Неточные совпадения
Парaтов. Чтобы напоить хозяина, надо самому пить с ним вместе; а есть ли возможность глотать эту микстуру, которую он вином величает. А Робинзон — натура выдержанная на заграничных винах ярославского производства, ему нипочем. Он пьет да похваливает, пробует то одно, то другое,
сравнивает, смакует с видом знатока, но без хозяина пить не соглашается; тот и попался.
Человек непривычный, много ль ему надо, скорехонько и дошел до восторга.
Самгин мог бы
сравнить себя с фонарем на площади: из улиц торопливо выходят, выбегают
люди; попадая в круг его света, они покричат немножко, затем исчезают, показав ему свое ничтожество. Они уже не приносят ничего нового, интересного, а только оживляют в памяти знакомое, вычитанное из книг, подслушанное в жизни. Но убийство министра было неожиданностью, смутившей его, — он, конечно, отнесся к этому факту отрицательно, однако не представлял, как он будет говорить о нем.
Ужинали миролюбиво, восхищаясь вкусом сига и огромной индейки,
сравнивали гастрономические богатства Милютиных лавок с богатствами Охотного ряда, и все, кроме Ореховой, согласились, что в Москве едят лучше, разнообразней. Краснов, сидя против Ногайцева, начал было говорить о том, что непрерывный рост разума
людей расширяет их вкус к земным благам и тем самым увеличивает количество страданий, отнюдь не способствуя углублению смысла бытия.
«Как простодушен он», — подумал Клим. — Хорошее лицо у тебя, — сказал он,
сравнив Макарова с Туробоевым, который смотрел на
людей взглядом поручика, презирающего всех штатских. — И парень ты хороший, но, кажется, сопьешься.
—
Сравнил себя со мной! Когда же курицу яйца учат! Грех, грех, сударь! Странный
человек, необыкновенный: все свое!
На другой день утром сама барыня взяла садовника да опять Савелья и еще двоих
людей и велела место, где была беседка, поскорее
сровнять, утоптать, закрыть дерном и пересадить туда несколько молодых сосен и елей.
А разве вы ожидали противного?..» — «Нет: я
сравниваю с нашими офицерами, — продолжал он, — на днях пришел английский корабль,
человек двадцать офицеров съехали сюда и через час поставили вверх дном всю отель.
Я не знаю, с чем
сравнить у нас бамбук, относительно пользы, какую он приносит там, где родится. Каких услуг не оказывает он
человеку! чего не делают из него или им! Разве береза наша может, и то куда не вполне, стать с ним рядом. Нельзя перечесть, как и где употребляют его. Из него строят заборы, плетни, стены домов, лодки, делают множество посуды, разные мелочи, зонтики, вееры, трости и проч.; им бьют по пяткам; наконец его едят в варенье, вроде инбирного, которое делают из молодых веток.
В его воспоминании были деревенские
люди: женщины, дети, старики, бедность и измученность, которые он как будто теперь в первый раз увидал, в особенности улыбающийся старичок-младенец, сучащий безыкорными ножками, — и он невольно
сравнивал с ними то, что было в городе.
Привалову страстно хотелось бежать от самого себя. Но куда? Если
человек безумеет от какой-нибудь зубной боли, то с чем
сравнить всю эту душевную муку, когда все кругом застилается мраком и жизнь делается непосильным бременем?..
— Какой это замечательно умный
человек, Сергей Александрыч. Вы представить себе не можете! Купцы его просто на руках носят… И какое остроумие! Недавно на обвинительную речь прокурора он ответил так: «Господа судьи и господа присяжные… Я могу
сравнить речь господина прокурора с тем, если б
человек взял ложку, почерпнул щей и пронес ее, вместо рта, к уху». Понимаете: восторг и фурор!..
Сомнения! — разве совместима речь о сомнениях с мыслью о вечно ликующих детях? Сомнения — ведь это отрава человеческого существования. Благодаря им
человек впервые получает понятие о несправедливостях и тяготах жизни; с их вторжением он начинает
сравнивать, анализировать не только свои собственные действия, но и поступки других. И горе, глубокое, неизбывное горе западает в его душу; за горем следует ропот, а отсюда только один шаг до озлобления…
Когда
сравниваешь русского
человека с западным, то поражает его недетерминированность, нецелесообразность, отсутствие границ, раскрытость в бесконечность, мечтательность.
