и затворился; в другой это опровергали и писали, напротив, что он вместе со
старцем своим Зосимой взломали монастырский ящик и «утекли из
монастыря».
Предполагали, что кроме известных
старцев, живущих в определенных
монастырях и пустынях, есть еще скрывающиеся
старцы, местопребывание которых неизвестно или известно немногим.
Вокруг М. Новоселова собирались люди истово православные, связанные с
монастырями и пустынями, со
старцами.
Я в азарте кричу: «Вот, говорю, я мешок монастырский украл, отдал ему, а он отпирается!..» Дело, значит, повели уголовное: так, выходит, я церковный; ну и наши там следователи уписали было меня порядочно, да настоятель, по счастью моему, в те поры был в
монастыре, —
старец добрый и кроткий, призывает меня к себе.
Недалеко от города был
монастырь, в котором жил
старец, прославившийся своей жизнью, поучениями и предсказаниями и исцелениями, которые приписывали ему.
Чистота, полная преданность воле Бога и горячность этой девушки поразили
старца. Он давно уже хотел отречься от мира, но
монастырь требовал от него его деятельности. Эта деятельность давала средства
монастырю. И он соглашался, хотя смутно чувствовал всю неправду своего положения. Его делали святым, чудотворцем, а он был слабый, увлеченный успехом человек. И открывшаяся ему душа этой девушки открыла ему и его душу. И он увидал, как он был далек от того, чем хотел быть и к чему влекло его его сердце.
Лет за пятнадцать до смерти принял родитель иночество от некоего
старца Агафангела, приходившего к нам из стародубских
монастырей. С этих пор он ничем уж не занимался и весь посвятил себя богу, а домом и всем хозяйством заправляла старуха мать, которую он и называл «посестрией». Помню я множество странников, посещавших наш дом: и невесть откуда приходили они! и из Стародуба, и с Иргиза, и с Керженца, даже до Афона доходили иные; и всех-то отец принимал, всех чествовал и отпускал с милостыней.
— А то как же иначе-с? Ведь это уже в
монастыре такое призвание, но я бы этого, по совести скажу, сам не сумел, а меня тому один совершенный
старец научил, потому что он был опытный и мог от всякого искушения пользовать. Как я ему открылся, что мне все Груша столь живо является, что вот словно ею одною вокруг меня весь воздух дышит, то он сейчас кинул в уме и говорит...
Так же себя держали Колобовы, Савины и Пазухины, перешедшие в единоверие, когда австрийские архиереи были переловлены и рассажены по православным
монастырям, а без них в раскольничьем мире, имевшем во главе
старцев и стариц, начались бесконечные междоусобия, свары и распри.
Из роду Отрепьевых, галицких боярских детей. Смолоду постригся неведомо где, жил в Суздале, в Ефимьевском
монастыре, ушел оттуда, шатался по разным обителям, наконец пришел к моей чудовской братии, а я, видя, что он еще млад и неразумен, отдал его под начал отцу Пимену,
старцу кроткому и смиренному; и был он весьма грамотен: читал наши летописи, сочинял каноны святым; но, знать, грамота далася ему не от господа бога…
Мы божии
старцы, иноки смиренные, ходим по селениям да собираем милостыню христианскую на
монастырь.
Таковы были эти три коренные
старца нашего кадетского скита; но надо помянуть еще четвертого, пришлого в наш
монастырь с своим уставом, но также попавшего нашему духу под стать и оставившего по себе превосходную память.
Нас нельзя было подкупить и заласкать никакими лакомствами: мы так были преданы начальству, но не за ласки и подарки, а за его справедливость и честность, которые видели в таких людях, как Михаил Степанович Перский — главный командир, или, лучше сказать, игумен нашего кадетского
монастыря, где он под стать себе умел подобрать таких же и
старцев.
На другой день отец Сергий просил прощенья у игумна и братии за свою гордость, но вместе с тем после ночи, проведенной в молитве, решил, что ему надо оставить этот
монастырь, и написал об этом письмо
старцу, умоляя его разрешить ему перейти назад в
монастырь старца.
Игумен
монастыря был дворянин, ученый писатель и
старец, то есть принадлежал к той преемственности, ведущейся из Валахии, монахов, безропотно подчиняющихся избранному руководителю и учителю. Игумен был ученик известного
старца Амвросия, ученика Макария, ученика
старца Леонида, ученика Паисия Величковского. Этому игумну подчинился, как своему
старцу, Касатский.
Так прошло девять лет в
монастыре и тринадцать в уединении. Отец Сергий имел вид
старца: борода у него была длинная и седая, но волосы, хотя и редкие, еще черные и курчавые.
На четвертом году его монашества архиерей особенно обласкал его, и
старец сказал ему, что он не должен будет отказываться, если его назначат на высшие должности. И тогда монашеское честолюбие, то самое, которое так противно было в монахах, поднялось в нем. Его назначили в близкий к столице
монастырь. Он хотел отказаться, но
старец велел ему принять назначение. Он принял назначение, простился с
старцем и переехал в другой
монастырь.
Сергий послушался
старца, показал его письмо игумну и, испросив его позволения, отдав свою келью и все свои вещи
монастырю, уехал в Тамбинскую пустынь.
Это — маленькая историйка, но я думаю, что ее тоже, пожалуй, можно примкнуть к рассказам «о трех праведниках». Так говорил мне почтенный
старец, со слов которого я записал рассказ об иноках кадетского
монастыря, а теперь в виде post-scriptum записываю еще одно последнее сказание.