Неточные совпадения
Когда они вошли, девочка в одной рубашечке сидела в креслице у стола и обедала бульоном, которым она облила всю свою грудку. Девочку кормила и, очевидно, с ней вместе сама ела девушка
русская, прислуживавшая в детской. Ни кормилицы, ни няни не было; они были в соседней комнате, и оттуда слышался их говор на странном французском
языке, на котором они только и могли между собой изъясняться.
— Вот это всегда так! — перебил его Сергей Иванович. — Мы,
Русские, всегда так. Может быть, это и хорошая наша черта — способность видеть свои недостатки, но мы пересаливаем, мы утешаемся иронией, которая у нас всегда готова на
языке. Я скажу тебе только, что дай эти же права, как наши земские учреждения, другому европейскому народу, — Немцы и Англичане выработали бы из них свободу, а мы вот только смеемся.
Хорошо ли, дурно ли мы поступили, это другой вопрос; но жребий брошен, — сказал он, переходя с
русского на французский
язык, — и мы связаны на всю жизнь.
Вера больна, очень больна, хотя в этом и не признается; я боюсь, чтобы не было у нее чахотки или той болезни, которую называют fievre lente [Fievre lente — медленная, изнурительная лихорадка.] — болезнь не
русская вовсе, и ей на нашем
языке нет названия.
Александр Петрович имел дар слышать природу
русского человека и знал
язык, которым нужно говорить с ним.
Притом не знал и другого
языка, кроме
русского.
Где же тот, кто бы на родном
языке русской души нашей умел бы нам сказать это всемогущее слово: вперед? кто, зная все силы, и свойства, и всю глубину нашей природы, одним чародейным мановеньем мог бы устремить на высокую жизнь
русского человека? Какими словами, какой любовью заплатил бы ему благодарный
русский человек. Но веки проходят за веками; полмиллиона сидней, увальней и байбаков дремлют непробудно, и редко рождается на Руси муж, умеющий произносить его, это всемогущее слово.
Но как ни исполнен автор благоговения к тем спасительным пользам, которые приносит французский
язык России, как ни исполнен благоговения к похвальному обычаю нашего высшего общества, изъясняющегося на нем во все часы дня, конечно, из глубокого чувства любви к отчизне, но при всем том никак не решается внести фразу какого бы ни было чуждого
языка в сию
русскую свою поэму.
— Иной раз, право, мне кажется, что будто
русский человек — какой-то пропащий человек. Нет силы воли, нет отваги на постоянство. Хочешь все сделать — и ничего не можешь. Все думаешь — с завтрашнего дни начнешь новую жизнь, с завтрашнего дни примешься за все как следует, с завтрашнего дни сядешь на диету, — ничуть не бывало: к вечеру того же дни так объешься, что только хлопаешь глазами и
язык не ворочается, как сова, сидишь, глядя на всех, — право и эдак все.
Наконец ему удавалось остановить раскачавшийся
язык, тогда он переходил на другую кладку, к маленьким колоколам, и, черный, начинал судорожно дергать руками и ногами, вызванивая «Славься, славься, наш
русский царь».
Он представил себя богатым, живущим где-то в маленькой уютной стране, может быть, в одной из республик Южной Америки или — как доктор Руссель — на островах Гаити. Он знает столько слов чужого
языка, сколько необходимо знать их для неизбежного общения с туземцами. Нет надобности говорить обо всем и так много, как это принято в России. У него обширная библиотека, он выписывает наиболее интересные
русские книги и пишет свою книгу.
Он отказался, а она все-таки увеличила оклад вдвое. Теперь, вспомнив это, он вспомнил, что отказаться заставило его смущение, недостойное взрослого человека: выписывал и читал он по преимуществу беллетристику
русскую и переводы с иностранных
языков; почему-то не хотелось, чтоб Марина знала это. Но серьезные книги утомляли его, обильная политическая литература и пресса раздражали. О либеральной прессе Марина сказала...
Она иногда читала, никогда не писала, но говорила хорошо, впрочем, больше по-французски. Однако ж она тотчас заметила, что Обломов не совсем свободно владеет французским
языком, и со второго дня перешла на
русскую речь.
