Неточные совпадения
— Не выношу кротких!
Сделать бы меня всемирным Иродом, я бы как раз объявил поголовное истребление кротких, несчастных и любителей страдания. Не уважаю кротких! Плохо с ними, неспособные они, нечего с ними
делать. Не гуманный я человек, я как раз железо произвожу, а — на что оно кроткому?
Сказку Толстого о «Трех братьях» помните? На что дураку железо, ежели он обороняться не хочет? Избу кроет соломой, землю пашет сохой, телега у него на деревянном ходу, гвоздей потребляет полфунта в год.
В петербургской службе ему нечего было
делать с своею латынью и с тонкой теорией вершать по своему произволу правые и неправые дела; а между тем он носил и сознавал в себе дремлющую силу, запертую в нем враждебными обстоятельствами навсегда, без надежды на проявление, как бывали запираемы, по
сказкам, в тесных заколдованных стенах духи зла, лишенные силы вредить.
Потом Обломову приснилась другая пора: он в бесконечный зимний вечер робко жмется к няне, а она нашептывает ему о какой-то неведомой стороне, где нет ни ночей, ни холода, где все совершаются чудеса, где текут реки меду и молока, где никто ничего круглый год не
делает, а день-деньской только и знают, что гуляют всё добрые молодцы, такие, как Илья Ильич, да красавицы, что ни в
сказке сказать, ни пером описать.
Слушайте теперь
сказку: дерево к дереву, листок к листку так и прибраны, не спутаны, не смешаны в неумышленном беспорядке, как обыкновенно
делает природа.
— Сама не знаю. Иногда мне хочется плакать, а я смеюсь. Вы не должны судить меня… по тому, что я
делаю. Ах, кстати, что это за
сказка о Лорелее? [Лорелея — имя девушки, героини немецкого фольклора. Лорелея зазывала своим пением рыбаков, и те разбивались о скалы.] Ведь это еескала виднеется? Говорят, она прежде всех топила, а как полюбила, сама бросилась в воду. Мне нравится эта
сказка. Фрау Луизе мне всякие
сказки сказывает. У фрау Луизе есть черный кот с желтыми глазами…
Я, помнится, обещал вам, что в этой книжке будет и моя
сказка. И точно, хотел было это
сделать, но увидел, что для
сказки моей нужно, по крайней мере, три таких книжки. Думал было особо напечатать ее, но передумал. Ведь я знаю вас: станете смеяться над стариком. Нет, не хочу! Прощайте! Долго, а может быть, совсем, не увидимся. Да что? ведь вам все равно, хоть бы и не было совсем меня на свете. Пройдет год, другой — и из вас никто после не вспомнит и не пожалеет о старом пасичнике Рудом Паньке.
Бабушка не спит долго, лежит, закинув руки под голову, и в тихом возбуждении рассказывает что-нибудь, видимо, нисколько не заботясь о том, слушаю я ее или нет. И всегда она умела выбрать
сказку, которая
делала ночь еще значительней, еще краше.
— Что же все! — возразил Макар Григорьев. — Никогда он не мог
делать того, чтобы летать на птице верхом. Вот в нашей деревенской стороне, сударь, поговорка есть: что
сказка — враль, а песня — быль, и точно: в песне вот поют, что «во саду ли, в огороде девушка гуляла», — это быль: в огородах девушки гуляют; а
сказка про какую-нибудь Бабу-ягу или Царь-девицу — враки.
Под влиянием этого чувства я тоже умерил свою резвость. Применяясь к тихой солидности нашей дамы, оба мы с Валеком, усадив ее где-нибудь на траве, собирали для нее цветы, разноцветные камешки, ловили бабочек, иногда
делали из кирпичей ловушки для воробьев. Иногда же, растянувшись около нее на траве, смотрели в небо, как плывут облака высоко над лохматою крышей старой «каплицы», рассказывали Марусе
сказки или беседовали друг с другом.