Это уподобление основывается на том, что гоголи (равно как и гагары) очень прямо держат свои длинные шеи и высоко несут головы, а потому
людей, имеющих от природы такой склад тела, привычку или претензию, которая в то же время придает вид бодрости и даже некоторой надменности,
сравнивают с гоголями.
В свою очередь,
люди, пришедшие в восторг от «Своих
людей», скоро заметили, что Островский,
сравнивая старинные начала русской жизни с новыми началами европеизма в купеческом быту, постоянно склоняется на сторону первых.
Перед отъездом Михалевич еще долго беседовал с Лаврецким, пророчил ему гибель, если он не очнется, умолял его серьезно заняться бытом своих крестьян, ставил себя в пример, говоря, что он очистился в горниле бед, — и тут же несколько раз назвал себя счастливым
человеком,
сравнил себя с птицей небесной, с лилией долины…
Сравнивая по временам здешнюю жизнь с своею уездною, Розанов находил, что тут живется гораздо потруднее, и переполнялся еще большим почтением и благодарностью к Нечаю и особенно к его простодушной жене. С ней они с первого же дня стали совершенно своими
людьми и доверчиво болтали друг с другом обо всем, что брело на ум.
— Я вот теперь смогу сказать кое-как про себя, про
людей, потому что — стала понимать, могу
сравнить. Раньше жила, — не с чем было
сравнивать. В нашем быту — все живут одинаково. А теперь вижу, как другие живут, вспоминаю, как сама жила, и — горько, тяжело!
Около пяти столетий назад, когда работа в Операционном еще только налаживалась, нашлись глупцы, которые
сравнивали Операционное с древней инквизицией, но ведь это так нелепо, как ставить на одну точку хирурга, делающего трахеотомию, и разбойника с большой дороги: у обоих в руках, быть может, один и тот же нож, оба делают одно и то же — режут горло живому
человеку.
Конечно, сударь, и отец и дед мой, все были
люди семьянистые, женатые; стало быть, нет тут греха. Да и бог сказал:"Не добро быти единому
человеку". А все-таки какая-нибудь причина тому есть, что писание, коли порицает какую ни на есть вещь или установление или деяние, не
сравнит их с мужем непотребным, а все с девкой жидовкой, с женой скверной. Да и Адам не сам собой в грехопадение впал, а все через Евву. Оно и выходит, что баба всему будто на земле злу причина и корень.
Тогда как я еще очень хорошо помню наших дядей и отцов, которые, если б
сравнить их с нами, показались бы атлетами, были и выпить и покутить не дураки, а между тем эти
люди, потому только, что нюхнули романтизма, умели и не стыдились любить женщин, по десятку лет не видавшись с ними и поддерживая чувство одной только перепиской.
— Наконец — господи боже мой! — я тебе узнала цену,
сравнив его с тобой! — воскликнула Настенька. — Ты тоже эгоист, но ты живой
человек, ты век свой стремишься к чему-нибудь, страдаешь ты, наконец, чувствуешь к
людям и к их известным убеждениям либо симпатию, либо отвращение, и сейчас же это выразишь в жизни; а Белавин никогда: он обо всем очень благородно рассудит и дальше не пойдет! Ему легко жить на свете, потому что он тряпка, без крови, без сердца, с одним только умом!..
У него было одно из тех самолюбий, которое до такой степени слилось с жизнью и которое чаще всего развивается в одних мужских и особенно военных кружках, что он не понимал другого выбора, как первенствовать или уничтожаться, и что самолюбие было двигателем даже его внутренних побуждений: он сам с собой любил первенствовать над
людьми, с которыми себя
сравнивал.
У нас война! Красавцы молодые,
Вы, хрипуны (но хрип ваш приумолк),
Сломали ль вы походы боевые,
Видали ль в Персии Ширванский полк?
Уж
люди! Мелочь, старички кривые,
А в деле всяк из них, что в стаде волк.
