Неточные совпадения
— А что же, правда, что этот Михайлов в такой бедности? —
спросил Вронский, думая, что ему, как русскому меценату, несмотря на то, хороша ли или дурна его картина, надо бы помочь
художнику.
— А, — одобрительно сказал генерал, закрыв глаза. — Но как узнаешь, если свет у всех один? —
спросил он и, опять скрестив пальцы с
художником, сел за столик.
— Можно видеть Марфу Тимофеевну? —
спросил он, замечая, что Паншин еще с большим достоинством принимался тасовать карты.
Художника в нем уже не замечалось и тени.
— Что, вы какого мнения о сих разговорах? —
спрашивал Розанов Белоярцева; но всегда уклончивый Белоярцев отвечал, что он
художник и вне сферы чистого художества его ничто не занимает, — так с тем и отошел. Помада говорил, что «все это просто скотство»; косолапый маркиз делал ядовито-лукавые мины и изображал из себя крайнее внимание, а Полинька Калистратова сказала, что «это, бог знает, что-то такое совсем неподобное».
Но
спрашиваю по совести: где тот
художник, которому были бы под силу такие глубины?
— Пожалуй. Но если нам не хочется говорить о тряпках? Вы величаете себя свободным
художником, зачем же вы посягаете на свободу других? И позвольте вас
спросить, при таком образе мыслей зачем вы нападаете на Зою? С ней особенно удобно говорить о тряпках и о розах.
Первый, у кого он
спросил о таинственном значении открытки, был рыжий
художник, иностранец — длинный и худой парень, который очень часто приходил к дому Чекко и, удобно поставив мольберт, ложился спать около него, пряча голову в квадратную тень начатой картины.
— Синьор, —
спросил он
художника, — что сделали эти люди?
— Что с вами, милый Илья Макарович? —
спросила его со своим всегдашним теплым участием Анна Михайловна, трогаясь рукою за плечо
художника.
— Что это вы, Анна Михайловна, такие скупые стали? —
спросил, поглядев на часы,
художник.
— Ах, ты шельменок ты этакой; какие у нее глазенки, — думает
художник. — Отлично бы было посмотреть на нее ближе. — А как на тот грех, дверь из парикмахерской вдруг отворилась у Ильи Макаровича под самым носом и высокий седой немец с физиономией королевско-прусского вахмистра высунулся и сердито
спрашивает: «Was wollen Sie hier, mein Herr?» [Что вам здесь нужно, сударь? (нем.).]
Долго Анна Михайловна и
художник молчали. Одна тихо и неподвижно сидела, а другой все бегал, а то дмухал носом, то что-то вывертывал в воздухе рукою, но, наконец, это его утомило. Илья Макарович остановился перед хозяйкой и тихо
спросил...
Андрей Иванович улыбнулся, но ничего не ответил. И ждал более ясного. На рваных, подмоченных обоях стены висела чистенькая балалайка с раскрашенной декой: наляпал
художник, свой брат матрос, зеленеющих листьев, посадил голубя или какую-то другую птицу и завершил плоской, точно раздавленной розой; покосился Колесников и
спросил...
— То есть воля пана, — ответил он, пожимая плечами. — Я был очень доволен вами, милостивый государь. Я рад, когда в моем отеле проживают прекрасные, образованные люди… Пан друг также
художник? —
спросил он, обращаясь ко мне с вторичным и весьма изящным поклоном. — Рекомендую себя: капитан Грум-Скжебицкий, старый солдат.
Ольга Ивановна укладывалась весело, и даже щеки у нее разгорелись от удовольствия. Неужели это правда, —
спрашивала она себя, — что скоро она будет писать в гостиной, а спать в спальне и обедать со скатертью? У нее отлегло от сердца, и она уже не сердилась на
художника.
У Дымова сильно болела голова; он утром не пил чаю, не пошел в больницу и все время лежал у себя в кабинете на турецком диване. Ольга Ивановна, по обыкновению, в первом часу отправилась к Рябовскому, чтобы показать ему свой этюд nature morte и
спросить его, почему он вчера не приходил. Этюд казался ей ничтожным, и написала она его только затем, чтобы иметь лишний предлог сходить к
художнику.
Англичанин сейчас выхватил свою записную книжку и
спрашивает: повторить, как
художника имя и где его работы можно видеть? А я отвечаю...
— Скажите, отчего вы живете так скучно, так не колоритно? —
спросил я у Белокурова, идя с ним домой. — Моя жизнь скучна, тяжела, однообразна, потому что я
художник, я странный человек, я издерган с юных дней завистью, недовольством собой, неверием в свое дело, я всегда беден, я бродяга, но вы-то, вы, здоровый, нормальный человек, помещик, барин, — отчего вы живете так неинтересно, так мало берете от жизни? Отчего, например, вы до сих пор не влюбились в Лиду или Женю?
— О чем это вы так горячо проповедуете? —
спросил, входя в комнату, один известный
художник.
Он все знал, начал указывать ей на портреты работы старых русских мастеров. И фамилий она таких никогда не слыхала. Постояли они потом перед этюдами Иванова. Рубцов много ей рассказывал про этого
художника, про его жизнь в Италии,
спросил: помнит ли она воспоминания о нем Тургенева? Тася вспомнила и очень этому обрадовалась. Также и про Брюллова говорил он ей, когда они стояли перед его вещами.
И она вспомнила, что еще на днях у кузины офицер рассказывал про одного известного
художника: как жиды дали ему адрес"ростовщицы", у которой есть редкие жирандоли"Louis XVI", как его встретил сын Анны Денисовны и
художник чуть не
спросил его:"Здесь живет закладчица?"
Вы знаете по истории, что казнь врача привела в ужас всех иностранцев, живших тогда в Москве, что Аристотель бежал было в свою землю, что «князь великий пойма его и, ограбив, посади на Онтонове дворе за Лазарем святым», что
художник исполнил обет свой — докончил храм Успения пресвятой богородицы. Но что после сделалось с ним, с сыном его, куда след их девался — нигде не отыщете. Напрасно сердце ваше
спрашивает, где лежит прах их… Бог весть!
Приблизив свои глаза к самому лицу
художника, я осторожным шепотом, как того требовали обстоятельства,
спросил его медленно, разделяя каждое слово...
Художник молчал. И голос его был тих и робок, когда он
спросил, запинаясь: — И… рисунки мои… останутся?