Неточные совпадения
— Единственный умный
царь из этой семьи — Петр Первый, и это было так неестественно, что черный народ признал помазанника божия антихристом,
слугой Сатаны, а некоторые из бояр подозревали в нем сына патриарха Никона, согрешившего с царицей.
Аввакум видит в
царе Алексее Михайловиче
слугу антихриста.
— Да вы спросите, кто медали-то ему выхлопотал! — ведь я же! — Вы меня спросите, что эти медали-то стоят! Может, за каждою не один месяц, высуня язык, бегал… а он с грибками да с маслицем! Конечно, я за большим не гонюсь… Слава богу! сам от
царя жалованье получаю… ну, частная работишка тоже есть… Сыт, одет… А все-таки, как подумаешь: этакой аспид, а на даровщину все норовит! Да еще и притесняет! Чуть позамешкаешься — уж он и тово… голос подает: распорядись… Разве я
слуга… помилуйте!
Не смыл Хомяк крови с лица, замарал ею нарочно и повязку и одежду: пусть-де увидит
царь, как избили
слугу его!
— Кто против этого, князь. На то он
царь, чтобы карать и миловать. Только то больно, что не злодеев казнили, а всё верных
слуг государевых: окольничего Адашева (Алексеева брата) с малолетным сыном; трех Сатиных; Ивана Шишкина с женою да с детьми; да еще многих других безвинных.
— Ребята! — сказал князь, — а если поколотим поганых да увидит
царь, что мы не хуже опричников, отпустит он нам вины наши, скажет: не нужна мне боле опричнина; есть у меня и без нее добрые
слуги!
В отсутствие Вяземского Малюте было поручено важное дело.
Царь приказал ему захватить ближайших
слуг князя Афанасья Ивановича и пытать их накрепко, ездил ли господин их на мельницу колдовать, и сколько раз он был на мельнице, и что именно замышляет противу его, государского, здравия?
Царь пристально посмотрел на Михеича, дивясь, что
слуга равняется откровенностью своему господину.
Годунов, посланный вперед приготовить государю торжественный прием, исполнив свое поручение, сидел у себя в брусяной избе, облокотясь на дубовый стол, подперши рукою голову. Он размышлял о случившемся в эти последние дни, о казни, от которой удалось ему уклониться, о загадочном нраве грозного
царя и о способах сохранить его милость, не участвуя в делах опричнины, как вошедший
слуга доложил, что у крыльца дожидается князь Никита Романович Серебряный.
— Благодарю преблагую и пресущест венную троицу, — сказал
царь, подымая очи к небу, — зрю надо мною всемогущий промысел божий, яко в то самое время, когда теснят меня враги мои, даже ближние
слуги с лютостью умышляют погубить меня, всемилостивый бог дарует мне верх и одоление над погаными и славное приращение моих государств! — И, обведя торжествующим взором бояр, он прибавил с видом угрозы: — Аще господь бог за нас, никто же на ны! Имеющие уши слышати да слышат!
— Добрый у тебя стремянный! — сказал
царь Серебряному. — Пусть бы и мои
слуги так ко мне мыслили! А давно он у тебя?
Царь не забывает верных
слуг своих; а как дойдут до смертной казни Колычевы, так животы их никому другому, а нам же достанутся.
Ты же дерзнул злыми, кусательными словами поносить самого государя,
царя и великого князя всея Руси, и добрых
слуг его на непокорство подымать.
— А мне хочется, чтоб все у нас хорошохонько было. Чтоб из него, из Володьки-то, со временем настоящий человек вышел. И Богу
слуга, и
царю — подданный. Коли ежели Бог его крестьянством благословит, так чтобы землю работать умел… Косить там, пахать, дрова рубить — всего чтобы понемножку. А ежели ему в другое звание судьба будет, так чтобы ремесло знал, науку… Оттуда, слышь, и в учителя некоторые попадают!
— Добрые
слуги царёвы! К вам моя речь от сердца, скорбью напоённого, к вам, люди бесстрашные, люди безупречные, верные дети царя-отца и православной церкви, матери вашей…
— Но у
царя нашего есть верные
слуги, они стерегут его силу и славу, как псы неподкупные, и вот они основали общество для борьбы против подлых затей революционеров, против конституций и всякой мерзости, пагубной нам, истинно русским людям. В общество это входят графы и князья, знаменитые заслугами
царю и России, губернаторы, покорные воле царёвой и заветам святой старины, и даже, может быть, сами великие…
Барин наш, Константин Николаевич Лосев, богат был и много земель имел; в нашу экономию он редко наезжал: считалась она несчастливой в их семействе, в ней баринову мать кто-то задушил, дед его с коня упал, разбился, и жена сбежала. Дважды видел я барина: человек высокий, полный, в золотых очках, в поддёвке и картузе с красным околышком; говорили, что он важный
царю слуга и весьма учёный — книги пишет. Титова однако он два раза матерно изругал и кулак к носу подносил ему.
Великий, благоверный государь!
Царь Александр, твой ревностный
слуга,
Тебе на царстве кланяется земно.