Все с ревом так и лезут в бой кровавый,
Ширванский полк могу
сравнить с октавой.
— Нет, это было нечто высшее чудачества и, уверяю вас, нечто даже святое!
Человек гордый и рано оскорбленный, дошедший до той «насмешливости», о которой вы так метко упомянули, — одним словом, принц Гарри, как великолепно
сравнил тогда Степан Трофимович и что было бы совершенно верно, если б он не походил еще более на Гамлета, по крайней мере по моему взгляду.
Он добр, благороден, очень чувствителен, и я так тогда, в Петербурге, порадовался,
сравнив его с современною молодежью, но c’est un pauvre sire tout de même [это всё же жалкий
человек (фр.).]…
— Поэтому вы полагаете, что мое дело с Тулузовым тоже семейное? — спросил он явно гневным голосом. — И как вам не грех
сравнивать Валерьяна с каким-то выходцем! Вместо того, чтобы оплакивать вашу ошибку, ваше падение, вы хотите закидать грязью хотя и безрассудного, но честного
человека!..
Только дамочки оставались легкомысленно-индифферентными к участи подсудимого и,
сравнивая его мизерную, изнуренную фигурку с цветущими и пышущими здоровьем кашинскими сведущими
людьми, отдавали предпочтение последним.
— Ах ты самодур! Да откуда у тебя своя воля взялась? Что сталось с тобой сегодня? Отчего ты теперь уезжать вздумал, когда царь тебя пожаловать изволил, с начальными
людьми сравнял? Отчего именно теперь?
— Я
сравняю тебя с начальными
людьми. Будет тебе идти корм и всякий обиход противу начальных
людей. Да у тебя, я вижу, что-то на языке мотается, говори без зазору, проси чего хочешь! — Государь! не заслужил я твоей великой милости, недостоин одежи богатой, есть постарше меня. Об одном прошу, государь. Пошли меня воевать с Литвой, пошли в Ливонскую землю. Или, государь, на Рязань пошли, татар колотить!
Вообще это можно было
сравнить с тем, когда иной
человек, твердый и даже спокойный в каком-нибудь серьезном деле, хандрит и капризничает дома, когда нечего делать, не ест, что подают, бранится и ругается; всё не по нем, все ему досаждают, все ему грубят, все его мучают, — одним словом, с жиру бесится, как говорят иногда о таких господах, встречающихся, впрочем, и в простонародии; а в нашем остроге, при взаимном всеобщем сожитии, даже слишком часто.
Изворот этот очень искусен, и многие
люди, желающие быть обманутыми, легко обманываются им. Изворот состоит в том, чтобы прямое сознательное отрицание заповеди свести к случайному нарушению ее. Но стоит только
сравнить отношение церковных учителей к этой и к другим действительно признаваемым ими заповедям, чтобы убедиться в том, что отношение церковных учителей к заповедям, которые они признают, и к этой — совершенно различно.
— У меня два строя мыслей теперь, — ответил я. — Их можно
сравнить с положением
человека, которому вручена шкатулка с условием: отомкнуть ее по приезде на место. Мысли о том, что может быть в шкатулке, — это один строй. А второй — обычное чувство путешественника, озабоченного вдобавок душевным скрипом отношений к тем, с кем придется жить.
Я часто встречал импровизированные кавалькады, возвращение с веселых пикников, просто прогулки и втайне завидовал этим счастливым
людям, особенно
сравнивая свое собственное положение.
Испытываемое ею ощущение можно
сравнить с тем, какое переживает
человек ночью в глухом лесу, когда знает, что опасность в двух шагах, но не может ее разглядеть.
Его нежная, почти женственная натура жестоко страдала от грубых прикосновений действительности, с ее будничными, но суровыми нуждами. Он сам себя
сравнивал в этом отношении с
человеком, с которого заживо содрали кожу. Иногда мелочи, не замеченные другими, причиняли ему глубокие и долгие огорчения.
Господь и леса не
сравнял, не только
человека.
Под игом мысли о непреоборимости этих"основ",
человек теряет способность
сравнивать, взвешивать и оценивать и весь отдается охватившему его чувству несправедливости.
