Неточные совпадения
Она не требовала поощрений, ее не
сильный, тонкий, но горячий голосок ввинчивался в
шум, точно буравчик, и ворчливые, вполголоса, реплики Хотяинцева не заглушали его.
Минут пять молча пили чай. Клим прислушивался к шарканью и топоту на улице, к веселым и тревожным голосам. Вдруг точно подул неощутимый, однако
сильный ветер и унес весь
шум улицы, оставив только тяжелый грохот телеги, звон бубенчиков. Макаров встал, подошел к окну и оттуда сказал громко...
— Разумеется, — успокоительно произнес Самгин, недовольный оборотом беседы и тем, что Дронов мешал ему ловить слова пьяных людей; их осталось немного, но они шумели
сильнее, и чей-то резкий голос, покрывая
шум, кричал...
Иногда бросало так, что надо было крепко ухватиться или за пушечные тали, или за первую попавшуюся веревку. Ветер между тем завывал больше и больше. У меня дверь была полуоткрыта, и я слышал каждый
шум, каждое движение на палубе: слышал, как часа в два вызвали подвахтенных брать рифы, сначала два, потом три, спустили брам-реи, а ветер все крепче. Часа в три утра взяли последний риф и спустили брам-стеньги. Начались
сильные размахи.
Публика, собравшаяся в гостиной Агриппины Филипьевны, так и не узнала, что сделала «одна очень почтенная дама», потому что рассказ дядюшки был прерван каким-то
шумом и
сильной возней в передней. Привалов расслышал голос Хионии Алексеевны, прерываемый чьим-то хриплым голосом.
Долго мы сидели у огня и сушились, а погода бушевала все неистовее,
шум реки становился все
сильнее.
Когда мы подошли к реке, было уже около 2 часов пополудни. Со стороны моря дул
сильный ветер. Волны с
шумом бились о берег и с пеной разбегались по песку. От реки в море тянулась отмель. Я без опаски пошел по ней и вдруг почувствовал тяжесть в ногах. Хотел было я отступить назад, но, к ужасу своему, почувствовал, что не могу двинуться с места. Я медленно погружался в воду.
Последние два дня дул
сильный северо-западный ветер. Он ломал сучья деревьев и носил их по воздуху, как пылинки. К вечеру 6 ноября ветер вдруг сразу стих. Мы так привыкли к его
шуму, что неожиданно наступившая тишина показалась нам даже подозрительной.
Вдруг ветер сразу упал. Издали донесся до нас
шум озера Ханка. Начало смеркаться, и одновременно с тем в воздухе закружилось несколько снежинок. Штиль продолжался несколько минут, и вслед за тем налетел вихрь. Снег пошел
сильнее.
Монотонный
шум ручья, который обыкновенно не замечаешь днем, вечером кажется
сильнее.
Вечером у всех было много свободного времени. Мы сидели у костра, пили чай и разговаривали между собой. Сухие дрова горели ярким пламенем. Камыши качались и шумели, и от этого
шума ветер казался
сильнее, чем он был на самом деле. На небе лежала мгла, и сквозь нее чуть-чуть виднелись только крупные звезды. С озера до нас доносился
шум прибоя. К утру небо покрылось слоистыми облаками. Теперь ветер дул с северо-запада. Погода немного ухудшилась, но не настолько, чтобы помешать нашей экскурсии.
И точно в ответ на его слова в горах послышался
шум, потом налетел
сильный порыв ветра с той стороны, откуда мы его не ожидали. Дрова разгорелись ярким пламенем. Вслед за первым порывом налетел второй, потом третий, пятый, десятый, и каждый порыв был продолжительнее предыдущего. Хорошо, что палатки наши были крепко привязаны, иначе их сорвало бы ветром.
В это время в лесу раздался какой-то шорох. Собаки подняли головы и насторожили уши. Я встал на ноги. Край палатки приходился мне как раз до подбородка. В лесу было тихо, и ничего подозрительного я не заметил. Мы сели ужинать. Вскоре опять повторился тот же
шум, но
сильнее и дальше в стороне. Тогда мы стали смотреть втроем, но в лесу, как нарочно, снова воцарилась тишина. Это повторилось несколько раз кряду.
