Неточные совпадения
— Там — все наше, вплоть до реки Белой наше! — хрипло и так громко сказали за столиком сбоку от Самгина, что он и еще многие оглянулись на кричавшего. Там сидел краснолобый, большеглазый,
с густейшей светлой бородой и сердитыми усами, которые не закрывали толстых
губ ярко-красного цвета,
одной рукою,
с вилкой в ней, он писал узоры в воздухе. — От Бирска вглубь до самых гор — наше! А жители там — башкирье, дикари, народ негодный, нерабочий, сорье на земле, нищими по золоту
ходят, лень им золото поднять…
Вздрогнув, Самгин
прошел во двор. На крыльце кухни сидел тощий солдатик,
с желтым, старческим лицом,
с темненькими глазками из
одних зрачков; покачивая маленькой головой, он криво усмехался тонкими
губами и негромко, насмешливым тенорком говорил Калитину и водопроводчику...
— Она гуляла задумчиво
одна… — тихо говорил он, а Полина Карповна, играя цепочкой его часов, подставляла свое ухо к его
губам. — Я шел по ее следам, хотел наконец допроситься у ней ответа… она
сошла несколько шагов
с обрыва, как вдруг навстречу ей вышел…
Губернатор, оставшись
один, принялся читать последний его рапорт. Улыбка не
сходила с его
губ в продолжение всего этого чтения.
Показалось Александрову, что он знал эту чудесную девушку давным-давно, может быть, тысячу лет назад, и теперь сразу вновь узнал ее всю и навсегда, и хотя бы
прошли еще миллионы лет, он никогда не позабудет этой грациозной, воздушной фигуры со слегка склоненной головой, этого неповторяющегося, единственного «своего» лица
с нежным и умным лбом под темными каштаново-рыжими волосами, заплетенными в корону, этих больших внимательных серых глаз, у которых раек был в тончайшем мраморном узоре, и вокруг синих зрачков играли крошечные золотые кристаллики, и этой чуть заметной ласковой улыбки на необыкновенных
губах, такой совершенной формы, какую Александров видел только в корпусе, в рисовальном классе, когда, по указанию старого Шмелькова, он срисовывал
с гипсового бюста
одну из Венер.
Захария во все время этого рассказа
ходил тою же подпрыгивающею походкой и лишь только на секунду приостанавливался, по временам устранял со своего пути то
одну, то другую из шнырявших по комнате белокурых головок, да когда дьякон совсем кончил, то он при самом последнем слове его рассказа, закусив
губами кончик бороды, проронил внушительное: «Да-с, да, да, да, однако ничего».
Час спустя Елена,
с шляпою в
одной руке,
с мантильей в другой, тихо входила в гостиную дачи. Волосы ее слегка развились, на каждой щеке виднелось маленькое розовое пятнышко, улыбка не хотела
сойти с ее
губ, глаза смыкались и, полузакрытые, тоже улыбались. Она едва переступала от усталости, и ей была приятна эта усталость; да и все ей было приятно. Все казалось ей милым и ласковым. Увар Иванович сидел под окном; она подошла к нему, положила ему руку на плечо, потянулась немного и как-то невольно засмеялась.
Так куда же было пану Кнышевскому подумать тягаться
с батенькою, так уважаемым и чтимым не только всею полковою старшиною, но и самим ясновельможным паном полковником? Где бы и как он ни повел дело, все бы дошло до рассудительности пана полковника, который
один решал все и всякого рода дела. Мог ли выиграть ничтожный дьячок против батеньки, который был"пан на всю
губу"? И потому он и бросил все дело, униженно прося батеньку, чтобы уже ни
один паныч не
ходил к нему в школу.
Выбравшись на свежий воздух, Дутлов отошел
с дороги к липкам, даже распоясался, чтобы ловчее достать кошель, и стал укладывать деньги.
Губы его шевелились, вытягиваясь и растягиваясь, хотя он и не произносил ни
одного звука. Уложив деньги и подпоясавшись, он перекрестился и пошел, как пьяный колеся по дорожке: так он был занят мыслями, хлынувшими ему в голову. Вдруг увидел он перед собой фигуру мужика, шедшего ему навстречу. Он кликнул: это был Ефим, который,
с дубиной, караульщиком
ходил около флигеля.
Часто, оставаясь
один, он быстро
ходил по комнате и воображал себе свою бешеную ссору
с доктором. Иногда он давал ему пощечину, иногда стрелял в него. При этом он бледнел от волнения, и
губы у него белели, сохли, холодели и дергались.
Вязовнин ему сперва не противоречил; но вот он понемногу начал замечать, что без Крупицына ему было скучно дома. Жена нисколько его не стесняла; напротив, он иногда о ней забывал вовсе и по целым утрам не говорил
с ней ни слова, хотя всегда
с удовольствием и нежностью глядел ей в лицо и всякий раз, бывало, когда она своей легкой поступью
проходила мимо его, ловил и целовал ее руку, что непременно вызывало улыбку на ее
губы. Улыбка эта была все та же, которую он так любил; но довольно ли
одной улыбки?
Девицы и дамы,
с которыми я знаком, также необыкновенно умны и важны. Все они одинаковы; одинаково одеваются, одинаково говорят, одинаково
ходят, и только та разница, что у
одной губы сердечком, а У другой, когда она улыбается, рот широк, как у налима.
Дьякон сел и
с мельчайшими подробностями передал отцу Захарию всю свою историю
с Данилой и
с отцом Туберозовым. Захария, во все время этого рассказа, все
ходил тою же подпрыгивающей походкой. Только лишь он на секунду приостанавливался, по временам устранял
с своего пути то
одну, то другую из шнырявших по комнате белокурых головок, да когда дьякон совсем кончил, то, при самом последнем слове его рассказа, закусив
губами кончик бороды, проронил внушительное: «Да-с, да, да, да — однако, ничего».