Ромашов не сразу ответил. Он точно вступил в странную, обольстительную, одновременно живую и волшебную
сказку. Да
сказкой и были теплота и тьма этой весенней ночи, и внимательные, притихшие деревья кругом, и странная, милая женщина в белом платье, сидевшая рядом, так близко от него. И, чтобы очнуться от этого обаяния, он должен был
сделать над собой усилие.
Тот сгоряча говорит «слушаю-с», да потом и приходит ко мне:"Что, говорит, я стану
делать?"Ну, я и посоветовал на первый раз вытребовать ревизские
сказки [27] из всех уездных казначейств.
— Мне-ка чего! — говорит ямщик,
делая полуоборот и пристально уставляя глаза на сапог, — не видался я, что ли, сказок-ту?
Меня и на деревне знали; и не пьяница я был, и не вор, а вот
сделал же такое дело… ну, да уж бог с ним! из
сказки слова не выкинешь…
Наина осталась одна, и сколько она
делает всяких пакостей своему отечеству — этого ни в
сказке сказать, ни пером описать.
Целую ночь он не спал, все думал думу: как бы теперь, однако, помочь своему министру юстиции? Это совсем не то, что Варнавку избить. Тут нужно бы умом подвигать. Как же это: одним умом, без силы? Если бы хоть при этом… как в
сказках, ковер-самолет, или сапоги-скороходы, или… невидимку бы шапку! Вот тогда бы он знал, что
сделать очень умное, а то… Дьякон решительно не знал, за что взяться, а взяться было необходимо.
— Это —
сказки, это — ложь! Ничего страшного я не
сделал…
С тех пор одна басня сменяла другую и, несмотря на запрещение графа и графини возбуждать рассказами
сказок воображение и без того уже впечатлительной и нервной девочки, — Верочка продолжала
делать свои импровизации.
В критике своей Любослов
делает много верных заметок, например, восстает против употребления окончания глаголов на ти вместо тъ, против неправильных ударений в стихах, против неверной расстановки слов, против подобных фраз «избол глаза», «отверзив двери», «ты пишешь в
сказках поучений», «отроча рождеи» и пр.
И вот конец печальной были
Иль
сказки — выражусь прямей.
Признайтесь, вы меня бранили?
Вы ждали действия? страстей?
Повсюду нынче ищут драмы,
Все просят крови — даже дамы.
А я, как робкий ученик,
Остановился в лучший миг;
Простым нервическим припадком
Неловко сцену заключил,
Соперников не помирил
И не поссорил их порядком…
Что ж
делать! Вот вам мой рассказ,
Друзья; покамест будет с вас.
Левшин. Ты… Молчи уж!.. Эх, напрасно Андрей курок спустил! Что
сделаешь убийством? Ничего не
сделаешь! Одного пса убить — хозяину другого купить… вот и вся
сказка!..
Лгал Иуда постоянно, но и к этому привыкли, так как не видели за ложью дурных поступков, а разговору Иуды и его рассказам она придавала особенный интерес и
делала жизнь похожею на смешную, а иногда и страшную
сказку.
— Ты совершенная дура и упрямее десяти ослов! (Оборачиваясь к подошедшему директору школы, Александру Леонтьевичу Зографу.) Я ее знаю, теперь будет всю дорогу на извозчике на все мои вопросы повторять: «Татьяна и Онегин!» Прямо не рада, что взяла. Ни одному ребенку мира из всего виденного бы не понравилось «Татьяна и Онегин», все бы предпочли «Русалку», потому что —
сказка, понятное. Прямо не знаю, что мне с ней
делать!!!
Ты ведаешь, Фелица! Правы
И человеков и царей;
Когда ты просвещаешь нравы,
Ты не дурачишь так людей;
В твои от дел отдохновеньи
Ты пишешь в
сказках поученьи,
И Хлору в азбуке твердишь:
«Не
делай ничего худого,
И самого сатира злого
Лжецом презренным сотворишь».
— Украли! — продолжала она, встряхнув головой и приподняв брови. — Хитрое было дело эким господам украсть. Старик правду говорил, что прежние баре были соколы. Как бы теперь этак они на фатеру приехали, не стали бы стариковские
сказки слушать, а прямо, нет ли где беседы, молодых бабенок да девушек оглядывать. Барину нашему еще бы не украсть, важное дело… Как сказал он: «Друг Феденька! Надейся на меня, я тебе жену украду и первого сына у тебя окрещу!» Как сказал, так и
сделал.