В это время налетел
сильный шквал, дерево наклонилось, и едва казак успел отскочить в сторону, как оно со страшным
шумом рухнуло на землю, разбрасывая во все стороны комья мерзлой земли.
3 часа мы шли без отдыха, пока в стороне не послышался
шум воды. Вероятно, это была та самая река Чау-сун, о которой говорил китаец-охотник. Солнце достигло своей кульминационной точки на небе и палило вовсю. Лошади шли, тяжело дыша и понурив головы. В воздухе стояла такая жара, что далее в тени могучих кедровников нельзя было найти прохлады. Не слышно было ни зверей, ни птиц; только одни насекомые носились в воздухе, и чем
сильнее припекало солнце, тем больше они проявляли жизни.
Изюбр или олень стучат
сильнее ногами; это не могло быть и маленькое животное, потому что вес его тела был бы недостаточен для того, чтобы производить такой
шум.
Почтенный старец этот постоянно был сердит или выпивши, или выпивши и сердит вместе. Должность свою он исполнял с какой-то высшей точки зрения и придавал ей торжественную важность; он умел с особенным
шумом и треском отбросить ступеньки кареты и хлопал дверцами
сильнее ружейного выстрела. Сумрачно и навытяжке стоял на запятках и всякий раз, когда его потряхивало на рытвине, он густым и недовольным голосом кричал кучеру: «Легче!», несмотря на то что рытвина уже была на пять шагов сзади.
Тут голова остановился. Под окном послышался
шум и топанье танцующих. Сперва тихо звукнули струны бандуры, к ним присоединился голос. Струны загремели
сильнее; несколько голосов стали подтягивать, и песня зашумела вихрем...
К мерному звону кандалов,
шуму морского прибоя и гуденью телеграфных проволок скоро привыкает ухо, и от этих звуков впечатление мертвой тишины становится
сильнее.
Я никогда не мог равнодушно видеть не только вырубленной рощи, но даже падения одного большого подрубленного дерева; в этом падении есть что-то невыразимо грустное: сначала звонкие удары топора производят только легкое сотрясение в древесном стволе; оно становится
сильнее с каждым ударом и переходит в общее содрогание каждой ветки и каждого листа; по мере того как топор прохватывает до сердцевины, звуки становятся глуше, больнее… еще удар, последний: дерево осядет, надломится, затрещит, зашумит вершиною, на несколько мгновений как будто задумается, куда упасть, и, наконец, начнет склоняться на одну сторону, сначала медленно, тихо, и потом, с возрастающей быстротою и
шумом, подобным
шуму сильного ветра, рухнет на землю!..
Вдруг невероятный
шум раздался совсем рядом со мной, и вслед затем я получил
сильный удар по голове.
Вот тут-то, бывало, и зовет все куда-то, и мне все казалось, что если пойти все прямо, идти долго, долго и зайти вот за эту линию, за ту самую, где небо с землей встречается, то там вся и разгадка, и тотчас же новую жизнь увидишь, в тысячу раз
сильней и шумней, чем у нас; такой большой город мне все мечтался, как Неаполь, в нем все дворцы,
шум, гром, жизнь…
— Только не делайте
шуму, Лебедев, ради бога, не делайте
шуму, — вполголоса и в
сильном беспокойстве проговорил князь.
Отец мой спросил: сколько людей на десятине? не тяжело ли им? и, получив в ответ, что «тяжеленько, да как же быть, рожь сильна, прихватим вечера…» — сказал: «Так жните с богом…» — и в одну минуту засверкали серпы, горсти ржи замелькали над головами работников, и
шум от резки жесткой соломы еще звучнее,
сильнее разнесся по всему полю.
Косой дождь, гонимый
сильным ветром, лил как из ведра; с фризовой спины Василья текли потоки в лужу мутной воды, образовавшуюся на фартуке. Сначала сбитая катышками пыль превратилась в жидкую грязь, которую месили колеса, толчки стали меньше, и по глинистым колеям потекли мутные ручьи. Молния светила шире и бледнее, и раскаты грома уже были не так поразительны за равномерным
шумом дождя.
