Неточные совпадения
— Ежели есть на свете клеветники, тати, [Тать — вор.] злодеи и душегубцы (о чем и в указах неотступно публикуется), — продолжал градоначальник, — то с чего же тебе, Ионке, на ум взбрело, чтоб им не быть? и кто тебе такую власть дал, чтобы всех сих
людей от природных их званий отставить и зауряд с добродетельными
людьми в некоторое
смеха достойное место, тобою «раем» продерзостно именуемое, включить?
Послышались шаги п мужской голос, потом женский голос и
смех, и вслед затем вошли ожидаемые гости: Сафо Штольц и сияющий преизбытком здоровья молодой
человек, так называемый Васька.
— Это вы захватываете область княгини Мягкой. Это вопрос ужасного ребенка, — и Бетси, видимо, хотела, но не могла удержаться и разразилась тем заразительным
смехом, каким смеются редко смеющиеся
люди. — Надо у них спросить, — проговорила она сквозь слезы
смеха.
Но зачем же среди недумающих, веселых, беспечных минут сама собою вдруг пронесется иная чудная струя: еще
смех не успел совершенно сбежать с лица, а уже стал другим среди тех же
людей, и уже другим светом осветилось лицо…
Тут генерал разразился таким
смехом, каким вряд ли когда смеялся
человек: как был, так и повалился он в кресла; голову забросил назад и чуть не захлебнулся. Весь дом встревожился. Предстал камердинер. Дочь прибежала в испуге.
Здесь Ноздрев захохотал тем звонким
смехом, каким заливается только свежий, здоровый
человек, у которого все до последнего выказываются белые, как сахар, зубы, дрожат и прыгают щеки, и сосед за двумя дверями, в третьей комнате, вскидывается со сна, вытаращив очи и произнося: «Эк его разобрало!»
Прекрасная полячка так испугалась, увидевши вдруг перед собою незнакомого
человека, что не могла произнесть ни одного слова; но когда приметила, что бурсак стоял, потупив глаза и не смея от робости пошевелить рукою, когда узнала в нем того же самого, который хлопнулся перед ее глазами на улице,
смех вновь овладел ею.
— Ишь лохмотьев каких набрал и спит с ними, ровно с кладом… — И Настасья закатилась своим болезненно-нервическим
смехом. Мигом сунул он все под шинель и пристально впился в нее глазами. Хоть и очень мало мог он в ту минуту вполне толково сообразить, но чувствовал, что с
человеком не так обращаться будут, когда придут его брать. «Но… полиция?»
— Из шестого! Ax ты, мой воробушек! С пробором, в перстнях — богатый
человек! Фу, какой миленький мальчик! — Тут Раскольников залился нервным
смехом, прямо в лицо Заметову. Тот отшатнулся, и не то чтоб обиделся, а уж очень удивился.
— Я, — продолжал Свидригайлов, колыхаясь от
смеха, — и могу вас честью уверить, милейший Родион Романович, что удивительно вы меня заинтересовали. Ведь я сказал, что мы сойдемся, предсказал вам это, — ну, вот и сошлись. И увидите, какой я складной
человек. Увидите, что со мной еще можно жить…
А ведь тоже, глупые, на свою волю хотят, а выдут на волю-то, так и путаются на покор да
смех добрым
людям.
— Да я полагаю, — ответил Базаров тоже со
смехом, хотя ему вовсе не было весело и нисколько не хотелось смеяться, так же как и ей, — я полагаю, следует благословить молодых
людей. Партия во всех отношениях хорошая; состояние у Кирсанова изрядное, он один сын у отца, да и отец добрый малый, прекословить не будет.
Приятно было наблюдать за деревьями спокойное, парадное движение праздничной толпы по аллее.
Люди шли в косых лучах солнца встречу друг другу, как бы хвастливо показывая себя, любуясь друг другом. Музыка, смягченная гулом голосов, сопровождала их лирически ласково. Часто доносился веселый
смех, ржание коня, за углом ресторана бойко играли на скрипке, масляно звучала виолончель, женский голос пел «Матчиш», и Попов, свирепо нахмурясь, отбивая такт мохнатым пальцем по стакану, вполголоса, четко выговаривал...
Самгин ожег себе рот и взглянул на Алину неодобрительно, но она уже смешивала другие водки. Лютов все исхищрялся в остроумии, мешая Климу и есть и слушать. Но и трудно было понять, о чем кричат
люди, пьяненькие от вина и радости; из хаотической схватки голосов,
смеха, звона посуды, стука вилок и ножей выделялись только междометия, обрывки фраз и упрямая попытка тенора продекламировать Беранже.
Он ощущал позыв к женщине все более определенно, и это вовлекло его в приключение, которое он назвал смешным. Поздно вечером он забрел в какие-то узкие, кривые улицы, тесно застроенные высокими домами. Линия окон была взломана, казалось, что этот дом уходит в землю от тесноты, а соседний выжимается вверх. В сумраке, наполненном тяжелыми запахами, на панелях, у дверей сидели и стояли очень демократические
люди, гудел негромкий говорок, сдержанный
смех, воющее позевывание. Чувствовалось настроение усталости.