Не попусти, о
царь всея Руси,
Ему вконец погибнуть! Шах-Аббас
Безжалостно, безбожно разоряет
Иверию! Султан Махмет турецкий
Обрек ее пожарам и мечу!
Ограблены жилища наши — жены
Поруганы — семейства избиенны —
Монастыри в развалинах — и церкви
Христовые пылают!
Пожди еще.
Тяжелое принудило нас время
Быть строгими. Москва все эти дни
Опал довольно видела и казней.
Она должна увидеть на тебе,
Как верных
слуг, за правду их, умеет
Царь награждать. Садись со мною рядом.
Не мнишь ли ты, усердию его
Я веру дал? Он служит мне исправно
Затем, что знает выгоду свою;
Я ж в нем ценю не преданность, а разум.
Не может
царь по сердцу избирать
Окольных
слуг и по любви к себе
Их жаловать. Оказывать он ласку
Обязан тем, кто всех разумней волю
Его вершит, быть к каждому приветлив
И милостив и слепо никому
Не доверять.
Земли русийской
Царевну ты, высочество, посватал,
Не дочь
слуги, злодейством на престол
Взошедшего. Когда законный
царьИль тот, кого земля таким признала,
С него венец срывает — обещаньем
Не связан ты. От брака отказаться
Ты должен, принц!
Титу не пришлось долго Митьку искать; он сидел босиком в питейном доме, уже выпивши на сапоги сивухи, и громко кричал: «Не хочу служить аспиду такому, хочу
царю служить, в солдаты пойду, у меня нет ни отца ни матери, за народ послужу, а уж я ему не
слуга и назад не пойду, а силой возьмет, так грех над собой совершу, ей-богу, совершу».
— А может,
царь и простит, назад велит отдать. Мы против русской империи — ничего, мы — верные
слуги; вот коканцы — те мятежники. А мы бумагу такую напишем, чтобы, значит, ни вам, ни нам. Смотри-ка! да никак Науматулла опять с шампанским идет! Постой, я его расспрошу!
Бывало, только утренней зарей
Осветятся церквей главы златые,
И сквозь туман заблещут над горой
Дворец
царей и стены вековые,
Отражены зеркальною волной;
Бывало, только прачка молодая
С бельем господским из ворот, зевая,
Выходит, и сквозь утренний мороз
Раздастся первый стук колес, —
А графский дом уж полон суетою
И пестрых
слуг заботливой толпою.
«
Царю, моему повелителю, моему солнцу, я, Абдадад, твой
слуга, говорю так: Хитизару, побежденный начальник подлых Хити, нарушил мир и дружбу, которые предки его заключили с твоими предками.
И молвил так
царь: «Да, боярин твой прав,
И нет уж мне жизни отрадной,
Кровь добрых и сильных ногами поправ,
Я пёс недостойный и смрадный!
Гонец, ты не раб, но товарищ и друг,
И много, знать, верных у Курбского
слуг,
Что выдал тебя за бесценок!
Ступай же с Малютой в застенок...
Шибанов молчал. Из пронзенной ноги
Кровь алым струилася током,
И
царь на спокойное око
слугиВзирал испытующим оком.
Стоял неподвижно опричников ряд;
Был мрачен владыки загадочный взгляд,
Как будто исполнен печали;
И все в ожиданье молчали.
Амулий боялся, чтобы народ не полюбил этих близнецов, когда они вырастут, и не выбрал бы их
царями. Он позвал своего
слугу, Фаустина, и сказал ему: «Возьми этих двух мальчиков и брось их в реку».
Когда в третий раз
царь набрал полную чашу и стал подносить ее к губам, сокол опять разлил ее.
Царь рассердился и, со всего размаха ударив сокола об камень, убил его. Тут подъехали царские
слуги, и один из них побежал вверх к роднику, чтобы найти побольше воды и скорее набрать полную чашу. Только и
слуга не принес воды; он вернулся с пустой чашкой и сказал: «Ту воду нельзя пить: в роднике змея, и она выпустила свой яд в воду. Хорошо, что сокол разлил воду. Если бы ты выпил этой воды, ты бы умер».
Забрали они в одном городке много татар и одного почетного старика татарина. Стали спрашивать татарина, что он за человек? Он говорит: «Я Таузик, я своего
царя Кучума
слуга и от него начальником в этом городе».
У
царя у нашего
Ловких
слуг довольно…
Слуги пошли, поглядели, назад воротились, белому
царю поклонились, великому государю таку речь держáт: «Не березник то мотается-шатается, мордва в белых балахонах Богу своему молится, к земле-матушке на восток преклоняется».
Вопросил своих
слуг белый русский
царь: «А зачем мордва кругом стоит и с чем она Богу своему молится?» Ответ держат
слуги верные: «Стоят у них в кругу бадьи могучие, в руках держит мордва ковши заветные, заветные ковши больши-нáбольшие, хлеб да соль на земле лежат, каша, яичница на рычагах висят, вода в чанах кипит, в ней говядину янбед варит».
Как возго́ворит белый русский
царь: «
Слуги вы мои, подите, дары от меня мордве отнесите, так ей на моляне скажите: «Вот вам бочонок серебра, старики, вот вам бочонок злата, молельщики».