Грянул гром и, заглушая людской
шум, торжественно, царственно прокатился в воздухе. Испуганный конь оторвался от коновязи и мчится с веревкой в поле; тщетно преследует его крестьянин. А дождь так и сыплет, так и сечет, все чаще и чаще, и дробит в кровли и окна
сильнее и
сильнее. Беленькая ручка боязливо высовывает на балкон предмет нежных забот — цветы.
— Сжальтесь надо мной! — заговорила она, — не покидайте меня; что я теперь без вас буду делать? я не вынесу разлуки. Я умру! Подумайте: женщины любят иначе, нежели мужчины: нежнее,
сильнее. Для них любовь — все, особенно для меня: другие кокетничают, любят свет,
шум, суету; я не привыкла к этому, у меня другой характер. Я люблю тишину, уединение, книги, музыку, но вас более всего на свете…
В собрании между тем происходил
шум. Все уже успели узнать, что вместо Тулузова Егор Егорыч пожертвовал пятьдесят тысяч на пансион, и когда губернский предводитель подошел к своему столу и объявил, что господин Тулузов отказался от баллотировки, то почти все закричали: «Мы желаем выбрать в попечители гимназии Марфина!» Но вслед за тем раздался еще более
сильный голос Егора Егорыча...
Я смотрю на него и радуюсь; а рыдающие слова песни, победив
шум трактира, звучат всё
сильнее, краше, задушевнее...
Юрий, который от
сильного волнения души, произведенного внезапною переменою его положения, не смыкал глаз во всю прошедшую ночь, теперь отдохнул несколько часов сряду; и когда они, отправясь опять в путь, отъехали еще верст двадцать пять, то солнце начало уже садиться. В одном месте, где дорога, проложенная сквозь мелкий кустарник, шла по самому краю глубокого оврага, поросшего частым лесом, им послышался отдаленный
шум, вслед за которым раздался громкий выстрел. Юрий приостановил своего коня.
Шум и крики подымались все
сильнее и
сильнее; казалось со двора, как будто по полу избы каталось несколько пустых сороковых бочек.
Не зная, что сказать на это, Илья молчал, хотя всегда чувствовал в себе
сильное желание возражать товарищу. И все молчали некоторое время, иногда несколько минут. В тёмной яме становилось как будто ещё темнее. Коптила лампа, пахло углями из самовара, долетал глухой, странный
шум: гудел и выл трактир, там, наверху. И снова рвался тихий голос Якова...
С каждым шагом вниз зловоние становилось все
сильнее и
сильнее. Становилось жутко. Наконец, послышался подо мной
шум воды и хлюпанье.
Княгиня стала приближаться к кабинету мужа; она заметно была в
сильном волнении. Елпидифор Мартыныч, все время прислушивавшийся к малейшему
шуму, первый услыхал ее шаги.
На успех этого письма Елена, кажется, не совсем надеялась, потому что лицо ее после решительного и смелого выражения приняло какое-то отчаянное: она заметно прислушивалась к малейшему
шуму в коридоре; наконец, раздались довольно
сильные шаги, двери к ней в нумер распахнулись, и влетел торжествующий и блистающий радостью Николя.
Нахлынувший вал поднял лед, как яичную скорлупу; громадные льдины с треском и
шумом ломались на каждом шагу, громоздились одна на другую, образуя заторы, и, как живые, лезли на всякий мысок и отлогость, куда их прибивало
сильной водяной струей.
Говорят, что приятно дремать под
шум водопада: этого я не испытал; но могу вас уверить, что, несмотря на мою усталость, не мог бы никак заснуть в этой каморке, в которой пол ходил ходуном, а стены дрожали и колебались, как будто бы от
сильного землетрясения.