Штольц был немец только вполовину, по отцу: мать его была
русская; веру он исповедовал православную; природная речь его была
русская: он учился ей у матери и из книг, в университетской аудитории и в играх с деревенскими мальчишками, в толках с их отцами и на московских базарах. Немецкий же
язык он наследовал от отца да из книг.
Как в школе у
русского учителя, он не слушал законов строения
языка, а рассматривал все, как говорит профессор, как падают у него слова, как кто слушает.
— «Да как ты сделаешь?» — «Это уж, если не обидно вашей светлости, — наш секрет-с», — говорит, и, знаете,
русским этаким
языком.
Замечу тоже, что, кажется, ни на одном европейском
языке не пишется так трудно, как на
русском.
Сами якуты, затрудняясь названием многих занесенных
русскими предметов, называют их
русскими именами, которые и вошли навсегда в состав якутского
языка.
Вот уж другую станцию еду в телеге, или скате, как ее называют здесь и
русские и якуты, не знаю только на каком
языке.
Сличались греческий, славянский и
русский тексты с переводом на якутский
язык.
Кроме этих терминов, целиком перешедших к нам при Петре Великом из голландского
языка и усвоенных нашим флотом, выработалось в морской практике еще свое особое,
русское наречие.
Я забыл сказать, что для якутской грамоты приняты
русские буквы с незначительным изменением некоторых из них посредством особых знаков, чтобы пополнить недостаток в нашем
языке звуков, частью гортанных, частью носовых.
Ураса. — Станционный смотритель. — Ночлег на берегу Лены. — Перевоз. — Якутск. — Сборы в дорогу. — Меховое платье. —
Русские миссионеры. — Перевод Св. Писания на якутский
язык. — Якуты, тунгусы, карагаули, чукчи. — Чиновники, купцы. — Проводы.
«Однако подои корову», — вдруг, ни с того ни с сего, говорит один другому
русский якут: он
русский родом, а по
языку якут.
Японцы тихо, с улыбкой удовольствия и удивления, сообщали друг другу замечания на своем звучном
языке. Некоторые из них, и особенно один из переводчиков, Нарабайоси 2-й (их два брата, двоюродные, иначе гейстра), молодой человек лет 25-ти, говорящий немного по-английски, со вздохом сознался, что все виденное у нас приводит его в восторг, что он хотел бы быть европейцем,
русским, путешествовать и заглянуть куда-нибудь, хоть бы на Бонинсима…
—
Русские говорят по-французски, по-английски и по-немецки; нам следовало бы знать один из этих
языков».
По-французски он не знал ни слова. Пришел зять его, молодой доктор, очень любезный и разговорчивый. Он говорил по-английски и по-немецки; ему отвечали и на том и на другом
языке. Он изъявил, как и все почти встречавшиеся с нами иностранцы, удивление, что
русские говорят на всех
языках. Эту песню мы слышали везде. «Вы не
русский, — сказали мы ему, — однако ж вот говорите же по-немецки, по-английски и по-голландски, да еще, вероятно, на каком-нибудь из здешних местных наречий».
Мне наскучил якутский
язык, я обрадовался
русскому, даже и этому, хотя не все и по-русски понимал.
Чудное
русское слово «правда», которое не имеет соответствующего выражения на других
языках.
Совершенно сообразно этой истории, Бьюмонт, родившийся и до 20 лет живший в Тамбовской губернии, с одним только американцем или англичанином на 20 или 50 или 100 верст кругом, с своим отцом, который целый день был на заводе, сообразно этой истории, Чарльз Бьюмонт говорил по — русски, как чистый
русский, а по — английски — бойко, хорошо, но все-таки не совершенно чисто, как следует человеку, уже только в зрелые годы прожившему несколько лет в стране английского
языка.
— Вы
русские? — сорвалось у меня невольно с
языка.
Главное достоинство Павлова состояло в необычайной ясности изложения, — ясности, нисколько не терявшей всей глубины немецкого мышления, молодые философы приняли, напротив, какой-то условный
язык, они не переводили на
русское, а перекладывали целиком, да еще, для большей легкости, оставляя все латинские слова in crudo, [в нетронутом виде (лат.).] давая им православные окончания и семь
русских падежей.
