Неточные совпадения
Левин чувствовал, что брат Николай
в душе своей,
в самой основе своей души, несмотря на всё безобразие своей жизни, не был более неправ, чем те люди, которые презирали его. Он не был виноват
в том, что
родился с своим неудержимым характером и стесненным чем-то
умом. Но он всегда хотел быть хорошим. «Всё выскажу ему, всё заставлю его высказать и покажу ему, что я люблю и потому понимаю его», решил сам с собою Левин, подъезжая
в одиннадцатом часу к гостинице, указанной на адресе.
Зло порождает зло; первое страдание дает понятие о удовольствии мучить другого; идея зла не может войти
в голову человека без того, чтоб он не захотел приложить ее к действительности: идеи — создания органические, сказал кто-то: их рождение дает уже им форму, и эта форма есть действие; тот,
в чьей голове
родилось больше идей, тот больше других действует; от этого гений, прикованный к чиновническому столу, должен умереть или сойти с
ума, точно так же, как человек с могучим телосложением, при сидячей жизни и скромном поведении, умирает от апоплексического удара.
И сердцем далеко носилась
Татьяна, смотря на луну…
Вдруг мысль
в уме ее
родилась…
«Поди, оставь меня одну.
Дай, няня, мне перо, бумагу
Да стол подвинь; я скоро лягу;
Прости». И вот она одна.
Всё тихо. Светит ей луна.
Облокотясь, Татьяна пишет.
И всё Евгений на
уме,
И
в необдуманном письме
Любовь невинной девы дышит.
Письмо готово, сложено…
Татьяна! для кого ж оно?
«Идея человечества так же наивна, как идея божества. Пыльников — болван. Никто не убедит меня, что мир делится на рабов и господ. Господа
рождаются в среде рабов. Рабы враждуют между собой так же, как и владыки. Миром двигают силы
ума, таланта».
— Тогда Саваоф,
в скорби и отчаянии, восстал против Духа и, обратив взор свой на тину материи, направил
в нее злую похоть свою, отчего и
родился сын
в образе змея. Это есть —
Ум, он же — Ложь и Христос, от него — все зло мира и смерть. Так учили они…
Мой отец считал религию
в числе необходимых вещей благовоспитанного человека; он говорил, что надобно верить
в Священное писание без рассуждений, потому что
умом тут ничего не возьмешь, и все мудрования затемняют только предмет; что надобно исполнять обряды той религии,
в которой
родился, не вдаваясь, впрочем,
в излишнюю набожность, которая идет старым женщинам, а мужчинам неприлична.
Выходило все-таки «не то»… И странно: порой, когда я не делал намеренных усилий,
в уме пробегали стихи и рифмы, мелькали какие-то периоды, плавные и красивые… Но они пробегала непроизвольно и не захватывали ничего из жизни… Форма как будто
рождалась особо от содержания и упархивала, когда я старался охватить ею что-нибудь определенное.
В ее
уме все лучшее теперь неразрывно связывалось с теми людьми, с которыми она жила, —
в этом доме она
родилась вторично.
— Я, как анархист, отчасти понимаю тебя, — сказал задумчиво Лихонин. Он как будто бы слушал и не слушал репортера. Какая-то мысль тяжело,
в первый раз,
рождалась у него
в уме. — Но одного не постигаю. Если уж так тебе осмердело человечество, то как ты терпишь, да еще так долго, вот это все, — Лихонин обвел стол круглым движением руки, — самое подлое, что могло придумать человечество?
Князь поцеловал у ней за это руку. Она взглянула на тюрик с конфектами: он ей подал весь и ушел.
В уме его
родилось новое предположение. Слышав, по городской молве, об отношениях Калиновича к Настеньке, он хотел взглянуть собственными глазами и убедиться,
в какой мере это было справедливо. Присмотревшись
в последний визит к Калиновичу, он верил и не верил этому слуху. Все это князь
в тонких намеках объяснил Полине и прибавил, что очень было бы недурно пригласить Годневых на вечер.
В догматике ее рассказывается, что бог Саваоф, видя, что христианство пало на земле от пришествия некоего антихриста из монашеского чина, разумея, без сомнения, под этим антихристом патриарха Никона […патриарх Никон —
в миру Никита Минов (1605—1681), выдающийся русский религиозный деятель.], сошел сам на землю
в лице крестьянина Костромской губернии, Юрьевецкого уезда, Данилы [Данила Филиппов (
ум.