Тут действительно лучше: понятнее и проще все, приятен влажный воздух, пахнущий грозовым запахом и лесным гнильем. И все чаще безмолвные голубые вспышки, за которыми долго спустя весь
шум леса покрывается ровным, объединяющим гулом: либо вдалеке проходит
сильная гроза, либо подвигается сюда. Погодин закуривает папиросу и глубоко задумывается о тех, кто его предал.
Сначала веселый говор пробежал по толпе, смех, песни, шутки, рассказы, всё сливалось в одну нестройную, неполную музыку, но скоро
шум начал возрастать, возрастать, как грозное крещендо оркестра; хор сделался согласнее,
сильнее, выразительнее; о, какие песни, какие речи, какие взоры, лица, телодвижения, буйные, вольные!
Сзади и справа от нас
шум волн был
сильнее, впереди и влево — тише; мы пошли влево.
Расслабленные нервы графини не выносили
шума. Граф вообще не любил, чтобы дети бросались на шею, громко играли и говорили;
сильные изъявления каких бы то ни было чувств пробуждали в нем всегда неприятное ощущение внутреннего стеснения и неловкости.
Иногда канонада становилась
сильнее; иногда мне смутно слышался менее громкий, глухой
шум. «Это стреляют ружейными залпами», — думал я, не зная, что до Дуная еще двадцать верст и что болезненно настроенный слух сам создавал эти глухие звуки. Но, хотя и мнимые, они все-таки заставляли воображение работать и рисовать страшные картины. Чудились крики и стоны, представлялись тысячи валящихся людей, отчаянное хриплое «ура!», атака в штыки, резня. А если отобьют и все это даром?
Я начал прислушиваться. Дул
сильный ветер, гнавший низкие черные тучи, заслонявшие месяц; он налетал на полотно, с
шумом шлепал его, гудел в веревках и тонко высвистывал где-то в ружейных козлах. Сквозь эти звуки иногда слышались глухие удары.
Сильнее прежнего начался
шум, стук и шиканье наполнили весь театр и заглушили голоса и хлопанье друзей Писарева.
Холодный осенний дождь — «забойный», как называют его поселяне, полил
сильнее и
сильнее. В одно мгновение вся окрестность задернулась непроницаемою его сетью и огласилась
шумом потоков, которые со всех сторон покатились, клубясь и журча, к реке. Мужички поднялись с лавки и подошли к воротам.
Отдохнув немного после свадебного
шуму, новые мои родители начали предлагать мне, чтобы я переехал с женою в свою деревню, потому что им-де накладно целую нас семью содержать на своем иждивении. Я поспешил отправиться, чтобы устроить все к нашей жизни — и, признаться,
сильное имел желание дать свадебный бал для всех соседей и для тех гордых некогда девушек, кои за меня не хотели первоначально выйти. Каково им будет глядеть на меня, что. я без них женился! Пусть мучатся!
Но нет. Опять крик и
шум. Бьют опять. Не поняли, не догадались и бьют еще
сильнее, еще больнее бьют. А костры догорают, покрываясь пеплом, и дым над ними так же прозрачно синь, как и воздух, и небо так же светло, как и луна. Это наступает день.
Когда ж безумца увели
И
шум шагов умолк вдали,
И с ним остался лишь Сокол,
Боярин к двери подошел;
В последний раз в нее взглянул,
Не вздрогнул, даже не вздохнул
И трижды ключ перевернул
В ее заржавленном замке…
Но… ключ дрожал в его руке!
Потом он отворил окно:
Всё было на небе темно,
А под окном меж диких скал
Днепр беспокойный бушевал.
И в волны ключ от двери той
Он бросил
сильною рукой,
И тихо ключ тот роковой
Был принят хладною рекой.
Медленно, с неимоверными усилиями приподнялся он с помощию рук на колени, и только раздирающий вздох ответил на
шум толпы, поднимавшийся все
сильней и
сильней.
Сильней и
сильней напирал Алексей острым резцом на чашку, которую дотачивал. В глазах у него зелень ходенем заходила, ровно угорел, в ушах
шум стоит, сердце так и замирает. Тогда только и опомнился, как резцом сквозь чашку прошел.