Неточные совпадения
Бросила прочь она от себя платок, отдернула налезавшие на очи длинные волосы косы своей и вся разлилася в жалостных речах, выговаривая их тихим-тихим голосом, подобно когда ветер, поднявшись прекрасным вечером,
пробежит вдруг по густой чаще приводного тростника: зашелестят, зазвучат и понесутся вдруг унывно-тонкие звуки, и ловит их
с непонятной грустью остановившийся путник, не чуя ни погасающего вечера, ни несущихся веселых песен народа, бредущего от полевых
работ и жнив, ни отдаленного тарахтенья где-то проезжающей телеги.
Но лодки было уж не надо: городовой
сбежал по ступенькам схода к канаве, сбросил
с себя шинель, сапоги и кинулся в воду.
Работы было немного: утопленницу несло водой в двух шагах от схода, он схватил ее за одежду правою рукою, левою успел схватиться за шест, который протянул ему товарищ, и тотчас же утопленница была вытащена. Ее положили на гранитные плиты схода. Она очнулась скоро, приподнялась, села, стала чихать и фыркать, бессмысленно обтирая мокрое платье руками. Она ничего не говорила.
Начальники отделений озабоченно
бегали с портфелями, были недовольны столоначальниками, столоначальники писали, писали, действительно были завалены
работой и имели перспективу умереть за теми же столами, — по крайней мере, просидеть без особенно счастливых обстоятельств лет двадцать.
Все торопятся — кто на
работу, на службу, кто
с работы, со службы, по делам, но прежних пресыщенных гуляющих, добывающих аппетит, не вижу… Вспоминается: «Теперь брюхо
бегает за хлебом, а не хлеб за брюхом».
— Олончане — просто мужики, а
бегали из казны,
с заводов, от
работы.
Вихров невольно засмотрелся на него: так он хорошо и отчетливо все делал… Живописец и сам, кажется, чувствовал удовольствие от своей
работы: нарисует что-нибудь окончательно, отодвинется на спине по лесам как можно подальше, сожмет кулак в трубку и смотрит в него на то, что сделал; а потом, когда придет час обеда или завтрака, проворно-проворно слезет
с лесов,
сбегает в кухню пообедать и сейчас же опять прибежит и начнет работать.
Каждое утро он начинал изнурительную
работу сколачивания грошей,
бегал, высуня язык, от базарной площади к заставе и обратно, махал руками, торопился, проталкивался вперед, божился, даже терпел побои — и каждый вечер ложился спать все
с тем же грузом,
с каким встал утром.
Покуда кругом все бездействует и безмолвствует, Афанасью Аркадьичу Бодрецову и дела по горло, и наговориться он досыта не может. Весь город ему знаком, —
с утра до вечера он
бегает. То нырнет куда-то, то опять вынырнет. Пока другие корпят за
работой в канцеляриях и конторах, он собирает материалы для ходячей газеты, которая, в его лице, появляется в определенные часы дня на Невском и бесплатно сообщает новости дня.
С утра до вечера все в
работе находишься: утюги таскаешь, воду носишь; за пять верст
с ящиками да
с корзинками
бегаешь — и все угодить не можешь.
Работы у меня было много: я исполнял обязанности горничной, по средам мыл пол в кухне, чистил самовар и медную посуду, по субботам — мыл полы всей квартиры и обе лестницы. Колол и носил дрова для печей, мыл посуду, чистил овощи, ходил
с хозяйкой по базару, таская за нею корзину
с покупками,
бегал в лавочку, в аптеку.
— Ишь, как Лукерья побегла! — удивлялся добродушнейшим образом вслед своей снохе старый Заяц. — Там у нас в балагане еще два зайчонка есть, так вот матка и
бегает к ним
с работы. Старатели будут, как подрастут.
— И за такие гроши человек терзается! Ну, здесь меньше пяти и не смей спрашивать. Это
работа трудная: я сам помню, как на первом и на втором курсе по урочишкам
бегал. Бывало, добудешь по полтиннику за час — и рад. Самая неблагодарная и трудная
работа. Я тебя перезнакомлю со всеми нашими; тут есть премилые семейства, и
с барышнями. Будешь умно себя вести — сосватаю, если хочешь. А, Василий Петрович?
— Боже мой, боже мой, как жизнь скоро-то сломала! —
с всхлипывающим вздохом произнесла женщина. — Я вам скажу, господин доктор, ведь он нисколько себя не жалеет; как жил-то? Придет
с работы, сейчас за книги, всю ночь сидит или по делам
бегает… Ведь на одного человека ему силы отпущено, не на двух!..
Первый портрет — 1877 года, когда ей было двадцать пять лет. Девически-чистое лицо, очень толстая и длинная коса
сбегает по правому плечу вниз. Вышитая мордовская рубашка под черной бархатной безрукавкой. На прекрасном лице — грусть, но грусть светлая, решимость и глубокое удовлетворение. Она нашла дорогу и вся живет революционной
работой, в которую ушла целиком. «Девушка строгого, почти монашеского типа». Так определил ее Глеб. Успенский, как раз в то время познакомившийся
с нею.
Придя
с работы, жена стояла над примусом,
бегала по очередям, слушала ворчания мужа за поздний обед, по воскресеньям стирала
с домработницей белье.
На хороших лошадях, в щегольских санках, приехал Оська Головастов
с товарищем Бутыркиным, местным активистом в районном масштабе. Пили чай, обменивались впечатлениями от
работы в своих районах. У Оськи по губам
бегала хитрая, скрытно торжествующая улыбка. Он спросил...
—
С родительского благословения, — глухо отвечал он, — а о душе его я двадцать четыре года непрестанно молюсь, по всей Рассее-матушке исколесил, у престолов всех угодников земные поклоны клал, для того и
с работ шесть раз
бегал, холод и голод принимал, и тело мое все плетьми исполосовано…
— Гнать! Безусловно! — согласилась Бася. — И таких мало — рассчитывать, нужно, чтобы в их трудовых книжках было помечено, что они
сбежали с трудового фронта и, значит, не нуждаются в
работе. Ни один из этих предателей не должен быть принят обратно на завод. Ступай на биржу! И
работу этому — в последнюю очередь!
Он говорил развязно и
с большим достоинством, но страх не покидал его и маленькой мышкой
бегал по телу, а минутами воздух точно застревал в груди и земля уходила из-под ног. Хотелось скорее к баррикаде, казалось, что, когда он возьмется за
работу, никто уже не посмеет его тронуть. Дорогою — нужно было пройти
с четверть версты — он старался быть дальше от Петрова и ближе к молодому, сияющему, и даже вступил
с последним в беседу...