в 1700 г.) — основатель хлыстовской секты.], или, как другие говорят, Капитона Филипповича; а между тем
в Нижегородской губернии, сколько мне помнится, у двух столетних крестьянских супругов Сусловых
родился ребенок-мальчик, которого ни поп и никто из крестьян крестить и воспринять от купели не пожелали…
Ты смеешь умствовать, когда век заблуждаться
Высокого
ума есть
в мире сём удел,
К трудам
родимся мы, а
в неге наслаждаться
Есть — счастия предел.
Высокий дух державный.
Дай бог ему с Отрепьевым проклятым
Управиться, и много, много он
Еще добра
в России сотворит.
Мысль важная
в уме его
родилась.
Не надобно ей дать остыть. Какое
Мне поприще откроется, когда
Он сломит рог боярству родовому!
Соперников во брани я не знаю;
У царского престола стану первый…
И может быть… Но что за чудный шум?
Вот что раскусить надо! Вот что должен человек помнить? Мы
родимся, ничего не имеем, так и
в могилу. Для чего же трудимся? Вот философия! Что наш
ум? Что он может постигнуть?
Всякий шаг Чацкого, почти всякое слово
в пьесе тесно связаны с игрой чувства его к Софье, раздраженного какою-то ложью
в ее поступках, которую он и бьется разгадать до самого конца. Весь
ум его и все силы уходят
в эту борьбу: она и послужила мотивом, поводом к раздражениям, к тому «мильону терзаний», под влиянием которых он только и мог сыграть указанную ему Грибоедовым роль, роль гораздо большего, высшего значения, нежели неудачная любовь, словом, роль, для которой и
родилась вся комедия.
Кстати еще одно замечание об этом восхитительном напитке — чае. Ведь надобно же
родиться такому
уму, какой гнездился
в необыкновенно большой голове брата Павлуся! Все мы пили чай: и батенька, и маменька, и мы, и сестры, и домине Галушкинский; но никому не пришло такой счастливой догадки и богатой мысли. Он, выпивши свою чашку и подумавши немного, сказал:"Напиток хорош, но сам по себе пресен очень, — рюмку водки сюда, и все бы исправило".
Нужно
родиться в культурном обществе для того, чтобы найти
в себе терпение всю жизнь жить среди него и не пожелать уйти куда-нибудь из сферы всех этих тяжелых условностей, узаконенных обычаем маленьких ядовитых лжей, из сферы болезненных самолюбий, идейного сектантства, всяческой неискренности, — одним словом, из всей этой охлаждающей чувство, развращающей
ум суеты сует.
Зыбкина. Такой уж от рождения. Ты помнишь, когда он родился-то?
В этот год дела наши расстроились; из богатства мы пришли
в бедность; муж долго содержался за долги, а потом и помер — сколько горя-то было у меня. Вот, должно быть, на ребенка-то и подействовало, и вышел он с повреждением
в уме.
В думах он обыкновенно старался передать свои сомнения, свои вопросы, которые
рождались в его
уме при взгляде на мир.
«Юноша, — говорил он сам с собою, — прелестное время… тогда
родятся высокие мысли; где-то теперь друг моей юности?..» И воспоминание чего-то давно прошедшего навертывалось
в уме его и манило к себе; но он был царем души своей, остановил порыв и продолжал: «Минутная злоба на мир, мечтаемое отчаяние, которое так любят юноши, — вот что их гонит, а пуще всего гордость.
— Видишь ли, Пантелей Прохорыч, — собравшись с силами, начал Алексей свою исповедь, — у отца с матерью был я дитятко моленное-прошенное, первенцом
родился, холили они меня, лелеяли, никогда того на
ум не вспадало ни мне, ни им, чтоб привелось мне когда
в чужих людях жить, не свои щи хлебать, чужим сýгревом греться, под чужой крышей спать…
Иногда ему казалось, что эта мысль
рождалась в его
уме из затаенного им эгоистического желания, чтобы безумно любимая им девушка, обладать которой ему не было суждено, не принадлежала никому, и он мучился сознанием этого грешного помышления и всеми силами старался от него отделаться, но оно преследовало его против его воли.
— Немудрено, что пан так щедр, — ввернул тут свое замечание пузатенький господин, — он
родился под счастливыми созвездиями Венеры и Меркурия: эмблемы понятны — любовь и торг. Он нашел неистощимый клад
в сердце одной вдовы-купчихи, которой муж оставил огромное денежное состояние. Старушка от него без
ума: что ни визит, то, думаю, тысяча.