Сократ сам воздерживался от всего того, что едят не для утоления голода, а для вкуса, и уговаривал своих учеников
делать так же. Он говорил, что не только для тела, но и для души большой вред от лишней еды или питья, и советовал выходить из-за стола, пока еще есть хочется. Он напоминал своим ученикам
сказку о мудром Улиссе: как волшебница Цирцея не могла заколдовать Улисса оттого только, что он не стал объедаться, а товарищей его, как только они набросились на ее сладкие кушанья, всех обратила в свиней.
Николай Ростов хозяйничает в деревне. «Когда жена говорила ему о заслуге, состоящей в том, что он
делает добро своим подданным, он сердился и отвечал: «Вот уж нисколько; для их блага вот чего не
сделаю. Все это поэзия и бабьи
сказки — все это благо ближнего». И должно быть, потому, что Николай не позволял себе мысли о том, что он
делает что-нибудь для других, для добродетели, все, что он
делал, было плодотворно».
Если я не любил говорить ложь, не крал, не убивал и вообще не
делал очевидно грубых ошибок, то это не в силу своих убеждений, — их у меня не было, — а просто только потому, что я по рукам и ногам был связан нянюшкиными
сказками и прописной моралью, которые вошли мне в плоть и кровь и которые незаметно для меня руководили мною в жизни, хотя я и считал их нелепостью…
(Прим. Л. Н. Толстого.)], или рассказывал
сказки про хитрого солдата и английского милорда, или представлял татарина, немца, или просто
делал свои замечания, от которых все помирали со смеху.
Что из всего чтения произвело на меня самое сильное впечатление в детстве:
сказка в стихах «про воробья, который
делал в жизни все, что мог».
Чем бы на охоту съездить, аль банкет
сделать, бал, гулянку какую, — по мужичьим избам на посиделки почал таскаться, с парнями да с девками мужицкие игры играть; стариков да старух
сказки заставлял рассказывать да песни петь, а сам на бумагу их записывал…
Вся кровь бросилась в голову молодого офицера. Он чуть было не бросился к этому «ворону», как называла старуха Хвостова Зыбина, видимо, готовящегося отнять у него его голубку, но удержался. Скандал на балу
сделал бы Марью Валериановну
сказкой всей Москвы.
Его восточное происхождение
делало эту
сказку несколько более вероятной. Как бы то ни было, но «русский князь» был героем сезона.
— Наша беда по части любви, — сказал мне в заключение Степа, — вышла оттого, что мы очутились между двумя поколениями… Люди сороковых годов донжуанствовали, рисовались, были специалисты по части Жорж-сандизма или, попросту, клубнички; люди шестидесятых годов будут
делать дело и вовремя соединять его с личным довольством. Вот и конец
сказке, Маша.
— Смешная ты, Маша, смешная! Да если б тебе сегодня не пришел на ум этот человек, если бы ты не захотела узнать: приезжал ли он сюда или нет, ты была бы не женщина, а урод. Разве мы можем
делать такие переходы, вот как в
сказках говорится:"Тяп-ляп, да и вышел корабль". Ты вжилась в эту жизнь. Тебе, помимо твоей воли, еще долго будут представляться и люди, и целые картины. Это твой искус, Маша. Или они привлекут тебя опять, или ты с ними навеки простишься. Но сразу этого быть не может, да и не должно!
— Чудный человек твой хозяин, — сказал Аристотель своему спутнику, — боится диавола, как дитя, напуганное
сказками своей няньки, ненавидит иноверцев и считает их хуже всякого нечистого животного, из неприятеля на поле битвы готов
сделать чучелу и между тем чести, благородства необыкновенного! Своими руками убьет воина, который оберет пленника, и готов сына убить, если б он посягнул на дело, по его понятиям, низкое.
Он горячо убеждал ее вернуться к нему, не
делать его
сказкой города, вспомнить его и свое положение, обещал исправиться.