Бодрый и радостный, он не спеша шёл по улице, думая о девушке и
сравнивая её с
людьми, которые ему встречались до сей поры. В памяти его звучали слова её извинения пред ним, он представлял себе её лицо, выражавшее каждой чертою своей непреклонное стремление к чему-то…
Следя за ним и
сравнивая его речи, Фома видел, что и Ежов такой же слабый и заплутавшийся
человек, как он сам. Но речи Ежова обогащали язык Фомы, и порой он с радостью замечал за собой, как ловко и сильно высказана им та или другая мысль.
Он с удивлением видел других
людей: простые и доверчивые, они смело шли куда-то, весело шагая через все препятствия на пути своём. Он
сравнивал их со шпионами, которые устало и скрытно ползали по улицам и домам, выслеживая этих
людей, чтобы спрятать их в тюрьму, и ясно видел, что шпионы не верят в своё дело.
Не желая утрировать аналогию, мы все-таки
сравним бурлаков с отдельными музыкальными нотами, из которых здесь слагается живая мелодия бесконечной борьбы
человека с слепыми силами мертвой природы.
— Отлично сделаешь! — одобрил его Тюменев. — А ты еще считаешь себя несчастным
человеком и за что-то чувствуешь презрение к себе!..
Сравни мое положение с твоим… Меня ни одна молоденькая, хорошенькая женщина не любила искренно, каждый день я должен бывать на службе…
Студенческие грехи досаждают мне часто, но эта досада ничто в сравнении с тою радостью, какую я испытываю уже тридцать лет, когда беседую с учениками, читаю им, приглядываюсь к их отношениям и
сравниваю их с
людьми не их круга.
Перед ореховым гладким столом сидела толстая женщина, зевая по сторонам, добрая женщина!.. жиреть, зевать, бранить служанок, приказчика, старосту, мужа, когда он в духе… какая завидная жизнь! и всё это продолжается сорок лет, и продолжится еще столько же… и будут оплакивать ее кончину… и будут помнить ее, и хвалить ее ангельский нрав, и жалеть… чудо что за жизнь! особливо как
сравнишь с нею наши бури, поглощающие целые годы, и что еще ужаснее — обрывающие чувства
человека, как листы с дерева, одно за другим.
Но если по определениям прекрасного и возвышенного, нами принимаемым, прекрасному и возвышенному придается (независимость от фантазии, то, с другой стороны, этими определениями выставляется на первый план отношение к
человеку вообще и к его понятиям тех предметов и явлений, которые находит
человек прекрасными и возвышенными: прекрасное то, в чем мы видим жизнь так, как мы понимаем и желаем ее, как она радует нас; великое то, что гораздо выше предметов, с которыми
сравниваем его мы.
Все народы, кроме французов, очень хорошо видят, что между Корнелем или Расином и Шекспиром неизмеримое расстояние; но французы до сих пор еще
сравнивают их — трудно дойти до сознания: «наше не совсем хорошо»; между нами найдется очень много
людей, готовых утверждать, что Пушкин — всемирный поэт; есть даже
люди, думающие, что он выше Байрона: так высоко
человек ставит свое.
Можно ли
сравнивать этих
людей?
Он в одном месте своих записок
сравнивает себя с
человеком, томимым голодом, который «в изнеможении засыпает и видит пред собою роскошные кушанья и шипучие вина; он пожирает с восторгом воздушные дары воображения, и ему кажется легче… но только проснулся, мечта исчезает, остается удвоенный голод и отчаяние…» В другом месте Печорин себя спрашивает: «Отчего я не хотел ступить на этот путь, открытый мне судьбою, где меня ожидали тихие радости и спокойствие душевное?» Он сам полагает, — оттого что «душа его сжилась с бурями: и жаждет кипучей деятельности…» Но ведь он вечно недоволен своей борьбой, и сам же беспрестанно высказывает, что все свои дрянные дебоширства затевает потому только, что ничего лучшего не находит делать.
— Так вот,
сравнишь себя с таким самородком и совестно: ведь пробил же себе
человек дорогу, единственно своим лбом пробил и без поклонов, а я ведь с кандидатским дипломом сижу у моря и жду погоды…