Он забыл прикрыть окно, и в комнату с площади вдруг ворвался взрыв
смеха, затем пронзительный свисток, крики
людей.
Все, кроме Елены. Буйно причесанные рыжие волосы, бойкие, острые глаза, яркий наряд выделял Елену, как чужую птицу, случайно залетевшую на обыкновенный птичий двор. Неслышно пощелкивая пальцами, улыбаясь и подмигивая, она шепотом рассказывала что-то бородатому толстому
человеку, а он, слушая, вздувался от усилий сдержать
смех, лицо его туго налилось кровью, и рот свой, спрятанный в бороде, он прикрывал салфеткой. Почти голый череп его блестел так, как будто
смех пробивался сквозь кость и кожу.
Все это было закончено оглушительным хохотом певцов, смеялась и часть публики, но Самгин заметил, что
люди солидные сконфужены, недоумевают. Особенно громко и самодовольно звучал басовитый, рубленый
смех писателя...
— Боже мой, — вот
человек! От него — тошнит. Эта лакейская развязность, и этот
смех! Как ты можешь терпеть его? Почему не отчитаешь хорошенько?
Он почти бежал, обгоняя рабочих; большинство шло в одном направлении, разговаривая очень шумно, даже
смех был слышен; этот резкий
смех возбужденных
людей заставил подумать...
Самгин искоса посматривал на окно. Солдат на перроне меньше, но
человека три стояло вплоть к стеклам, теперь их неясные, расплывшиеся лица неподвижны, но все-таки сохраняют что-то жуткое от безмолвного
смеха, только что искажавшего их.
Мысли были новые, чужие и очень тревожили, а отбросить их — не было силы. Звон посуды,
смех, голоса наполняли Самгина гулом, как пустую комнату, гул этот плавал сверху его размышлений и не мешал им, а хотелось, чтобы что-то погасило их. Сближались и угнетали воспоминания, все более неприязненные
людям. Вот — Варавка, для которого все
люди — только рабочая сила, вот гладенький, чистенький Радеев говорит ласково...
За спиною своею Клим слышал шаги
людей,
смех и говор, хитренький тенорок пропел на мотив «La donna e mobile» [Начало арии «Сердце красавицы» из оперы Верди «Риголетто...
Разгорался спор, как и ожидал Самгин. Экипажей и красивых женщин становилось как будто все больше. Обогнала пара крупных, рыжих лошадей, в коляске сидели, смеясь, две женщины, против них тучный, лысый
человек с седыми усами; приподняв над головою цилиндр, он говорил что-то, обращаясь к толпе, надувал красные щеки, смешно двигал усами, ему аплодировали. Подул ветер и, смешав говор,
смех, аплодисменты, фырканье лошадей, придал шуму хоровую силу.
Смешно раскачиваясь, Дуняша взмахивала руками, кивала медно-красной головой; пестренькое лицо ее светилось радостью; сжав пальцы обеих рук, она потрясла кулачком пред лицом своим и, поцеловав кулачок, развела руки, разбросила поцелуй в публику. Этот жест вызвал еще более неистовые крики, веселый
смех в зале и на хорах. Самгин тоже усмехался, посматривая на
людей рядом с ним, особенно на толстяка в мундире министерства путей, — он смотрел на Дуняшу в бинокль и громко говорил, причмокивая...
Двое рассказывают, взмахивая руками, возбуждают неслышный
смех группы тесно прижавшихся друг к другу серых, точно булыжник, бесформенных
людей.
— Что ж еще нужно? И прекрасно, вы сами высказались: это кипучая злость — желчное гонение на порок,
смех презрения над падшим
человеком… тут все!
Он вскочил, и между ними начался один из самых бурных разговоров. Долго ночью слышали
люди горячий спор, до крика, почти до визга, по временам
смех, скаканье его, потом поцелуи, гневный крик барыни, веселый ответ его — и потом гробовое молчание, признак совершенной гармонии.
В дворне, после пронесшейся какой-то необъяснимой для нее тучи, было недоумение, тяжесть.
Люди притихли. Не слышно шума, брани,
смеха, присмирели девки, отгоняя Егорку прочь.
В службе название пустого
человека привинтилось к нему еще крепче. От него не добились ни одной докладной записки, никогда не прочел он ни одного дела, между тем вносил веселье,
смех и анекдоты в ту комнату, где сидел. Около него всегда куча народу.
Но в этой тишине отсутствовала беспечность. Как на природу внешнюю, так и на
людей легла будто осень. Все были задумчивы, сосредоточенны, молчаливы, от всех отдавало холодом, слетели и с
людей, как листья с деревьев, улыбки,
смех, радости. Мучительные скорби миновали, но колорит и тоны прежней жизни изменились.
За столом в людской слышался разговор. До Райского и Марфеньки долетал грубый говор, грубый
смех, смешанные голоса, внезапно приутихшие, как скоро
люди из окон заметили барина и барышню.
Искренний и беззлобный
смех — это веселость, а где в
людях в наш век веселость и умеют ли
люди веселиться?
Смех требует беззлобия, а
люди всего чаще смеются злобно.