Как возговорит белый
царь людям своим: «Ой вы гой еси, мои
слуги верные,
слуги верные, неизменные, вы подите-ка, поглядите-ка на те ли на горы на Дятловы, что там за березник мотается, мотается-шатается, к земле-матушке преклоняется?»…
Верные
слуги пошли, царский дар старикам принесли, старики сребро, злато приняли, сладким суслом царских
слуг напоя́ли:
слуги к белому
царю приходят, вести про мордву ему доводят: «Угостили нас мордовски старики, напоили суслом сладким, накормили хлебом мягким».
Сквозь мрачное настроение опального боярина князя Василия, в тяжелом, гнетущем, видимо, его душу молчании, в этом кажущемся отсутствии ропота на поступок с ним «грозного
царя», в угнетенном состоянии окружающих
слуг до последнего холопа, сильно скорбевших о наступивших черных днях для их «князя-милостивца» и «княжны-касаточки», — красноречиво проглядывало молчаливое недовольство действиями «слободского тирана», как втихомолку называли Иоанна, действиями, неоправдываемыми, казалось, никакими обстоятельствами, а между тем Яков Потапович, заступившийся в разговоре с князем Василием за
царя еще в вотчине при задуманном князем челобитье за Воротынского и при высказанном князем сомнении за исход этого челобитья, даже теперь, когда эти сомнения так ужасно оправдались, не находил поводов к обвинению
царя в случившемся.
Оказалось, что
слуги ошиблись; это приехал из Александровской слободы князь Никита, с разрешения
царя опередивший его по дороге. С ним было множество
слуг. С радостным лицом обнял он брата, поцеловал племянницу и дружески поздоровался с князем Владимиром, Яковом Потаповичем и священником отцом Михаилом.
— Тогда и увижу твоего молодца; верю тебе, что достоин он быть тебе сыном, а мне надежным и верным
слугой, — сказал
царь, допуская сиявшего от радости князя Василия к своей руке.
— Да ведь кромешники-то эти
слуги царские. Коли
царь, по-твоему, по-божески действует для народа, значит, и они… — заметил ключник.
— В городе измена, — объявил
царю, бывшему у обедни в городском соборе, вбежавший Малюта, — народ бунтуется, бьет твоих верных
слуг!
Из этого Семен Иоаникиевич с племянниками заключили, что в Сибири не все ладно, может быть, нужна помощь. Не послушаться их советов тоже было опасно. Они были у
царя в случае. Отпишут, не ровен час, самому Ивану Васильевичу, что-де твои царские
слуги вместо помощи Ермаку в «сибирском царстве» на наших вкусных хлебах животы нагуливают, — беда будет неминучая — смертью казнит грозный
царь.
Что станется с ней, с Аленушкой, когда она очнется… да и как привести ее в чувство… Где? Какому надежному человеку поручить ее… и умереть спокойно… А если
царь смилуется над своим верным
слугой и не велит казнить…. тоже в какой час попадешь к нему… тогда… еще возможно счастье… если Аленушка да отдохнет… Опозоренная… так что ж, не по своей воле… люба она ему и такая… люба еще более… мученица… — мелькают в голове его отрывочные, беспорядочные мысли.
— И быть бы тебе над боярами боярином, да мало к
царю с докуками ходишь… Ты-ли не единый почти среди всех вернейший
слуга его?
— Не перевелись у меня и между боярами верные
слуги, не перевелись на святой Руси и люди, не уступающие в доблести героям римским и эллинским, — заговорил
царь, искоса посматривая на князя Никиту.
— Встань, добрый витязь, верный
слуга мой, — громко сказал
царь. — Отныне прощаются вам все ваши прежние вины за оказанную послугу отечеству… Не останетесь ни ты, ни другие послы без награды. Ермак же да будет князем Сибирским, да распоряжается и начальствует так, как было доселе, и утверждает порядок в земле и мою верховную власть над нею… Подойди ближе ко мне, добрый витязь.
Неуклюжий, далеко выдающийся вперед деревянный подъезд вел в обширные сени и просторную переднюю, где всегда дежурило несколько заспанных лакеев в ливрейных, затасканных фраках с заплатами на локтях и потрепанными фалдами. Нельзя сказать, чтобы
слуги княжеского дома отличались чистотой и опрятностью, а потому в прихожей
царил какой-то промозглый запах.
В выражении этого лица было что-то неумолимое, безнадежное, возбуждавшее страх и ужас, смешанные с отвращением, во всех так или иначе сталкивавшихся с ним людях, даже в его сотоварищах, приближенных и родных, исключая самого
царя Иоанна Васильевича, который любил и дорожил своим верным
слугою.
В это время, когда несчастный венценосец горячо молился
Царю царей, помилованный им его верный
слуга Семен Карасев во весь опор скакал по направлению к Рогатице, к заветному дому, где он оставил более чем полжизни.
Он встал и поклонился
царю до земли. Трапеза между тем окончилась.
Слуги продолжали только наполнять кубки искрометным вином.