Старик Филимонов имел притязания на знание немецкого
языка, которому обучался на зимних квартирах после взятия Парижа. Он очень удачно перекладывал на
русские нравы немецкие слова: лошадь он называл ферт, яйца — еры, рыбу — пиш, овес — обер, блины — панкухи. [Искаженные немецкие слова: Pferd — лошадь; Eier — яйца; Fisch — рыба; Hafer — oвec; Pfannkuchen — блины.]
He-немцы, с своей стороны, не знали ни одного (живого)
языка, кроме
русского, были отечественно раболепны, семинарски неуклюжи, держались, за исключением Мерзлякова, в черном теле и вместо неумеренного употребления сигар употребляли неумеренно настойку.
Учитель
русского и славянского
языка, Егоров, был еще толще Лемпи.
Богословские произведения Хомякова были запрещены в России цензурой, и они появились за границей на французском
языке и лишь значительно позже появились на
русском.
Писал он очень старомодно,
языком, не свойственным
русской литературе, и читать его было не очень приятно.
Высказывалась мысль, что перевод Священного Писания Кириллом и Мефодием на славянский
язык был неблагоприятен для развития
русской умственной культуры, ибо произошел разрыв с греческим и латинским
языком.
Шато-де-флёрские гувернантки не помогли, и до двадцати лет наш воспитанник не научился даже говорить ни на каком
языке, не исключая и
русского.
Прилагаю переписку, которая свидетельствует о всей черноте этого дела. [В Приложении Пущин поместил полученные Пушкиным анонимные пасквили, приведшие поэта к роковой дуэли, и несколько писем, связанных с последней (почти все — на французском
языке; их
русский перевод — в «Записках» Пущина о Пушкине, изд. Гослитиздата, 1934 и 1937). Здесь не приводятся, так как не находятся в прямой связи с воспоминаниями Пущина о великом поэте и не разъясняют историю дуэли.]
Сконфузился ли он и не знал, кто его спрашивал, или дурной
русский выговор, которым сделан был ему вопрос, — только все это вместе почему-то побудило его откликнуться на французском
языке и в мужском роде.
Пришлите мне какое-нибудь сочинение на французском
языке, с которого перевод мог бы быть напечатан на
русском и с выгодою продан, — я найду средства скоро и по возможности хорошо его перевести и способ его к вам доставить.
Одна из них «замечательна справедливостью к
русским, это не часто встречается на иностранных
языках».]
— Н… ну, какие склонности! Помилуйте, это все выдумки. Я сказала, чтобы у меня в доме этих
русских романов не было. Это всё
русские романы делают. Пусть читают по-французски: по крайней мере
язык совершенствуют.
Впоследствии она где-то достала гравированный портрет Бухана, и четыре стиха, напечатанные под его портретом на французском
языке, были кем-то переведены
русскими стихами, написаны красиво на бумажке и наклеены сверх французских.
— Это так, — подтвердил Вихров, — без
языков — дело плохое: читая одну
русскую литературу, далеко не уйдешь, и главное дело — немецкий
язык!.. Мой один приятель Неведомов говаривал, что человек, не знающий немецкого
языка, ничего не знает.
У учителя французского
языка,
русского поляка, был парадный чай с сладкими печениями, а потом сели за несколько столов в винт.
Вообще заметно, что здесь материя преобладает над духом, и что страсти и неумеренные увеселения плоти, говоря
языком старинных
русских романов,"оставили на нем свои глубокие бразды".
Даже
языка у них никакого настоящего не было, ни
русского, ни татарского, а говорили слово по-нашему, слово по-татарски, а то промеж себя невесть по-каковски.
— Вот-вот-вот. Был я, как вам известно, старшим учителем латинского
языка в гимназии — и вдруг это наболело во мне… Всё страсти да страсти видишь… Один пропал, другой исчез… Начитался, знаете, Тацита, да и задал детям, для перевода с
русского на латинский, период:"Время, нами переживаемое, столь бесполезно-жестоко, что потомки с трудом поверят существованию такой человеческой расы, которая могла оное переносить!"7