Если и не глуп его
смех, но сам
человек, рассмеявшись, стал вдруг почему-то для вас смешным, хотя бы даже немного, — то знайте, что в
человеке том нет настоящего собственного достоинства, по крайней мере вполне.
Чуть заметите малейшую черту глуповатости в
смехе — значит несомненно тот
человек ограничен умом, хотя бы только и делал, что сыпал идеями.
Смехом иной
человек себя совсем выдает, и вы вдруг узнаете всю его подноготную.
Или, наконец, если
смех этот хоть и сообщителен, а все-таки почему-то вам покажется пошловатым, то знайте, что и натура того
человека пошловата, и все благородное и возвышенное, что вы заметили в нем прежде, — или с умыслом напускное, или бессознательно заимствованное, и что этот
человек непременно впоследствии изменится к худшему, займется «полезным», а благородные идеи отбросит без сожаления, как заблуждения и увлечения молодости.
Смех требует прежде всего искренности, а где в
людях искренность?
— Ну что, если мы встретимся когда-нибудь совсем друзьями и будем вспоминать и об этой сцене с светлым
смехом? — проговорил он вдруг; но все черты лица его дрожали, как у
человека, одержимого припадком.
Выделаешь разве лишь тем, что перевоспитаешь себя, разовьешь себя к лучшему и поборешь дурные инстинкты своего характера: тогда и
смех такого
человека, весьма вероятно, мог бы перемениться к лучшему.
Смех, которым ответил адвокат на замечание Нехлюдова о том, что суд не имеет значения, если судейские могут по своему произволу применять или не применять закон, и интонация, с которой он произнес слова: «философия» и «общие вопросы», показали Нехлюдову, как совершенно различно он и адвокат и, вероятно, и друзья адвоката смотрят на вещи, и как, несмотря на всё свое теперешнее удаление от прежних своих приятелей, как Шенбок, Нехлюдов еще гораздо дальше чувствует себя от адвоката и
людей его круга.
— Ах, Фанарин! — морщась сказал Масленников, вспоминая, как в прошлом году этот Фанарин на суде допрашивал его как свидетеля и с величайшей учтивостью в продолжение получаса поднимал на
смех. — Я бы не посоветовал тебе иметь с ним дело. Фанарин — est un homme taré. [
человек с подорванной репутацией.]
Красное лицо этого офицера, его духи, перстень и в особенности неприятный
смех были очень противны Нехлюдову, но он и нынче, как и во всё время своего путешествия, находился в том серьезном и внимательном расположении духа, в котором он не позволял себе легкомысленно и презрительно обращаться с каким бы то ни было
человеком и считал необходимым с каждым
человеком говорить «во-всю», как он сам с собой определял это отношение.
Он никогда не осуждал ни
людей ни мероприятия, а или молчал или говорил смелым, громким, точно он кричал, голосом то, что ему нужно было сказать, часто при этом смеясь таким же громким
смехом.
Григорий остолбенел и смотрел на оратора, выпучив глаза. Он хоть и не понимал хорошо, что говорят, но что-то из всей этой дребедени вдруг понял и остановился с видом
человека, вдруг стукнувшегося лбом об стену. Федор Павлович допил рюмку и залился визгливым
смехом.
Между другими торговками, торговавшими на своих лотках рядом с Марьей, раздался
смех, как вдруг из-под аркады городских лавок выскочил ни с того ни с сего один раздраженный
человек вроде купеческого приказчика и не наш торговец, а из приезжих, в длиннополом синем кафтане, в фуражке с козырьком, еще молодой, в темно-русых кудрях и с длинным, бледным, рябоватым лицом. Он был в каком-то глупом волнении и тотчас принялся грозить Коле кулаком.
Лет восемь тому назад он на каждом шагу говорил: «Мое вам почитание, покорнейше благодарствую», и тогдашние его покровители всякий раз помирали со
смеху и заставляли его повторять «мое почитание»; потом он стал употреблять довольно сложное выражение: «Нет, уж это вы того, кескесэ, — это вышло выходит», и с тем же блистательным успехом; года два спустя придумал новую прибаутку: «Не ву горяче па,
человек Божий, обшит бараньей кожей» и т. д.
Стояла китайская фанзочка много лет в тиши, слушая только шум воды в ручье, и вдруг все кругом наполнилось песнями и веселым
смехом. Китайцы вышли из фанзы, тоже развели небольшой огонек в стороне, сели на корточки и молча стали смотреть на
людей, так неожиданно пришедших и нарушивших их покой. Мало-помалу песни стрелков начали затихать. Казаки и стрелки последний раз напились чаю и стали устраиваться на ночь.
Свет от костров отражался по реке яркой полосой. Полоса эта как будто двигалась, прерывалась и появлялась вновь у противоположного берега. С бивака доносились удары топора, говор
людей и
смех. Расставленные на земле комарники, освещенные изнутри огнем, казались громадными фонарями. Казаки слышали мои выстрелы и ждали добычи. Принесенная кабанина тотчас же была обращена в ужин, после которого мы напились чаю и улеглись спать. Остался только один караульный для охраны коней, пущенных на волю.